Сталин и НКВД

– строительство социализма в СССР в основном закончилось, но в результате у власти оказалась привилегированная бюрократическая группа;

– партия переживает кризис ценностей;

– в обществе зреет глухое недовольство в связи с несоответствием между провозглашенными идеалами и реальностью;

– СССР находится в буржуазном окружении, более того, с момента прихода фашистов к власти в Германии, создалась угроза единого антисоветского лагеря.

Сознание, воспитанное в духе «классового подхода» неизбежно должно было искать всему происходящему классовую оценку. И она была дана – «буржуазный контрреволюционный заговор части правящего слоя».

Смена Ягоды Ежовым совпала с изменением направления работы НКВД – основной удар был перенесен с «троцкистов» на «правых». Обычно между тремя событиями – самоубийством Томского, телеграммой Сталина о замене Ягоды Ежовым и изменением направления следствия – не находят причинно-следственных связей. А между тем, в то время, видимо, они связывались между собой. Ягоду потом будут обвинять в том, что он «правый», а «правые» хотят реставрации капитализма. Не важно, что реальные «правые» Бухарин и Рыков не хотели капитализма. Важно, что им был создан такой образ – «защитников кулаков» и «пособников фашизма». Особенно очевидно это стало в марте 1938 года на процессе «право-троцкистского блока», который подается, как фашистский.

Формулируется эта мысль прокурором Вышинским не сразу. Ядром заговора были «правые». Бухарин довольно подробно рассуждает на эту тему, и его слова обладают логической, а иногда и психологической убедительностью (приведу всю цитату): «Правые контрреволюционеры были, как будто, на первое время «уклоном», как будто, на первый взгляд, такие, которые начинали с недовольства в связи с коллективизацией, с недовольства в связи с индустриализацией, что, якобы, индустриализация губит производство. Это было, на первый взгляд, основное. Затем вышла рютинская платформа. Когда… все средства, все лучшие силы были брошены на индустриализацию страны, на коллективизацию, мы очутились буквально в 24 часа на другой стороне, мы очутились с кулаками, с контрреволюционерами, мы тогда очутились с капиталистическими остатками…. Отсюда и вытекает основной смысл, оценка, с точки зрения субъективной, ясна. Тут получился у нас очень интересный процесс переоценки индивидуального хозяйства, переползание в его идеализацию, в идеализацию собственника… В программе – зажиточное крестьянское хозяйство индивидуала, а кулачок, по сути дела, превращается в самоцель… В 1917 году никому бы из членов партии, в том числе и мне, не пришло бы в голову жалеть каких-нибудь убиенных белогвардейцев, а в период ликвидации кулачества, в 1929–1930 году, мы жалели раскулаченных из так называемых гуманитарных соображений. Кому бы из нас пришло в голову вменять разруху в области нашей экономики в 1919 году, вменять эту разруху большевикам, а не саботажу? Никому. Это просто звучало бы совершенно открыто как измена. А ведь уже в 1928 году я сам дал формулу относительно военно-феодальной эксплуатации крестьянства, то есть вменял издержки классовой борьбы не классу, враждебному по отношению к пролетариату, а именно руководству самого пролетариата. Это же поворот уже на 180 градусов. Это значит, здесь идейно-политические установки переросли в установки контрреволюционные. Кулацкое хозяйство и его интересы стали фактически программным пунктом. Логика борьбы привела к логике идей и к перемене нашей психологии, к контрреволюционизированию наших целей».

Справедливости ради следует заметить, что Бухарин, конечно, преувеличивает (уж не буду рассуждать, приукрашивает или наоборот клевещет на себя). Он не был реально контрреволюционером, он просто «додумывает» то развитие позиции правых, которое могло произойти и которое от него ждал Сталин. Но сама логика рассуждений интересна. Бухарин правильно говорит, что либо гуманность, либо революционная целесообразность – их трудно совместить. Приняв позицию гуманности, правые неизбежно должны были прийти к отрицанию революционного насилия (в том числе и по отношению к крестьянству). А это значит перейти к защите частной собственности – контрреволюции.

«Бухарин: «Как раз к этому самому моменту получилась такая ситуация, что Троцкий свой левацкий мундир должен был сбросить. Когда дело дошло до точных формулировок того, что же нужно, в конце концов, делать, то сразу обнаружилась его правая платформа, то есть он должен был говорить относительно деколлективизации и так далее.

Вышинский: То есть вы идейно вооружили и троцкизм?

Бухарин: Совершенно верно. Тут такое было соотношение сил, что Троцкий давил в смысле обострения методов борьбы, а мы до известной степени его вооружали идеологически».

Это и было сущностью идеологической конструкции «право-троцкистский центр». Правая идеология и троцкизм («терроризм» и «заговор») как методы борьбы (правые ведь – только «уклон»). В результате, «московские правые заговорщики» стали позиционироваться на суде как пособники немецких фашистов и фактически – фашисты.

«Бухарин: Внутри страны наша фактическая программа – сползание не только на рельсы буржуазно-демократической свободы, но в политическом смысле – на рельсы, где есть, несомненно, элементы цезаризма (выделено мной… – В. Н.).

Вышинский: Говорите просто – фашизма (выделено мной… —В. Н.).

Бухарин: Если в кругах «право-троцкистсикого блока» была идейная ориентация на кулачество и, в то же самое время, ориентация на дворцовый и государственный переворот, на военный заговор, на преторианскую гвардию контрреволюционеров, то это есть не что иное, как элементы фашизма.

Вышинский: Короче говоря, вы скатились к прямому оголтелому фашизму.

Бухарин: Да, это правильно, хотя мы и не ставили всех точек над «и».

Конечно, социологически и политически Бухарин определял объявленную программу как «цезаризм» (бонапартизм) точнее, но сталинской группе надо было сделать врага страшнее (или он казался страшнее?).

Кроме того «правых» в Москве поддерживали «сепаратисты» в союзных республиках, которые все оказались «национал-фашистами» (Шарнгович, Икрамов, Ходжаев).

Попытка трезво оценить внешнеполитическую ситуацию также интерпретировалась, как «сползание к фашизму». «Ходжаев: Мы имели с Бухариным довольно продолжительную беседу вокруг этих вопросов. Бухарин тогда только вернулся из поездки по европейским странам. Он говорил о стабилизации капитализма, о том, что в этом деле сыграл огромную роль фашизм, особенно немецкий фашизм.

Вышинский: Хвалил фашизм?

Ходжаев: Я понимаю это как восхваление фашизма. Он говорил, что фашистская Германия сейчас всеми силами работает над тем, чтобы сделать Германию гегемоном Европы, что методом для этого является фашизация всей Европы…»

Скорее всего, Бухарин просто анализировал международную ситуацию, складывающуюся для СССР летом 1936 неблагоприятно, но теперь его интерпретировали иначе.

Итак, миру социализма противостоит «фашизм», и если не принять мер, то вредители и шпионы сделают так, что в Советском Союзе победят фашисты. По сути, чекисты снова получили возможность принять активное участие во внутрипартийной борьбе. Однако, в отличие от того, что было в 1918–1928 гг. после телеграммы Сталина они превратились в главный инструмент этой борьбы.

«Большая Чистка»

Сложившаяся ситуация создала благоприятные возможности для превращения руководителей НКВД в самостоятельную политическую силу. Тем более, что, как будет показано ниже, «левый поворот» вполне отвечал настроениям части «Почетных чекистов».

После пленума руководство НКВД сразу приступило к реализации нового курса. Прежде чем перейти собственно к описанию событий, надо сделать несколько методологических уточнений. В исследовании «Сталин и НКВД» я предложил проводить различие между репрессиями против широких слоев населения и против номенклатуры (расстрелы членов ЦК, которым уделяется так много внимания в исследованиях историков, – лишь вершина айсберга). Назовем (лишь условно) первый процесс «Большим террором», а второй – «Большой чисткой». Вероятно, оба процесса тесно связаны между собой, но есть и важные различия.

Начнем с формального, на первый взгляд, «процедурного момента». Механизм принятия решения о репрессировании того или иного человека был различен. Часть граждан (40–44 тыс.) были осуждены Военной Коллегией Верховного Суда (ВКВС). Перед тем, как вопрос рассматривался судом, он проходил утверждение Политбюро. НКВД направляло Сталину т. н. расстрельные списки (сохранилось 383 списка на 44,5 тысячи имен) по «первой» (расстрел) и «второй» (как правило, 10 лет лишения свободы) категориям, которые Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов и другие просматривали, подписывали и таким образом предопределяли решение Военной Коллегии Верховного Суда. В количественном отношении изменения членов Политбюро незначительны: вычеркнуто 95 имен, изменена мера наказания для 35.

Именно через «расстрельные списки» проходят имена видных партийных деятелей, в том числе и большинство членов ЦК ВКП(б), военачальников, а также представителей интеллигенции, писателей и других культурных деятелей.

Значительно больше граждан СССР было репрессировано во внесудебном порядке. 1 августа 1937 года на основании приказа № 00447 началась т. н. «кулацкая операция», по которой подлежали репрессированию «антисоветски настроенные» бывшие кулаки, бывшие члены антикоммунистических партий, некоторые священники и, наконец, уголовники. Они также были разбиты на 2-й категории: 1 категория подлежала расстрелу, 2 категория должна была провести 10 лет в заключении. Решение вопроса о том, кого репрессировать и по какой категории, принадлежало созданной специально для этого «тройке» (она включала в себя руководителя НКВД региона, представителя партийного руководства и прокуратуры). Руководство каждого региона получало «лимит» на осуществление репрессий, однако, как правило, регулярно обращалось в Центр с просьбой о пересмотре лимитов. В результате «кулацкой операции» было репрессировано почти 387 тысяч человек по 1-й категории и 389 тысяч по 2-й категории.

Летом 1937 года начались и т. н. «национальные операции»: польская (Приказ 00485), немецкая (Приказ № 00439), харбинская (Приказ № 00593), затем латышская (Приказ № 49990) и др. Удар наносился по «шпионам» и «диверсантам» определенных национальностей. Решение о репрессиях в проведении этой операции принимала т. н. «двойка»: комиссия из руководителей НКВД и Прокуратуры. То есть это так же была внесудебная расправа. «Двойка» в регионе не имела право самостоятельно осудить заключенного (этим она отличалась от «тройки» кулацкой операции). Списки арестованных направлялись в центр, где решение должна была принимать комиссия НКВД СССР (Ежов) и Прокуратуры СССР (Вышинский). Входе национальных операций были так же уничтожены сотни тысяч людей: в результате польской – более 104 тыс., немецкой – 31 тыс., латышской – более 17 тыс. и т. д.

Рискну высказать предположение, что столь разная юридическая процедура – отражение разных социально-политических процессов. Значительная часть осужденных через Военную Коллегию Верховного Суда (не менее половины) – члены ВКП(б), часто представители партийно-государственного аппарата и офицеры. Как можно понять, удар по этой группе населения требовал более жесткого контроля со стороны членов Политбюро. «Массовые операции» были направлены, прежде всего, против широких слоев населения (большинство репрессированных – крестьяне и рабочие), представителей правящей партии среди них было значительно меньше.

У этих явлений разная хронология – обычно и мемуаристы, и исследователи ищут начало «Большой чистки» в убийстве Кирова (на самом деле, как будет показано ниже, надо начинать с лета 1936 года), в то время как дата начала «массовых операций» явно иная – лето 1937. В дальнейшем будет показано, что и окончание «чистки» не совпадает с окончанием массовых операций.

Представляется, что многие ошибки исследователей возникают из-за того, что два этих процесса неправомерно смешиваются. На самом деле, «Большая чистка» может иметь одни причины и механизмы развития, а «Большой террор» – другие.

Особенность данного исследования в том, что оно построено на анализе статистического материала: выявлении особенностей хода репрессий в разных регионах страны. В общей сложности было изучено около 128 тыс. справок на репрессированных, которые содержатся в книгах памяти. Была сделана попытка выявить эволюцию социокультурных и национальных характеристик лиц, оказавшихся жертвами террора.

Ход «Большой Чистки» (репрессий номенклатурных работников) можно восстановить по сталинским расстрельным спискам. Центральный аппарат НКВД арестовывал и направлял в Военную коллегию Верховного суда списки репрессированных. Всего в списках «Москва-Центр» 6300 человек. Это представители власти, интеллигенция и простые граждане СССР. По мере развития репрессий удельный вес представителей власти нарастает, достигая 60 %. В работе «Сталин и НКВД» я показал, что «чистка» в ЦК предшествует репрессиям против представителей партийно-государственного аппарата. Кроме того, репрессии членов ЦК начинаются быстрее и заканчиваются быстрее, чем «чистка» номенклатуры (динамика резче). Эти выводы можно сделать из сравнения диаграммы репрессий в ЦК с диаграммой арестованных и осужденных впоследствии

Верховным Судом номенклатурных работников (диаграмма № 1). Аресты начинают расти со второй половины 1936 года – с прихода Ежова. Значительного размаха они достигают летом 1937, правда, кульминация приходится на декабрь 1937 г.

В чем причина репрессий в политической элите СССР – ЦК ВКП(б)? По мнению В.М. Роговина, террор был направлен против тех слоев партийной бюрократии, которые сохраняли остатки верности коммунистическим идеалам. «Зверское очищение правящего слоя от инородных элементов, т. е. тех людей, в сознании которых сохранилась верность традициям большевизма, имело своим следствием все больший разрыв между бюрократией и массами».

Иными словами, суть концепции Роговина в попытке описать события, как разрыв режима Сталина с революционным прошлым, в конфликте между диктатурой и старыми большевиками. Свою точку зрения он обосновывает анализом выступлений членов ЦК на февральско-мартовском 1937 года пленуме рассказами Орлова и Кривицкого о конфликте Сталина с «ленинской гвардией» и др. Попыткой уничтожить силы, несущие «традиции Октября», исследователь считает и дело Тухачевского, сталинский террор был попыткой нанести удар по тем силам в партии, которые пытались реально сопротивляться диктатуре: «ежовщина» была превентивной гражданской войной против большевиков-ленинцев, боровшихся за сохранение и упрочение завоеваний Октябрьской революции». В качестве доказательств изложенной точки зрения он приводит факты сопротивления троцкистов в оппозиции, героическую борьбу троцкистов в тюрьмах, попытку Пятницкого организовать сопротивление террору на июньском пленуме.

Попытаемся проверить утверждение историка. Как известно, на XVII съезде избрали 71 члена ЦК ВКП(б) и 68 кандидатов. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК, избранных на XVII съезде, в 1936–1940 годах было репрессировано 101 человек. Естественно, возникает ряд вопросов: чем отличается меньшинство от большинства, и как меньшинство могло уничтожить большинство. И кто из них собственно «старые большевики»?

В действительности, средний год рождения репрессированных членов ЦК – 1893 г., в партию они вступили в 1911, а в состав руководящих органов партии вошли в 1927 г. Для сравнения, средний год рождения «выживших» членов ЦК – тоже 1893 г., средний возраст вступления в партию – 1907, а средний возраст вступления в ЦК – 1925 год. Для всех, кто знаком с историей партии, понятно, что такое четыре года в партстаже (до или после кризиса РСДРП в 1908–1911 гг.) и что означают эти два года в ЦК (до или после разгрома троцкистско-зиновьевской оппозиции). Логичнее было бы предположить, что выжившие будут моложе по политическому стажу, но все наоборот. Вместе с тем, принципиальной разницы между этими двумя группами нет.

Хочется обратить внимание и на еще одно обстоятельство. Из 101 репрессированного члена и кандидата в члены ЦК четырнадцать человек вошли в этот орган в 1930 году и тридцать – в 1934 г. Сорок четыре человека из 101 (44 %). Среди выживших таких, соответственно, тринадцать и тридцать два (45 %).

В действительности «чистка в ЦК» проходила в три этапа:

1. Сначала (в первой половине 1937 г.) это была действительно попытка избавиться от части (!) «старых большевиков». То есть, это был конфликт в среде т. н. «старых большевиков», потому что Сталин и Молотов имеют право считаться такими не меньше, чем Бухарин и Рыков. Только на этом этапе действительно «старых большевиков» несколько больше среди репрессированных – Бухарин, Пятаков, Рыков и др. Скорее всего, то впечатление, которое возникло от процесса весной 1937 года, было затем некритически перенесено на весь процесс чистки.

2. Затем начался конфликт среди тех, кто выдвинулся при Сталине, в 1930-е годы (среди «сталинистов»).

3. Наконец, в 1938 году, на третьем этапе, пошла ликвидация части сталинистов-членов ЦК, которая активно участвовала в «чистке» 1937 года (Евдокимов, Ежов, Косарев и др.)

Учитывая эти этапы, можно понять, по какой схеме действовал центральный аппарат НКВД. В исследовании 2007–2010 гг. я проанализировал статистику репрессий центрального аппарата по различным социальным группам (диаграмма № 2). Видно, что если при Ягоде ГУГБ наносил удар, прежде всего, по интеллигенции, то с приходом Ежова акценты меняются. Диаграмма № 3 отражает удельный вес арестованных номенклатурных работников, в общем количестве репрессированных.

В результате исследования подтвердилось предположение, что осужденные Верховным Судом, и осужденные во внесудебном порядке (через «тройки» и «альбомным» путем), принадлежат к разным социальным группам. Около половины репрессированных через «расстрельные списки» – номенклатурные работники. Напротив, в ходе массовых операций удар наносился, прежде всего, по крестьянам и рабочим.

Самое интересное, что анализ «расстрельных списков», направленных центральным аппаратом НКВД на утверждение членами Политбюро, позволяют сделать еще один важный вывод: решение об окончании большой чистки было принято еще при Ежове – в июле-августе 1938 гг., и реализовывать это решение начал еще Ежов!

Помимо характеристики деятельности центрального аппарата, в рамках данного исследования также удалось установить размах «большой чистки» в разных регионах. Этот параметр не совпадает ни по абсолютным (число репрессированных), ни по относительным критериям (удельный вес в численности населения). Выявлены три группы регионов по этому критерию. На данный момент, бесспорно, удалось определить, к какому региону относится более 41,5 тыс. имен людей из «расстрельных списков».