Наглец

Он высадил меня возле ворот. Не обещал, что мы увидимся. Не спрашивал даже имени. Ничего не говорил. Просто бросил:

– Ты нереально красивая, малышка.

Подмигнул и коротко улыбнулся. Лишь уголками губ.

А потом сел в автомобиль и поехал трахать очередную глупую дуру, которой за час до этого накидал в уши невообразимый (фирменный) бред про ее исключительность.

Но об этом я не знала. Тогда я была поражена. Покорена им с первого взгляда. Чтобы позже подчиниться ему во всех известных мне смыслах.

* * *

Наверное, так выпускаются из исправительных учреждений. Мне вручили личные вещички, справку об освобождении, какую-то памятку в руки сунули, задвинули короткую напутственную речь и резво пнули под зад. Как в тюряге. Только там стакан молочка на дорожку не наливают. А тут вдобавок даже печенькой одарили.

Я вышла за ворота с чувством полной растерянности. Посмотрела на брата – тот смотрел на меня через стекло окна на втором этаже. Взрослый совсем уже, лохматый, хмурый. Парень сидел на подоконнике и, не шелохнувшись, провожал меня взглядом. Обычно сильный духом, теперь он казался встревоженным. Из-за родной сестры. Ведь мне первой приходилось окунуться в жестокий мир, не знавший пощады по отношению к таким, как мы, – обездоленным.

Свят бы выдержал, не озлобился, а я вела себя, как ощетинившаяся кошка. Отовсюду ожидала подвоха. Никому не верила. Готовилась выпустить когти. В детдоме никогда нельзя было расслабляться: свои маленькие банды и авторитеты – даже среди девчонок. Чуть отвернешься, а твоих личных вещей как не бывало. Поэтому подкопленные деньги я всегда держала ближе к телу и жила ожиданием лишь этого дня, когда мне удастся наконец вырваться на волю.

И вот я здесь. С парой тысяч в кармане посреди широкой улицы, утопающей в солнечном свете. И с надеждой, что, возможно, истории про то, как сирот заставляют годами ждать собственной квартиры, окажутся сказкой, и мне повезет хорошо устроиться. И возможно, даже хватит денег снять приличную хибару и найти хоть какую-то работу: я ж чертова швея теперь – с корочкой.

Возможно, я сумею оформить опеку над братом: что там нужно? Жилплощадь? Работа? Заключить брак с кем-нибудь? Ради единственного на всей Земле родного человека я готова на все. Даже на преступление.

Бесцельно плелась по улице и пинала попадающийся мусор. Потертый текстильный рюкзачок оттягивал плечи, но мне доставляло огромное наслаждение просто дышать свежим воздухом, разглядывать витрины и пялиться на городскую пыль под ногами.

«Никаких съемных квартир. Пока хватит и маленькой комнатки в общежитии. Главное – сэкономить денег и получить консультацию юриста. А когда смогу забрать брата, я сделаю все, чтобы мы больше ни в чем не нуждались».

Вздрогнула, услышав мерный шелест шин за спиной. Сгорбилась, боязливо вцепившись ногтями в лямки рюкзака, и ускорила шаг. Но звук никуда не делся.

Осторожно глянув через плечо, заметила большой черный автомобиль. Он крался следом почти бесшумно, точно гигантский аллигатор. Колеса, мягко перекатываясь, царапали асфальт и хрустели песком, а у меня внутри разливалось странное чувство: смесь страха и любопытства.

Я продолжила идти по тихой пригородной улочке, вытянувшись в напряженную струну, а черный монстр не отставал. Я замедляла шаг, и он тоже почти останавливался. Изощренная игра, похожая на кошки-мышки. Удивительно, но она рождала во мне бурю эмоций.

Это не могло быть правдой. Взрослый, опасный, не внушающий доверия мужчина, которого я встретила случайно две недели назад и не мечтала увидеть снова. Догадывалась, что это был он, надеялась, но не верила до конца.

И шла, прерывисто дыша и боясь обернуться: а вдруг тачку ведет кто-то другой? Может, маньяк? Но какая разница? Разве татуированный бугай не страшнее маньяка для молодой неопытной девчонки? С невыносимой жесткостью во взгляде и неутолимой похотью – именно таким я его и запомнила. Вот что влекло к этому мужчине почти нестерпимо.

Не выдержала.

Отошла в сторону, ступила на пешеходную дорожку. По-прежнему смотрела вперед, когда автомобиль поравнялся со мной. Он и не думал уезжать, не увеличил скорость. Медленно плыл рядом, как большой дорогой пароход. Как послушный пес. И тогда, можете ненавидеть меня, – маленькая девчонка чувствовала себя настоящей Золушкой.

Дышать становилось все труднее, напряжение нарастало, но мы двигались по улице, продолжая делать вид, что не замечаем друг друга. Следовали вперед. Вместе, неотрывно, без суеты, ведомые особенной нитью, скрытой от посторонних глаз.

Не знаю, смотрел он на меня или нет: стекла оказались тонированы, и в глянцевой черноте можно было наблюдать разве что собственное отражение. Но я еще метров пятьсот не смела даже оглянуться.

Наконец не выдержала. Остановилась, повернулась и воинственно скрестила руки на груди. Сердце билось как бешеное. Стучало в ребра, точно отбойным молотком. И вдруг – резко рухнуло куда-то вниз, едва полированная дверь медленно, без единого звука, приоткрылась, приглашая меня в салон.

Пассажирское сиденье было пустым. Дрожа как осиновый лист, я слегка наклонилась. Иначе не увидела бы водителя. Горло обожгло терпкой сладостью, которая взорвалась тысячей фейерверков в желудке, когда мы встретились глазами. Немигающий темный взор, буквально пожирающий заживо, вытягивающий из меня все силы, лишающий воли. В нем сплелись жаркое пламя и ледяное дыхание смерти, дикая, почти животная страсть и полное безразличие. Это завораживало.

Всего одно слово:

– Прыгай.

Короткая усмешка и сильная ладонь, мягко хлопнувшая по кожаной обивке сиденья.

И в этот момент я поняла, что готова на все, что бы он там ни планировал со мной сделать.

И промелькнувшие мысли о том, что человек лет на десять старше меня, сильный, похожий на опасного дикого хищника с грацией пантеры, мог бы помочь решить любые мои проблемы, разом куда-то испарились. Они уступили место неведомому ранее желанию, которое теперь раздирало плоть изнутри и наливалось невыносимой тяжестью внизу живота.

Клянусь, ему и уговаривать меня не нужно было. Сев в машину, вдохнув терпкий мускусный запах мужчины и ощутив его присутствие, я мгновенно отреклась от собственной воли, разума и здравого смысла.

Татуированные руки на обтянутом кожей руле, большие крепкие пальцы, испещренные причудливыми рисунками, завитушки и надписи на шее и виске. Рискуя заработать косоглазие, я разглядывала каждую буковку и линию на его теле в тех местах, которые не были прикрыты одеждой. И отчаянно фантазировала о том, какой он там – под своими дорогими тряпками.

Дрожала от возбуждения, представляя, что этот самец может со мной сделать, если только захочет. Меня он, разумеется, даже спрашивать не будет. Подобные ему ничего не спрашивают – просто берут, что хотят.

Мы остановились у обычной фастфуд-забегаловки. Мужчина кивком указал мне, чтобы выходила. Конечно, я не рассчитывала, что он откроет мне дверь, и чувствовала себя тусклой замарашкой на его фоне, но загадочное молчание откровенно сбивало с толку. А после того как он усадил меня за столик, поставил передо мной поднос с едой, сел напротив и бесцеремонно уставился, стало вообще не по себе. Кусок в горло не лез.

– Ешь, – приказал тихо.

И я не смея отказаться, послушно взяла бургер и откусила.

Он смотрел на меня пристально, фиксируя темными зрачками каждое действие. Не моргая, наблюдал, как медленно двигаются мои челюсти. Впивался взглядом в лицо так, что казалось, будто кто-то саморезы мне в череп всверливает – медленно и с особенным, садистским удовольствием.

Еле удержалась, чтобы не сжаться в комок, когда мужчина внезапно протянул руку. Забыла, как дышать нужно. Замерла с недожеванным куском во рту и уставилась на большую ладонь.

А он всего лишь перегнулся через столик, провел средним пальцем по уголку моих губ, стирая кетчуп, а затем быстро облизнул палец. Первый раз в жизни я видела что-то настолько вызывающе сексуальное, как крохотная красная капелька, тающая у него на языке.

Я, конечно, была совсем юной и глупой, но интуитивно понимала язык жестов. Знала, что следовало уйти, чтобы не потерять себя окончательно. Но у меня не было сил: тело уже не подчинялось. Оно откликалось на каждый его жест или поворот головы, тянулось навстречу, отдавалось тягучей болью в мышцах и сладким пожаром в напряженных сосках. Единственное, чего я тогда хотела, – чтобы он быстрее избавил меня от этой муки.

– Идем, – бросил незнакомец, не дав даже вытереть губы салфеткой.

Сжал мою ладонь в грубой руке и стремительно потянул к выходу.

В ту секунду, спеша за ним и едва не запинаясь, я чувствовала себя податливой куклой, согласной на все. Предполагала, что буду жалеть, но старалась не думать, отключить мозги.

Боль, раскаяние, ненависть к себе – это все будет потом. А сейчас я была не одна: не стояла посреди шумной улицы, не искала крышу над головой, просто шла за мужчиной, готовая подчиниться любым его просьбам, и чувствовала невообразимый трепет, разрывающий меня изнутри. Сладкое предвкушение того, что неумолимо обернется горьким послевкусием.

Он привез меня в дорогую гостиницу. Не сказал ни слова.

Наверное, мы странно смотрелись: расписной дядька с холодным, почти безжалостным взглядом и девочка-одуванчик, робко держащая его за руку. Администратор, сутулый мужчина в годах, то и дело поглядывал на мои стоптанные кеды, нищенскую одежку, на милое, почти детское, личико и разметавшиеся по плечам светлые волосы. Мне только плюшевого медвежонка не хватало, чтобы моего спутника сочли педофилом.

Но крупная банкнота быстро развеяла сомнения сотрудника гостиницы. Мне и паспорт показывать не пришлось, который у меня, кстати, имелся. Но такие мелочи моего нового знакомого мало волновали. Он быстро повел меня по коридору, бросив на ходу портье, чтобы к нам не совались.

Судорожно открыв дверь, рывком втолкнул меня в номер. Только тогда я заметила сильнейшее возбуждение, которое его брюки были не в силах больше скрывать.

Захлебнулась своим же дыханием, когда, прижав меня с размаху к стене, мужчина больно впился губами в мой рот. Целовал глубоко, невыносимо, страстно, играл своим языком, толкая мой, бесцеремонно и грубо кусал мои губы, заставляя горячие волны желания разбегаться по коже. Крупные ладони нервно бегали по моему телу, обжигали шею и спину, а затем требовательно сжали ягодицы и с силой притянули к себе.

Он оторвался лишь для того, чтобы посмотреть на меня диким взглядом, сорвать с плеч рюкзак, швырнуть его на пол и начать, словно обезумевший, рвать на мне одежду голыми руками. Я слышала треск ткани и не могла бороться с собственной дрожью. Волны горячего пламени пробегали по телу, сосредотачивались в самом низу ноющего живота и велели мне не сопротивляться.

Я так и стояла, тяжело и часто дыша, и сотрясалась от крупной дрожи, пока он стягивал с меня остатки одежды. Наконец мужчина остановился и сжал челюсти, шумно втягивая ноздрями воздух. По его глазам было видно, как он доволен тем, что видит перед собой. Грудь высоко вздымалась, нетерпение чувствовалось в позе, но он словно выжидал чего-то.