Супергерой для Золушки

– Варвара, ты здесь давно не живешь. – Он сделал маленький глоток. – В следующий раз потрудись известить нас о своем визите заблаговременно.

Это уже слишком. Никто не посмеет запрещать мне приходить в свой собственный дом. В дом моего покойного отца! С этой мыслью я решительно шагнула в столовую.

– Я известила свою мать.

– Она меня не предупреждала.

– Ну прости, Андрей. – Я гордо выпрямила спину, готовая дать наконец этому хлыщу достойный отпор. – Когда мне хочется прийти в свой дом, я так и делаю. И не обязана спрашивать у кого бы то ни было разрешения.

На его лице не дрогнул ни один мускул. Отчим неторопливо пригубил вино, затем поставил бокал на белую скатерть.

– Тогда, Варвара Николаевна, счета за услуги и все налоги на эту недвижимость тебе придется оплачивать самой. Разумеется, в той доле, которой ты владеешь.

Стойко выдержав этот удар, я улыбнулась.

– Тогда и вам, Андрей Михайлович, придется оплачивать услуги: газ, воду, свет и прочее. Разумеется, в той доле, в которой вы их потребляете.

А что? Я взрослая женщина, которая уже может позволить себе вступить в открытую конфронтацию с этим человеком. К тому же я выхожу замуж, и теперь есть кому за меня заступиться.

– Варвара. – Он остановил меня движением руки. – Вынужден напомнить: в этом доме мы не ходим в грязной обуви.

Я проследила за его взглядом. К одной из моих туфель действительно прилип комок грязи. Я сжала руки в кулаки, пытаясь унять раздражение, и набрала в легкие больше воздуха, чтобы покрепче высказаться, но… почему-то не хватило решимости. Я сняла лодочки и встала босыми ступнями на паркет.

– Так лучше?

– Если ты решишь остаться, попрошу Татьяну отнести твою обувь в прихожую.

– Татьяну?

– Да. У нас появилась экономка.

– Кто?

– Она будет вести домашнее хозяйство. Познакомься.

Отчим кивнул в сторону двери, я растерянно оглянулась и обнаружила за своей спиной молодую женщину. И вздрогнула от неожиданности. Откуда она там взялась? Шагов ведь не было слышно.

– Здравствуйте, – выдавила я тихо.

Незнакомка смерила меня долгим взглядом и слегка склонила голову. Видимо, этого в ее понимании было достаточно для приветствия. Бледно-зеленые глаза женщины смотрели на меня изучающе, огненно-рыжие волосы, собранные в красивую волну и аккуратно закрепленные сбоку, выглядели слишком ухоженными для простой прислуги. Платье из зеленого бархата, модный нюдовый маникюр и красные туфли на десятисантиметровой шпильке тоже говорили о том, что эта мадам вряд ли стала бы пачкать свои ручки грязной работой.

– Татьяна будет следить за порядком и руководить штатом прислуги. Мы наняли горничную, повара и садовника. – Отчим милостиво указал мне на стул. – Позавтракай, Варвара. Расскажи, как складывается твоя самостоятельная жизнь? Как Альберт? Давно не видел вас вместе.

Ну вот. И что он пристал к моему жениху? Во время нашего прошлого визита тот дал понять, что не хочет брать продукцию его птицефабрики на сбыт в свои магазины. Я замялась, подбирая слова, и наконец решительно заявила:

– Поднимусь к маме.

Развернулась и припустила бегом вверх по лестнице.

– На твоем месте я не стал бы этого делать, – послышался его недовольный голос за спиной, но меня уже было не остановить.

2

Что могло произойти в доме за пару недель с моего прошлого визита? Почему я его совсем не узнаю? Неприятное тревожное чувство холодило грудь, в ушах звенело.

– Мама! – тихонько позвала я, приоткрыв дверь в ее спальню.

Ответа не последовало. Я вошла, огляделась: внутри было темно и тихо. Интерьер в темно-зеленых тонах выглядел мрачновато и даже пугающе. Такая обстановка кого угодно могла бы вогнать в лютую депрессию, неудивительно, что мама в последнее время выглядела уставшей, тусклой и серой.

Я подошла к окну, раздвинула шторы и открыла форточку. Дневной свет ворвался в комнату вместе со свежей утренней прохладой, запахом озона и привкусом моря. Я обернулась к кровати. Мамино некогда красивое тело покоилось на шелковых простынях неподвижно, словно застывшее. Она лежала в странной позе: свернувшись, как эмбрион, будто желая спрятаться от всего мира под одеялом.

– Эй, мам… – Я села и погладила ее по плечу.

Она шевельнула губами, но глаз не открыла.

– Мамочка, – позвала я еще раз и легонько потрясла ее.

– М-м…? – Ее веки с трудом приподнялись, замутненные сном глаза смотрели куда-то сквозь меня. – Варя…

– Почему ты спишь? Мам, тебе плохо?

– М-м… – снова простонала она, пытаясь приподняться. Но, очевидно, сил на это у нее не хватало.

– Мы же с тобой договаривались утром съездить в ресторан. Помнишь? Внести предоплату за свадебный банкет, выбрать торт.

– Прости, доченька, – мама едва заметно покачала головой, – не выспалась.

– Что с тобой такое? Ты сама не своя в последнее время. Поздно легла? Он тебя изводит? – Я облизала пересохшие губы. – Что происходит? Скажи мне честно, мам, я обязательно придумаю, как тебе помочь.

На ее сонном лице вдруг промелькнул страх. Эту эмоцию я научилась распознавать еще давно. Приоткрытые в ужасе глаза, вскинутые брови, сжатый в напряженную полоску рот, резкие неловкие движения – все это каждый раз отражалось в ее поведении, стоило только сказать что-то неугодное ее мужу. Такое трудно было скрыть.

– Родная, – она попыталась рассмотреть меня, прищуриваясь от яркого света, – я просто устала. Честно. Прости. Мне нужно только немножко поспа… поспать…

– Ладно, – выдохнула я, поглаживая ее по спине, – ничего страшного. Схожу одна.

– Ох, прости, – прошептала мама перед тем, как отключиться.

Ее тело выглядело непривычно хрупким, кожа – бледной и безжизненной, как газетная бумага. Я наклонилась и обняла ее. Крепко, но нежно. Вдохнула знакомый запах волос, почувствовала родное тепло и не удержалась от слез. Черт возьми, она казалась мне такой слабой, почти прозрачной… Что-то внутри подсказывало, что это состояние у нее неспроста. И к этому может быть как-то причастен мой отчим.

Посидев еще минут пять, я поправила ее одеяло и встала.

Мама всегда была справедливым человеком. С тех пор как в нашем доме появилась Кристина, она старалась не делать между нами различий: никогда не поддерживала ни одну из нас в спорах, была одинаково ласкова с обеими, старалась выслушать и окружить заботой каждую.

Это не означало, что она перестала выполнять свои материнские функции на сто процентов, но между нами будто потерялась прежняя связь. Мы больше не проводили много времени вместе, как прежде, не говорили по душам, наше общение стало таким же официальным, как и все в этом доме с приходом Андрея. Даже после моего переезда наши телефонные беседы раз в несколько дней больше напоминали стенограмму из зала суда: «вопрос-ответ, вопрос-ответ». Сухо и по делу.

Мне было жаль ее. Чисто по-женски. Мама каждый день была вынуждена убеждать не только нас, но и саму себя, что живет счастливо. Но это так называемое «счастье» все больше превращало ее жизнь в существование. И сегодняшнее утро только укрепило меня во мнении, что ей нужна моя помощь.

Перед тем как покинуть комнату, я остановилась у прикроватной тумбочки. Что-то белеющее среди стопки книг вдруг привлекло мое внимание. Маленький пузырек с круглыми пилюлями внутри. Что это? Что за таблетки? Не слышала, чтобы маме назначали какие-то лекарства. Взяв в руку, я повертела его на свету – никаких обозначений и надписей, не было даже наклейки с названием препарата. Я открыла пузырек, достала одно драже и быстро сунула в карман. И едва успела поставить пузырек на место, как услышала шаги за дверью.