Это так мило – что-то делать вместе, будучи на расстоянии.
– Ева, а какую музыку ты слушаешь?
– Музыку… Всего понемногу, кроме попсы. Терпеть ее ненавижу. Цоя люблю, русский рок могу послушать. – Поставила чайник и уселась на табурет. Чип Чипстер воспользовался случаем, чтобы прыгнуть ко мне на колени.
– Ну а какая-нибудь песня есть любимая?
– Не знаю. Много разных. Вот в ресторане включают итальянские. Так из них у меня сейчас в фаворе – Zizi Possi – «Peramore». Она звучала в сериале, который я в детстве смотрела. Короче, если есть песни любимые, то они просто ностальгические и что-то значащие для меня, а стиль при этом не важен.
– Для меня вот музыка значит многое. Утро я начинаю с того, что включаю компьютер и врубаю ее на полную катушку. Она заводит, поднимает настроение, наполняет жизнь смыслом.
– Чувствую себя отсталой. Не отношусь так серьезно к музыке.
– Зря. Музыка – это огромная энергия и сила. Она хранит воспоминания о былом и в нужный момент может вытянуть их на поверхность, музыка лечит, вдохновляет, помогает идти по жизни. Заставляет жить или убивает. Она сопровождает меня везде и всегда: я постоянно открываю для себя новые стили и направления, исследую, пробую их на вкус. В ночном клубе, где мы с Митей работали, иногда с огромным удовольствием упражнялся на диджейской аппаратуре. Иногда кажется, что музыка – вся моя жизнь.
– Похоже, у тебя богатый внутренний мир. Ты живой, интересный, позитивный. Это все благодаря музыке?
– Благодаря десяткам книг по позитивной трансформации сознания, которые я прочитал.
– Что?! Ты читаешь эту лабуду?
– Да.
– Думала, что только я их читаю!
– Нет. Мы вдвоём! Хочешь, принесу тебе диски? С музыкой. Там будет несколько направлений и стилей, которые люблю. Ты послушаешь, а потом скажешь, что тебе больше нравится. Слушая чью-то любимую музыку, ты проникаешь во внутренний мир этого человека. Это безумно увлекательно.
Я слушала его и все больше влюблялась. Казалось, у нас тысячи общих тем и куча времени в запасе! Мы пару раз попили чай вместе, Саша даже поел на ночь, несмотря на мои протесты. При всем своем разгильдяйстве он был поразительно сообразителен и умен. Смешил меня до слез, рассказывая байки и употребляя свои забавные выражения, не забывал делать комплименты.
Казалось, что за один этот разговор по телефону кардинально переменились и я, и мое отношение к жизни. Сашка заряжал своим позитивом и оптимизмом, делился мыслями, облаченными в простые и понятные каждому слова. Покорял своим жизнелюбием.
Я уже лежала под одеялом, как и он, а на часах была половина пятого утра. Уши горели, конечности затекли, когда он вдруг сказал:
– Ты прости меня, принцесса, совсем забыл, что тебе уже сегодня утром на работу!
– Что, уже наговорился? – Мне совсем не хотелось ни спать, ни класть трубку.
– Н-е-е-т! Но ты будешь зевать и засыпать на работе. А я буду чувствовать себя виноватым. Давай-ка будем вешать трубки и засыпать.
– Тогда ты клади первый.
– Спокойной ночи!
– И тебе!
И мы, как дети, играли еще минут пять в «положи трубку первым».
– Ну все, уже светает. Сладких снов, моя принцесса!
– Тебе тоже споки-ноки.
– Сладких снов, сексуалочка! Я завтра вечером позвоню, можно?
– Конечно, звони. А когда?
– Ну, в котором часу ты придешь домой?
– Часов в девять-десять. Позвонишь?
– Как нет-то! Позвоню. Тогда до завтра. Пока!
– Пока. Целую… – Но он уже не услышал, в трубке раздавались короткие гудки.
Вроде как расстроилась, но ненадолго, ведь сердце уже шептало мне о новом неизведанном чувстве, а разум… К черту разум! Прошло пять минут, и я уснула в ожидании нового дня с улыбкой на губах. Я была счастлива, как никогда прежде в жизни!
6
Сколько?
Сколько уже прошло времени? Сутки? Неделя? Больше?
Столько вопросов, и ни одного ответа. Я снова проваливаюсь в сон, словно в обморок, а когда прихожу в себя, ничего, кроме темноты, вокруг не вижу. Боль в черепе то накатывает, то отступает, то перемещается от глаз к затылку.
Обнаруживаю рядом с железным корытом пластмассовую емкость с жидкостью. Наощупь она похожа на литровый кувшин для подмывания, а внутри плещется что-то затхлое с запахом плесени и ржавчины. Собрав все силы, подтягиваю к животу больные затекшие перебитые ноги и сажусь. Держа правой рукой кувшин и зачерпывая ладошкой левой руки это подобие воды, жадно пью. Даже если эти нечистоты родом из канализации, мне все равно. Оставшимися каплями я умываю лицо или, точнее сказать, размазываю по нему грязь.
Невыносимая духота давит на мозг, джинсы прилипают к ногам – то ли от жары, то ли оттого, что купаюсь в собственной моче. Не могу понять, и мне, по правде, уже все равно. Пытаюсь прогнать страх и дурные мысли, чтобы не утонуть в них.
Думаю о дыхании. Я – часы. Мои мысли – стрелки, они идут по кругу. Страха нет. Вдох-выдох. Тик-так. Тик-так. Какое-то время считаю секунды, складываю их в минуты. На сорок девятой минуте срываюсь. Надоедает. Нужно думать о хорошем.
Сейчас июнь. На улице не так жарко. Почему же здесь такая жара? Да еще и этот отвратительный привкус во рту после воды. Закрываю глаза, в голове возникает картина: тонкое кружевное покрывало из солнечных лучей, пестрые бабочки, кружащие над головой, птички, ткущие приятную мелодию из звонких трелей. Вдалеке – море. Рядом – Мартин, трется своим мокрым носом о мои ноги. Глажу его по шелковистой шерстке, треплю за ухом, прижимаю к себе, а в ответ он благодарно виляет хвостом и тянется, чтобы снова и снова лизнуть меня в лицо.
Весело смеюсь. Так громко, что мой смех звенит над пляжем еще долго, пока, наконец, не оседает невесомой пылью в океане. Целую и прижимаю к себе пса еще сильнее. Легкий ветерок играет моими волосами, нежно прикасается к коже, гладит. Мы еще некоторое время смотрим на неспешное колебание водной глади, потом встаем и по горячему песку бежим к воде.
Открываю глаза.
Темнота. Горячие слезы катятся по щекам, соленой влагой щиплют разбитые губы. Плакать нельзя. Позвать на помощь? А кого? Некого звать. Он меня не убил, значит, я нужна ему живой. С какой целью? Должна быть какая-то причина. Совершенно не помню, как этот урод меня схватил и приволок сюда. Кто-то другой, оказавшийся на моем месте, возможно, давно бы погиб от обезвоживания, боли, паники и удушья. Но я сильнее. Со мной вера. Я жива и дышу.
Нужно двигаться. Вытягиваю ноги, тяну носки на себя. Футболка задирается, и стена царапает голую спину. Сгибаю ноги в коленях. Боль. Это все, что я сейчас чувствую. Растираю ноги. Что-то щекочет шею. Больше не подпрыгиваю, просто медленно поднимаю руку и чешу. Уже не вспоминаю про насекомых, не боюсь их. Пусть заползают, куда хотят. В этом, признаюсь, сдалась.
Но умирать не собираюсь – страшно. Страх в большинстве случаев помогает человеку избежать смерти. Со мной это тоже работает.
Голова не перестает болеть. Наверное, был сильный ушиб. Отсюда и потеря памяти. Интересно, меня уже ищут? Наверняка, Митя уже заявил в полицию о моей пропаже. Или Мила. Или мама с папой. Организованы поиски, территорию прочесывают волонтеры, собаки, вертолеты. Интересно, какую фотографию близкие выбрали для объявления о пропаже? Наверняка, одну из тех, где я улыбаюсь, где молода и счастлива, где на лице отражаются только самые приятные эмоции.
Может, эта же фотография будет, перетянутая черной ленточкой, стоять на моих поминках. И на памятнике на краю кладбища. Стоп. Стоп. Эти мысли вновь заставляют меня поежиться. Нужно постоянно думать о чем-то хорошем, чтобы отвлекаться от мрачных мыслей. Но это так сложно…
Может, этот урод, который меня похитил, требует у моих родных выкупа? Но у меня ведь ничего нет. Мои родители – не богачи, кроме квартиры и старой ржавой машины, у них нет ничего. Марку я фактически – никто, но думаю, что он мог бы помочь собрать нужную сумму. А, может, и нет. Мне уже не узнать об этом.
Зачем я похитителю? Никаких тайных сведений не знаю – работаю в ресторане, а не в секретном научном институте. Может, он будет надо мной издеваться и поочередно отрезать мне части тела? Сначала уши, потом пальцы? Проводить медицинские опыты? Насиловать? А может быть, я его знаю? Но голос… Его голос мне не знаком. И он не носит маску – не боится быть узнанным.