Он встает, подходит к крошечному окошечку, занавешенному красным шелковым платком с узорами и с интересом разглядывает местность: кусты, деревья, развалины старых домов, по которым пляшут редкие солнечные лучики.
– Это уединенное место мало похоже на крепость. – Говорит парень. – Саре нужна защита.
– И ты каждый день ходишь отсюда в школу пешком? – Улле поворачивается к Саре. – Одна?
– У меня нет личного водителя. – Девушка пожимает плечами.
Скрипит дверь, и мы поворачиваемся на звук. Это вернулась Анна, в ее руках холщовый мешочек.
– Нужно убрать все со стола. – Командует женщина.
Сара, зная нрав матери, подрывается первой, я – следом. Мы хватаем посуду и книги и составляем их на полки. Ульрик, сообразив, что за расторопность тоже может заработать пару очков, хватает со стола тяжелую швейную машинку и относит к дальней стене.
– Ты все равно мне не нравишься, – буркает Анна, наблюдая за тем, как парень деловито отряхивает руки.
– Я никому не нравлюсь с первого взгляда. – Парирует он, широко улыбнувшись ей. – Даже Саре пришлось сначала приглядеться ко мне.
– А у нее с детства проблемы со зрением. – Уголками губ вниз «улыбается» ему Анна.
Она поправляет столик и вываливает на него золу из мешочка.
– Что это? – Склоняется над столом Бьорн, вглядываясь в крохотные темные пылинки.
– Это наш кот. – Бросает цыганка без тени смущения. – Повезло, что не успели развеять его прах над долиной.
Я вижу, как Улле брезгливо морщится, а вот на лице Хельвина не дергается ни единый мускул.
– Мне точно придется сделать это? – Уточняет Сара.
– Я же должна знать, что угрожает моей дочери. – Кивает на кучку изгари цыганка.
Девушка вздыхает. Там, посреди золы и пепла, видны костные остатки животного. Закусив губу, Сара делает шаг и решительно опускает ладони в черную пыль. Давит, чтобы лучше отпечаталось, и отходит на шаг назад, а затем переворачивает руки.
Мать хватает ее за запястья и притягивает к себе. Она наклоняется ниже и впивается взглядом в рисунки на руках. Ведет глазами по черным пятнам и линиям, повторяющим кожные рельефы ладоней дочери.
Сара почти не дышит, боится смотреть на свои руки – глядит в потолок.
– Ну, что там? – Не выдерживает Ульрик.
– Тс-с! – Цыкает на него цыганка.
Он рычит, отходя в сторону.
Мне тоже любопытно, но, сколько я не смотрю на грязные темные разводы на ладонях Сары, они остаются лишь грязными темными разводами.
– Мне нужно время подумать. – Наконец, изрекает Анна.
Отпускает руки дочери, уходит за ширму и начинает греметь ящиками шкафа.
– Что это значит? – Шепчет Улле, приближаясь к своей девушке.
Сара медленно опускает взгляд на дрожащие ладони.
Я притопываю, дожидаясь ее ответа. И только Бьорн из всех нас более терпелив: наверное, просто привык к тому, что ярость и нервное возбуждение лишь провоцируют его трансформации в неукротимого зверя.
– Я не представляю, что это значит. – Хмурится Сара. Затем разворачивает одну из ладоней пальцами вниз настолько, насколько позволяет ей ее строение тела, и бледнеет. – А вот это… это похоже на… это еда для мертвеца.
– Нужно покормить мертвеца? – Склоняется через ее плечо Ульрик.
– Нет. Это значит, я – его еда… – Отрывисто говорит она и, пошатнувшись, стирает пепел со своих рук прямо о свою белую школьную блузу.
Глава 8
Проходит несколько часов – все мы измотаны ожиданием.
Улле перебирает сувенирные фигурки на полке книжного шкафа, Бьорн, сидя на диване, гипнотизирует взглядом пространство над головой Сары, а мы с подругой расположились напротив него за столом и пьем горький черный кофе в надежде, что он поможет нам взбодриться, (а конкретно мне – не уснуть).
– Их стало больше? – Интересуется Сара у Хельвина, намекая на бодекхов.
– Они стали… четче. – Честно отвечает парень.
Его глаза блестят, когда он переводит взгляд на меня. Так красиво блестят и так ярко светятся, что у меня ускоряется пульс.
– Понятно. – Ежится Сара.
Я кладу свою ладонь на ее. Мне очень трудно отвернуться и не смотреть на Бьорна, но, к сожалению, приходится: нельзя же пялиться на него без остановки?
– Все будет хорошо. – Говорю я. – Сейчас твоя мама что-нибудь придумает.
– Она зарылась в блокноте с бабушкиными записями. – Качает головой подруга. – Не представляю, что она собирается в них отыскать.
– Можно? – Ульрик подцепляет с кухонного стола тарелку с пирогом.
– Угу. – Кивает Сара. И наклоняется ко мне. – Мне выпало стать едой для какой-то нежити, а этот малый – единственный, кому эта новость не отбила аппетит.
Услышав ее, Бьорн усмехается и запускает пальцы в свои светлые волосы. Проведя по ним руками, он устало откидывается на спинку дивана и закрывает глаза. Закладывает мощные руки за голову и вытягивает ноги.
«Ему так идет форма гимназии», – думаю я.
– Понимаю, почему ты выбрала именно этого. – Шепчет подруга.
Я пихаю ее в бок и вижу, как губы Бьорна разъезжаются в едва заметной улыбке. Он опять все слышал!
– Надо же, а это вкусно! – Слышится из-за кухонной перегородки.
Похоже, Ульрику пришелся по вкусу пирог Анны.
Несмотря на волнение и напряжение, я прыскаю со смеху, а Сара лишь качает головой. Она берет мою руку, переворачивает и долго смотрит на ладонь.