Мила отпустила кота и хмуро глянула на меня.
– Припоминаю что-то.
– Он тогда долго приходил в себя. – Мои руки сами сложились на груди в замок. – Хандрил, перебирал баб в попытках забыться.
– По Дашке убиваться – себя не уважать. – Бросила Мила. – Ты уж прости, она – твоя подруга, но скажу, как есть. Эта дура вообще никого не ценит! И любит только себя. Держалась бы ты от нее подальше.
– А однажды, – будто не слыша ее, сказала я, – во время телефонного разговора у меня вырвалось «люблю». Типа «пока, люблю, целую», глупо, да? Просто я не боюсь этой фразы, говорю, как чувствую.
– А он?
– Митя сначала потерял дар речи, а потом ответил, что тоже любит. Мы же не чужие друг другу… Он мне дорог, зачем это скрывать? Люди приходят в замешательство от такого нашего общения, но, честно, у меня подругому не получается.
Диагноз поставлен, Мила похлопала меня по плечу:
– А говоришь «дружба-дружба»!
– Так и есть.
– Ты мне лучше ответь. – Она снова села рядом. – Он в тебе что, совсем женщину не видит? Это же обидно! Меня бы задело за живое. Дружат только те мужчины и женщины, которые не хотят друг друга. А тебя же, Ева, невозможно не хотеть. Все мужчины всегда тебя первой замечают, потом меня еще долго спрашивают о тебе, пытают. Будь я лесбиянкой…
– Какая из тебя лесбиянка?!
– Самая что ни на есть. – Она придвинулась ближе. – Развратная и похотливая.
Я отскочила и запустила в нее подушкой.
– Не пугай меня! А то буду закрываться ночью на ключ.
– Так что? – Подушка, перехваченная ее рукой, полетела на пол. – Ты не ответила. Ни разу, прям ни разу, у вас не проскальзывало «особое» в нужном понимании отношение друг к другу?
– Был один разговор. Был. Я тогда спросила, кто из нас красивее: я или Даша. Почему он дружит со мной, а влюбился в нее. Пьяная тогда была, полезла, как дура, с расспросами.
Хитрый прищур выдал чрезвычайный интерес Милы:
– А он что?!
– Молчал долго. Смотрел так виновато. Растерялся. Воспринял, говорит, сразу как друга. То ли свободна, то ли нет, а тут еще знакомство с Дашей… И понеслось у них.
– Ну и дела…
Ее лицо приняло задумчивый вид.
– Ага. – Кивнула я, подавая подруге вино.
– То есть, тебя все устраивает? – Поинтересовалась Мила.
– Вполне.
– Тогда замечательно, что у тебя есть такой друг. – Мы чокнулись бокалами. – Выпьем за друзей!
– За друзей! – Поддержала я.
– А к Мите я тогда сама присмотрюсь, – довольно промурлыкала подруга и сделала большой глоток.
– Э… – Первый раз в жизни внутри промелькнуло странное чувство. Возмущение на грани с паникой, которые непременно захотелось скрыть за делано-счастливой улыбкой. Вряд ли получилось правдоподобно, но я все же попробовала.
– Попалась! – Вскочила она. – Ты ревнуешь!
– Вовсе нет.
– Да! Ревнуешь! Ревнуешь!
– Нет! – Засмеялась я. – Прекрати!
– Да не нужен мне твой Митя! – Мила села обратно. – А выводы из нашего разговора сделай. Хорошо? Пока еще не поздно.
– Бред все это.
– Никакой и не бред. – Подруга достала из кармана зеркало, пристально всмотрелась, потом повернулась ко мне. – Ев…
– А?
– Замечаешь, у меня усы растут?
– Что? Где? – Смутилась я.
– Во, – она указала на совершенно чистое пространство под носом.
– Не-а, не вижу.
– А ты глаза-то протри. – Указала пальцем. – Гляди, совсем черные!
Я подсела к ней вплотную и уставилась на белоснежную ровную кожу.
– Ну, такие-то у всех есть. – Пожала плечами. – Тонкие, незаметные.
– Вот это незаметные?! – Не унималась Мила, снова и снова разглядывая себя в карманном зеркальце. – Заметнее только у Эркюля Пуаро!
– Что ты, Мил, они же прозрачные. – Пыталась протестовать я. – Их совсем не видно.
– Ты просто утешаешь меня! Или нагло обманываешь! Очень выгодно иметь усатую подругу!
– Да я же честно, мать. Выгорят летом, и совсем не видно будет.
– Сбрею их, прямо сейчас. – Выдохнула она, громко шмыгнув носом. Выпрямила спину, глядя на меня решительно и гордо.
– Дура?! – Воскликнула я, едва не поперхнувшись вином. – Даже не думай! Будут расти потом, как у мужика. Утром побреешь, в обед опять черно под губой.