Добавить В библиотеку
Крохи бытия
Автор:
Жанр:
Год написания книги: 2020
Тэги:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
К засухе
Я три недели ждал дождяс травою вместе,что сохла, еле приходяв себя в предместьелишь поутру, когда росахоть чуть питала.Не то, чтоб я ленился сам,чтоб влаги малов слоях глубинных, да смешнопытаться лейкойукоротить стихию. Нослучится фейкомчуть тронуть верхние пласты,с пустячным смехомпусть люди шепчутся, что тымозгами съехал:«Под тот сушняк – пустой расходводы, чудило.» —«А если вправду оживет?» —«Какая ж силанужна! – орут. – Куда попер!Тут разве речку!Ты, как всегда, наперекор:затеплить свечку —мол, стало б каплю посветлей…А на хрен, братцы!»Я три недели ждал дождей,да не дождаться.Стихии ль, власти произвол,толпы зевота…Но лью, пишу, хотя бы в стол —ну, должен кто-то.Задами эпоса
Эпос, не эпос – итоггрустных, увы, созерцаний,не до иронии вовсетой, что со-спутник сложил.Муза скупая моя,тормози, не давай размышленьямсбиться на менторский лад —на героику лиру настрой!Как тут, когда второпяхпрет такое смещенье понятийо героизме, какиетрагедии – цирк шапито!Думалось, время сползети замученных, и вертухаев,от разливанного моряводки очнется народ.Дети вчерашних детей,грезилось, двинут в музеи,вздрогнет забытый катарсисв амфитеатрах опять.Кто ожидал бы, что им,казалось, в годах электронныхвзросших, где столько дорог —кайфом тупой Колизей!Хлеба и зрелищ бы… Что ж,спорт есть спорт, но когда вместо пленных,бьющихся на смерть за жизнь,хлюпики тыркают мяч!Цезаря, Брута взамен,где тоже тщеславья без меры,только возвышенный долг,слава превыше всего —воры, пигмеи пришлиот зловещих провалов лубянских.А миллионы – ура!Муза, как это снести?Нет, не высокий сюжетнам подкинули новые боги,если смиренье в ответили тупой фанатизм.Время пародий, увы, —быть подпевалой в спектакле,что разыграла толпаради все тех же монетк трону прорвавшихся, кемрабски увечен, увенчаночередной простачок.Звездам, как девам, краснеть…Вопли где жен, матерейгде неизбывные плачи,тех андромах и гекубгде пререканья с судьбой,что заплутала опятьв низменных наших страстишкахради ль того, чтоб сложилэпос бессмертный слепец?Муза, с чего же теперьманишь к извивам изящным,где поэтический блудзатемно стянет строкунабок куда-то, не вглубьда с оглядкой на прежние слухи,где, представлялось, не такбыл безнадежен абсурд?Шире вселенной спираль —наша воронка все уже:близится новой войнынеумолимый виток.Иеремии зарев,жалкий вой полудурки Кассандрыприостановят прогресс?зуд продвиженья смутят?Копьям на смену, мечам,где не мышцы решали, а храбрость,серость наука взвела —ядерный вздернулся гриб!Муза, уж речь не идето достоинстве, мудрости, чести,жизнь популяции – пыль,дунул – как не было нас.Да и когда б лишь «венецразума» – стонет Природа,пара веков – и Землев космосе не устоять…Боги всесильные, выпритерпелись как будто, смирились —силы какие-то вастоже гноят на цепи?Мы под спецслужбами – выот заплечных своих осторожны?Трубам архангела петьмашет какой Демиург…Ваши ли, наши ль вожди,судя по мифам, не те уж,сказки смещаются в явь —в эволюцию наоборот.Или поэзия врет,то сгущая, то путая краски?Муза, тогда подскажи,как с этой тропки свернуть.Вот бы оттуда начать,где гекзаметры спорят с оружьем,может, иначе б пошло,хоть и там не спасла Илионхрупкая ты… Что ж, и мнеот парадной стены краснозвездной,от саркофага туда,где Эгейское море грустит…День августа
(первые приметы)
Шестое августа по-старому,
Преображение Господне.
Б. ПастернакПлыл август. Лето истекалос жарой и сушью, и ужекленовый лист дрожал усталона предпоследнем рубежек желанной осени. В зенитерумяной щедрости земливзвились хромающие нитигусей-подлетков. Дни сошлирождеств и роста – птичья братьякак будто щупала маршрут,которым к новой благодатистремиться встречь. Пяти минути не пройдет, как опустеетбез их сумятицы жнивье,нам лишь вослед, свернувши шеи,несовершенство клясть свое.Опора высшая сместилась,не завершив предельный круг,где им – в просвет, а нам бескрылость,бессилье внешне крепких рук,от созерцанья к разрушеньюскользящих в праздной суете,утратив естество твореньяи, значит, ценности не теприняв за веру. Хоть надеждена бабье лето впередиеще маячить, но не прежде,чем беспросветные дождисольются с золотом поддельным,задернув серым полотномбылую синь, и оба бельмадо щелки сдвинутся. Уйдемв иную явь, или усталостьне победить и в этот раз?Преображенье продиралосьприродой, вновь минуя нас.Кленовый лист держался елена ветке, схожей на насест,кряхтели старые качели,вороний лай гремел окрест.Ужель закончиться поэмеприметой с ранних с похорон —а вдруг отложен лишь на времяПреображенья светлый сон?Тень поэта
Перед закатом на краюсмещенья сумерками света,он вдруг увидел тень свою,там заблудившуюся где-то,где еще нет его, ещене оборвался стих последний,где должен быть предъявлен счет.И кто-то топчется в передней,но не заходит – не пришлоеще назначенное время,еще не ночь, еще светло,еще конец совсем не в теме.Да и какой конец, когдаявленье сил необоримо:прибрежный галечник водаштурмует. Тень проходит мимо,лишь приостановившись, при-щурив сросшиеся веки.Или он сам плутал внутрииных миров, где те же рекиспускались к морю, тяжкий грузс рук на руки сдавая, ивыклонились ниц, и местных музкружился рой, дуга заливаочерчивала бег минутухода тела, солнца в тучах…И тень души осталась тут,у кромки вещности текучей,где легкий бриз качал ладьюс бессмертной лирою Орфея,перед закатом на краюсмещенным светом пламенея,где размывались тыл и фронтпод песнь нездешнего поэта,и расширялся горизонт,объемля мир и тот, и этот.В плену
Октябрьский подводя итогстремглав промчавшемуся лету,сознать, что растранжирил лепту,до древа не довел росток.Когда, за скрипкою летячетырехстопным ямбом прытким(пусть были ранние попыткии неуклюжими хотя),послушаться б учителей,собой что оставались в розни…Да, можно крыться, что из поздних,что сносит жизнь без якорей.А ведь у музыки подчасв плену срывался строй попсовый,случалось, подбивало словов очередной отрыв от масс,откуда вышел и комуслужил по совести полвека —но тем ли… Пусто по сусекам,прирос к привычному ярму.Не взбунтовался и тогда,когда заматерел и рядом,казалось, вызов – плыл со стадом,хоть чуть в сторонке, в никуда.Да как отбиться насовсемот глины отчего застоя,от лебеды и зверобояв жемчужной утренней росе?Сбежать от женского теплаи сыновей подпитки с тыла…Куда бы скрипка завела,просодия куда б сманила?За то и платишь: в поддавкипытаться частью оробелойиграть в искусство… Жизни целойему не хватит! Не с рукисказалось то и то сберечь —как семена напрополуюшвырять… Уж срок, и сбросить с плечпора суму полупустую,под роковую ворожбукогда не рвался к высшей цели,не перекраивал судьбуза тихий свет в конце туннеля.Кропал, урвав по мере силот быта крохи, и с успехом,друзья кивали, жизнь прожил.А что в балансе по сусекам…Всего-то лет наперечет,едва ль расплатишься собою —когда искусство не спасет,то не спасет ничто иное.И, конформист, спешу нагнатьхотя б в оставшемся отрезкептиц отлетевших, в перелескенеизбываемую статьосеннюю, и сгоряча,забыв про боль, тащусь за словом,чтоб ритмы затянули снова,прощальной музыкой звуча.«…без божества, без вдохновенья…»
Прощайте – мне чудится, что я у ваших ног, сжимаю их, ощущаю ваши колени…
Пушкин – А.П.Керн21 августа 1825 г.Почти два столетья… Кто вспомнит о Керне —так, был генерал как собачка при ней.Насколько же классика ярче модернапо духу, настолько по плоти скромней:домишко не очень, а что об аллеесказать – то всего-то шагов с 50.Зато горизонт становился светлее,лишь тайный огонь полыхнул невпопад!Загадка ж малевичского квадратапроста – плоскостопие будничных дней.Но как без романтики жизнь скуповата,так приспособленье пошлей и подлей,чадит себе тускло в запое, в засильечиновных, охранных лоснящихся рож.Ему не расправить подрезанных крыльев,хотя и свалить за кордон невтерпежот этой «великой», от этой «могучей»,как грубо сколоченный Ноев барак,обернутый сетью родимой колючейпо контуру, что замыкает общакна том семихолмье, что к третьему Римупричислил себя, не пытая о том,что первые два, проскользнувшие мимо,куда попрочней – а туда же, на слом.Модерн, вроде, вызов, но там ни листочкаживого, хотя бы сиреневый кустот Врубеля! Контуры, линии, точки —мол, внутренний мир… Как однако он пуст.Когда б Сирано с неприклеенным носомза шпагу и Телль натянул тетиву!..Сентябрь на закате, тяжелые росынакрыли сухую по лету траву,чтоб, отзимовавши, очухалась к маю,пустив хоть бы поросль от старых корней.Надежды серьезной и я не питаю —чем старше, запросы скромней и скромней.Но как впереди ни туманно, ни пусто,в прагматике арта глубокий застой —романтика светом пронзает искусствосовместно с любовью, своею сестрой.В Михайловском пусть ей обыденным фактомпитаться – страстинкой двух тел молодых,но лишь колокольчик прощальный по тракту —вослед напоенный поэзией стих.А без божества, как и без вдохновенья —смещенье заведанных координат:от голого разума вкупе с уменьемскандалит безжизненный, черный квадрат.Служение
Зачем же плачет даль в тумане,
И горько пахнет перегной?
Б. ПастернакОпять березы и осинытолпятся в черном у крыльца —очередные годовщины,и речи, речи без конца.В «служении литературе»какой-то выспренний запал —а просто следовал натуреи, как сказалось, так сказалпод интонации Шопена,разбросанные второпях.Весна стояла по коленав еще не высохших слезах.Как будто август обернулсяна май в исходе, к той поре,когда, казалось, мир проснулся —сирень вскипала во дворе,хор смолк уже, но птичье пеньегремело сквозь иконостас.Мы подчиняемся служенью,когда оно превыше нас.Нам выпало кружиться возлеслучайных прихотей эпохс попыткой внять – что будет после.Судить не нам, помилуй бог.Размытый лик в оконной раме,в недалеке могильный прах…Играть в слова, дышать словами,оставшись здесь не на словахбульварной критики, что злеене станет – некуда уже,не в доме даже, что музеемслучится все же – на меже,увы, застроенного поляпо мановению блатных,где узнаваем был дотоледеталями, что вжились в стих.Пока хулой чернила площадьпо осени предгрозовой,с ольховой поредевшей рощейсрываться в высший непокой,лишенным суеты, что мимонезамечаемой текла.И возносимым и гонимым,обиды выжегши дотла,на перевозе, перепосте,преображая звуки в плоть,у пруда перекинуть мостикв иную глубь, в иную водь.Там по сошедшимся приметам,куда не сунется провал,на призрачной границе летакак будто в Лету отплывал,где упокоивались бурив соседстве с этой простотой.Служение литературе…Чему мы служим, боже мой…Средина октября
Здесь бабье лето – осень всю, теплодо декабря бывает, лишь ночамизаиндевеют крыши, за стекломкапель тогда забьет под каблучкамилучей привставших. Потянувшись всласть,сбежав от полубденья-полуспячки,скорей за дверь – занять или украстьгорсть мудрости хотя бы из заначкипритормозившей ясности, покаее не замутнит стезя иная,обряженный когда, как истукан,лопаты выгребаешь из сарая.Но и скрипя по первому снежку,заведомо прибавившему света,еще сгоняешь зимнюю тоскукартинкой ускользающего лета.Угрозы севера – пустяк, ослабла нитьначал исходных, пахнет гарью в мире,круг низший завершается, спроситькаких богов, назначенных в псалтиридля временных насельников земных,как приостановить исход хотя бы…Однако здесь тепло, и смутный стихцепляется за снежный отклик слабый.Отложим плач: час икс не наступилна нами же оставленные грабли —созданье ль утеряло прежний пыл,что осень уплывает, как кораблик?Мы на распутье снова, и кудаему теперь: направо, влево, прямо…А годы утекают, как вода,остаться б, слившись с этой панорамой,сезонную нащупывая связьс природой, обреченной на кочевье,и сбрасывать слова не торопясьпод ветер, обнажающий деревья.Бульвары
(по мотивам бальзаковского философского этюда)
Как не дается ничего задаром,так с осенью игра – скорее блици то в подставу. Пусто на бульварахне столько внешне выцветших столиц.Московский подгребет, парижский трафикиз памяти, где свалено всегонавалом из событий, биографий.Где ж преклонить колени – у того ль,кто начинал поденщиной до пота,или того, кто сразу напролом?Судья найдется, глянет на работы —что сам оставил кистью ли, пером?«Я памятник воздвиг…» – Нерукотворный?«Тропа не зарастет…» – Ни боже мой!Когда б одни устаревали формы —сдвигаются основы, как ни строй,день сокращается шагреневою кожей,и не спасают кофе ли, табак,ночные вдохновенья… Подытожим:есть книжный, есть роденовский Бальзак.Но уж замшела бронза, а читаютпо интернету, так… ученый мужкакой мелькнет – и пусто на Распаеневдалеке от толп на Мулен Руж.Лет полтораста вон – и не случаенисход от схваток послеродовых:Париж уже арабский по окрайнамна треть почти! Что сделаешь, увы.Искусство не морочится приплодом,а тот подспудно копится во мгле —не вдруг переселение народов«сюрпризом» обернется на Земле.С чего б художник грезил о победеискусством изможденной красотыпод шелест человеческих трагедий,за призраком в погоне, где и тыто рвался за богатством в римских копях,то сотня авантюр – в кармане вошь,женился было все же и в Европена даме знаменитейшей… И что ж?Колоссы не колосья, их считаютэпохами, но если крохи ужи на Парнасе – пусто на Распае…Хотя, мой бог, причем тут Мулен Руж!Как будто внове: тыщи по секс-шопам,а по читальням сотня или две.Законы джунглей – выживаем скопом,пророкам и в Париже, и в Москвекредита не покрыть, оскудеваетрука дающей, вот уже запроссверх сил ее, к провалу мчится стаяпод грохот обезличенных колес.Что Анна остановит поезд скорыйна час какой-то, право, ерунда…Бульвары притормаживают городот срыва, по инерции – куда?Колоссы нынче листья подметают,когда б в арабских дебрях только глушь…Скульптуры, книги… Пусто на Распае,хотя и нет толпы на Мулен Руж.Желанья, что влезают в промежутокмеж подлинным и мнимым, всякий деньуже иные – мы давно не тут, атам, где истончается шагрень…Исчезла… Слава, вроде бы… Но сноситвеликие свершенья на смотрукуда-то вбок, где провожает осеньлюбовь, так и не спасшую игру,где Мулен Руж еще гремит канканом,как будто город сдан абы кому,и на Распае старые каштаныуж облачились в снежную чалму.Бульвары… те же страсти, те же птицы,саврасовским подобные грачам,и та же тень привычная ложитсяна патину могучего плеча.Как сыпалась «Комедия» из рогаи как подогревала аппетит!Вот так же у Никитской стынет Гоголь,и тоже не сказать, что позабыт…Перекличка
Ноябрь, как пес, очнулся по привычкеи ухо навострил: о чем поют —двух языков как будто перекличкау жизни, проскользнувшей на краю.В английском осень – fall, что значит падать,спадать, бросаться навзничь, припадать,плюс постфиксы, возможно, что засадойтому, кто stupid (туп) тебе подстать,чтобы запомнить тонкости, оттенкисошедшего дождями октября,где мнет Борей листву, set – ставит к стенкераспятые стволы, посеребрясорочку почвы, верхнюю основу,что создает и пищу, и пейзаж.В английском снег звучит похоже – snow,лишь выпал, вид (здесь view) такой, как нашисконный, деревенский. Только выйдешь,едва спросонья натянув треух —так ветрено (что по-английски windy),лопату (shovel), жареный петухпока не клюнет, к черту! Как ни бейся,поток сознанья не спешит с рывком,ленивый, сволочь, (по-английски lazy)растает к полдню, словно в горле ком.В еще вчера зовущей, похотливой,двусмысленно воспетой наготе,вдруг что-то исчезает – disappear,поскольку ощущения не те,обмылки лишь… Темнеет аж в 4,ноябрь – уже предзимье, иней скорвсе под гребенку. Пусто (empty) в мире,предпочитаешь ждать весну (prefer).В окне с рассветом кадрами мелькаютвороны, в стаи сбитое скворчье,и нечем вдохновиться (здесь inspire),как в нецветном кино, где все ничье.Рябь на воде, заброшенное поле,отдавшее свое, раздетый лесвплывут (swim in) как будто поневолекуда-то в бесконечность (здесь endless),что безъязыка. Значит, как ни тщись ты,не отбрехаться, выйдя из дверей,будь неизвестным или знаменитым,отдать концы созвучно pass away.И пусть вдогон, очнувшись, память крутитслова, как сыплет страны из горсти,чтобы понять, как мы близки по сути,брось dictionary – хватит десяти.А если и не хватит, что за тайна —лишь Ахерон преодолеешь вброд,ту кроху знанья (по-английски tiny),господь на крышку скинет на поход.Еще одна зима
(на выход сборника «Дышащий космос»)
…страна березового ситца…
С. ЕсенинКакие дела – делишки:пыль вымести по углам…Так очередная книжкана стол утомленный легла.Я думал, что пригодитсядерзание и мое —страна кружевного ситцаопять поросла быльем.Рассчитывал на минуткураскрыться, наладить связь,да все обернулось шуткой,лишь оттепель пронеслась.И что же, опять под знамяиз страха или подлей —для денег сыпать словамив поддержку лукавых идей?Российского интеллигентапроклятье, судьба, стезя —как издавна, ждать момента,по самой кромке скользя.Да чья-то свеча не гаснетот однообразья зим:Крылов отступил, но в басни,в «Историю» – Карамзин.Полсилы ведь тоже сила —хоть чем-то трясти народ,кто смог, тот себя смирил, ане вышло – опять не в приход.Хоть толку об этом всуев наш очередной развал…Ноябрь пролетел впустую,а тоже ведь обещал.Смотался себе в самоволку,взъерошив березовый дым.И книжке взобраться на полкувпритирочку к остальным.Безбожной утешимся ленью,в нетрезвый вплывая разгул —эпохи промчались в мгновенье,а космос и не вздохнул.Какие молитвы ль, разборкина малой песчинке – Земле:чуть сдвинет ракушечка створки —и все растворится во мгле.А что если грезим не чушьюи в этот отпущенный раз —галактики неравнодушьехоть как-то зависит от нас?..К той дуэли
Здесь нет ничего такого любопытного, о чем бы мог я тебе сообщить. Событием дня является трагическая смерть пресловутого Пушкина, убитого на дуэли неким, чья вина была в том, что он, в числе многих других, находил жену Пушкина прекрасной, притом что она не была решительно ни в чем виновата… Эта история наделала много шума… болтали много; а я слушал – занятие, идущее впрок тому, кто умеет слушать. Вот единственное примечательное происшествие.
Николай 1 – Марии Павловне, великой герцогине Саксен-Веймарской. 4 (16) февраля 1837. Из Петербурга в Германию1Жить бытийным ли, событийным ли —все равно, что блуждать впотьмах,суть познания – в созерцании,хоть и это тоже не ах!Осень сыпет и сыпет походято листвою, а то снежком,чаша отчая выпита, но хотяне сладка – а истает в ком?И какая речка ни катится,память тянет к истоку – к Оке,Анды кроются белой скатертью —то Кавказ встает вдалеке.В простачка сыграл, в грамотея лив фарсе века – назло всемусозерцанье само просеяло,что на выброс, а что в суму.Не избыть ни того, ни этого,что рожденьем дано, но какне скатиться в раба отпетого,о тюремный не биться косяк?Событийная тянет к мщению,хоть бытийная в общем та ж.Созерцание – в замещении,наложив пейзаж на пейзаж,где смешались к Освего, к Сороти льспуск, онегинская скамья,захлестнувши петлей на воротекрохи мысли и бытия.Преходящей активности крошеворазлетится, как снежный ком, —в созерцанье уж то хорошее,что останется скудным стихомпро пустые щи, черствый хлеб ржанойда отечества кислый квас,что вольется в годину дуэли той,где как будто стреляют в нас.2Будни, разреженные тайкомполупоэзией ли, полупрозой,тьма непролазная, баба ли с воза —только не легче кобыле. Пешком,благо, чуть-чуть. Задувает ветрякза воротник, и дыхалка бунтует.Десять шагов. Не укрыться никак,не о себе – о семье помятуя.Чуть не с два века промчавшихся зимчто-то в последней дороге схоронят?Вместо навоза давно уж бензин —где ж эти ментики, где эти кони?В мерзлой стране созерцанье не ах,чтобы оставить завет поколеньямкак панацею – в долгах, как в шелках,нет даже места божественной лени.Бронза отлита уж, но от столпаАлександрийского тот же медвежийслед, те же жертвы и та же толпанепросвещенная, власти все те же —чернь подзаборная, с места в карьерлгать, лицедействовать, хапать готова.Десять шагов… и последний барьер.Если б решала не пуля, а слово!Ах, мы наивные – словно в песок…все твои бури как светская полька,разве что тело потянет возокв Горы Святые. Святые насколько…3Как вдруг об этом случилось – не зна…В буднях, по-прежнему серых и плоских,с фактов тугих, с воспаленного ль снакак до меня донеслись отголоскивыстрела дальнего, здешних воронлай, а не граянье, как от простуды,скрежет зубовный, задушенный стон,словно толчки, что опять ниоткуда.В том и поэзия вся: от сохии до молитвы, кому-то взносимой,горы любовной святой чепухив проблесках смысла, что мимо и мимо…Кони Айленд
Кони Айленд… Ласковый апрельнаконец-то. Океан в обнимкус выскочкой-пловцом, что канительзимнюю сгребает. Паутинкойвдоль по кромке скачет детвора,взрослые колеблются повыше.И какие их снесли ветраиз халуп, где так скучают мыши…Что ж, смотри и слушай, занеслоколь самих за злачные пределы,как ложатся чайки на крылов память дальних вод осиротелых.Это не картинка, не подбросушлых журналюг на TV шоу —это тот же горбится вопроссудеб, наспех списанных, грошовых.* * *Променад на Кони Айлендчто парад:под прибой, как под гитару,ходят тройки, ходят парыврозь и встречь,не заботясь о проценте,специфическим акцентомкрасят речь.О крутом каком-то Мишеслух: «Опять в кальсонах вышелв магазин!»О его товарке Кларе:«Что нашел он в этой твари?» —«Молода,ну, а что с пустым умишком —шкурой чует золотишко.» —«Уж куда!» —«Говорят, он не в накладе…»Тема тонет в променаде,где и спереди, и сзадисвой язык,разве кто кавалерийскипронесется по-английски —не отвык…С места враз: «Учили б что ли,русский наш!» —«Ша! Вписаться каждый воленв антураж.» —«А чего им не живетсяу манхеттенских колодцев?Там бы – пусть!»В этом вынужденном краехоть кому-нибудь мешаетчья-то грустьс юморком каленым рядомколобком по променадуво всю прыть —филиал страны восточной,поминаемой заочно.Где б ни жить —там концы и там началафарсов-драм,по каким ни разметало бпо векам,по пескам и по сугробам —хрен сочтешь.Не сказать – народ особый,ну, а все ж…Не чужая, не родная —а своя,словно птиц залетных стая,алиясколь властей перемотала,сколь молитв перешептала,если б впрок…Здесь, покуда нет решетки,без опаски, во всю глоткуговорок,слово где, где полсловечка —толкотня!«Тут из нашего местечкався родня:Дора с мужем, Сеня с Ритой,Марк Ильич…» —«В Кони Айленд дурка Галя!..Ведь еще в Москве сказали —в Брайтон Бич!» —«Так пройдись, ведь рядом, детка!Иль старо?» —«Да совсем другая веткана метро…»Писк правей: «Еще евреи…мало, сел на нашу шеюэтот зять…»Бас левей: «Ну, коммунисты —как-то ж вышли в программисты!Что ж бежать…»Чуть не в грудь: «Достанет нервов —налетела эта стерва,увезла…»А вдогон: «В каком покое —здесь у нас в соседях гои!» —«Ну, дела!»Сверху, снизу, как отмазка:«Просишь ласки —буржуазка!»По сложившейся привычке:«Ищешь стычки —большевичка!»И припев как бы с хворобы:«Что с работой?..», «Как с учебой?..»Словно гул молвы вселенской,по природе больше женский,потому и справедливый,где приливы и отливы,как хронометр сердечный,аритмично бесконечны:«Вот свезло – в стране заклятой,да еще и с пунктом пятым!» —«Жили, что ж…» —«Выживали, а не жили.Не желает в этой гнилимолодежь!»«Деды делали революциюна потом.» —«Перманентная экзекуциябьет кнутом.»Искалеченные судьбы:«Нам до внуков дотянуть бы…»Затаенные надежды:«Слава богу, не невежды,обретут свою дорогупонемногу…»* * *Кони, Брайтон… Мудрый океанпроменадом этим не смутится,что ему до языков, до стран:войны, договоры ли, границыздесь по фене. Катит он валынаискось от берега, где детилепят крепость, оттиском былымчто еще случается на свете,все еще кому-то не с рукиподелить по праву твердь и воды.Бедные еврейские совки,так и не обретшие свободы…Осень восьмая
(с митинга в Сиракузах)
Доан Холмaн
Осень восьмая минула со сборов, со стенснятых, казалось, глаза намозоливших фоток,но бесконечно родных, словно пенье сирен,из-за которых за борт переваливал кто-то.Переселенья хотя уж привычны – гусейклинья неровные с клекотом тянутся к югу —но возвратятся домой, как с войны Одиссей,что виновато приникнет к уставшей подруге.Поднаторевшим в античности, нам напередведомо – врут предсказатели лихо, однакоснова соблазн хитроумного втянет в поход,и на восходе исчезнет за дымкой Итака…Страсть любопытства, зуд творчества смутного – бичпервопроходцев, титанов игры бесшабашнойс утлым застоем… Но что петербуржец, москвичкниги, как лары, в мешок – и по тропке вчерашнихбеженцев рвут за кордон полицейский, столбыне Геркулесовы хоть, но отнюдь не слабее,из афоризма у Гамлета выбравши «быть!» —и в неизвестность, пока горизонт голубеетв этой реальности, где далеко до чудесбожьих, с рожденья глотаемых с манною кашей?Нет бы понять, как лукаво играем в прогресс…Мир не меняется – лишь представления наши.* * *Осень восьмая, как пересечен океан,в этом отрезке сын вырос и почва обжита,вроде оставленной той. Предсказаний туманснова как будто зовет от привычного быта.Или и здесь здравой мысли объедки, толпа,падкая на уговоры шута, прожектера,что на спасителя тянет, как наш, а колпакпрячет таких же шестерок придворная свора?Видимо, так уж заложено, что снегопадсловно прошелся катком по незрелым посевам.Вправо природа качнулась, – сказал бы Сократ.Чтобы, – добавил Платон, – возвратиться налево.Маятник, как ни противься, часов мировыхтиком ли, таком стрекочет себе равнодушно,пусть не всегда равномерно – то в крик, то притих,то одарит, то задавит налогом подушным.Солнца активность ли, черные дыры, бардакна стороне отчего-то невидимой лунной…что тут изменишь, казалось, да как бы не так —дрожь пробежит вдруг по массе, казалось, чугунной,что простояла века ни туда ни сюда,не увлекаема сверху наивным напевом,ей же самою надуманным, – и по следамтех, что не ведают качки ни вправо, ни влево.* * *Осень восьмая, на выход! Гнилая зимапусть наступает на пятки – какие уж лыжи!Да не случайно протестом дохнул Потомак,совестью мира больной, значит, кто-нибудь движим.Часть небольшая вначале – но пусть со страницБиблии так и взметнется вопль Иеремии!Тяга от темного к светлому шла от крупицисстари, но хоть чуть-чуть побуждала стихиипритормозить – снова к пропасти век подошел,где испытанье терпеньем предстанет дорожесопротивленья. Ужель допустить произвол,что заиграться в кровавые игрища может!Было недавно еще и не раз, и не три —память короткая дремлющих многих подводит…Мир если как-то меняется, то изнутри,вот и ржавеем, когда не живем по природе.Осень восьмая твоя ли, кого-то ль еще —вместе сошлись на стихийную сходку, едва лишьвласть посягнет на законное право. Рассчетшел на безликую массу – да мы не проспали!Игры в гадалки-смотрелки отчаянны, каквсякие игры, да только уводят от дома —станет небесная стрелка наперекосяк,если впадет наше неравнодушие в кому.* * *Осень восьмая… Напомнит Гомер, как ладьясына бодается с бурей, отец – за оралом,крохи случайно отсыпанного бытиячтобы потратить с какой-то хоть пользою малой.Местный, москвич, петербуржец ли… дело не в том,где и куда суждено перетаскивать лары —хрупкие, связаны с хрупкой Землею, плывем,лишь сберегая пока этот хрупкий подарок.В утлом своем воскресенье нам знать не дано,сколько еще облетят и раскроются листьядесятилетий, веков, мигом мчащихся, нодержит еще на плаву свод негаснущих истин:не суетись и молясь, не убий, не кради,страсти смиряй, чти законы, не трогай чужогои не терпи бесконечно, когда из груди,чем-то стесненной, вскипает свободное слово.Облик планеты и так уж не лучше от нас,наворотивших вслепую, что нечем гордиться —как же, прогресс! Хоть такой сохраним про запасправнукам… Вспыхнула искра в осмысленных лицах,небо расчистилось, солнце пророчит весну,люди, лишь маятник все же качнулся чуть вправо,встали, сцепивши ладони, чтоб эту волнувстретить не дрогнув – не детская вовсе забава!* * *Ну, а домой… и мы тоже вернемся домой,только народ свою спячку дремучую сбросити повернется туда, куда вектор ведет мировой —в общий прогресс.Мы вернемся пусть в самую позднюю осень.
