Месть сыновей викинга

Я снова удивился интересу, проявляемому скандинавами к теме девственности, но на этот раз промолчал.

– Бьёрн поручил Ильве разузнать это, – ответил Хастейн. – И если окажется, что нет, он обещал отдать девку мне.

Сигурд Змееглазый обнажил идеальные зубы в благосклонной улыбке, словно разгадал намерения Хастейна, которые тот пытался скрыть.

– Твою подружку наверняка оставят в покое. Мало что волнует меня меньше, чем английские девчонки. И все же как предводитель войска и ярл я обязан на нее посмотреть. Ибо она находится под моей ответственностью.

Очередным взмахом руки Сигурд Змееглазый дал понять, что беседа окончена. И, словно чтобы компенсировать невероятное терпение, проявленное им по отношению ко мне, он решил завершить аудиенцию угрозой:

– Проваливай, пока я не снес тебе голову, Рольф Дерзец!

5

Хастейн лежал на узкой кровати, сколоченной из березовых стволов, между которыми был натянут широкий кусок кожи. Я лежал на земле, связанный по рукам и ногам. Свет от костров слабо освещал нас, просачиваясь сквозь толстое льняное полотно палатки. Шум и крики смолкли. Лагерь успокоился на ночь.

– Ты прекрасно показал себя в общении с Сигурдом Змееглазым, – заметил Хастейн. – Ему часто приходится объяснять одно и то же по несколько раз, но ты, наверное, и сам это заметил.

– Возможно.

– Но ты умело скрыл это, что лучше всего. Ибо ярл Сигурд заслуживает уважения. На поле боя он бьется за пятерых, а его мужества хватит и на десятерых. Если хочешь знать правду, скажу, что на самом деле стереть с лица земли вашу деревушку приказал его второй брат, Ивар Бескостный.

– И где сам этот Ивар Бескостный?

– Он еще не прибыл сюда.

– Но он настолько могущественный, что заставляет всех подчиняться даже в свое отсутствие?

Молчаливый кивок подтвердил мое предположение.

– Если Бьёрна прозвали Железнобоким за неуязвимость, – продолжал я рассуждать, – а Сигурда – Змееглазым благодаря его глазу, наверное, Ивар заслужил эпитет «бескостный» по причине отсутствия какой-то конечности?

Улыбка Хастейна никогда не заставляла себя долго ждать. С этим незлобивым парнем было приятно общаться. Кажется, он проникся ко мне той же симпатией, что и я невольно почувствовал к нему.

– У Ивара Бескостного все конечности на месте, и они будут подлиннее, чем у многих. Но он редко спускается с лошади – возможно, потому его так и прозвали. Это воин ростом с башню, с рыжей бородой и ледяным взглядом. Никто не смеет задавать ему лишние вопросы. А вот почему их младшего брата Хальфдана прозвали «Белой Рубахой»[3 - По-датски Витсерк, дословный перевод – белая рубаха.], я знаю точно: он моется каждый день и меняет рубаху почти так же часто. Во время военных походов он обязательно берет с собой помощника исключительно для того, чтобы тот стирал ему одежду и брил его.

Из этих слов я сделал вывод – раз привычка дала прозвище, значит, ежедневное мытье было скандинавам в диковинку, несмотря на то что они выглядели гораздо опрятнее моих соотечественников. Вряд ли прошло больше недели с того момента, как Хастейн принимал ванну.

– А у тебя есть прозвище? – полюбопытствовал я.

Он с досадой покачал головой.

– Наличие прозвища не зависит от воли человека. Им наделяют окружающие, и его надо чем-то заслужить. Вот как ты.

– А разве у меня уже есть прозвище?

– Разве ты не слышал, как Сигурд Змееглазый назвал тебя Рольфом Дерзецом?

От меня не укрылась зависть Хастейна, замаскированная улыбкой. Видимо, сражаясь и грабя на протяжении многих лет, он не удостоился чести, какую оказали мне после нескольких минут беседы.

– Сигурд и два его брата родились с разницей в три года, – продолжал Хастейн. – Их отец Рагнар Лодброк часто отправлялся в походы, когда они были еще маленькими, и нередко отсутствовал по несколько зим подряд. Сигурд Змееглазый – средний брат, ему 22 года. Ивар Бескостный – старший, ему – 25. Хальфдану Витсерку – всего 18.

– А как же Бьёрн Железнобокий? Сигурд и его назвал братом.

– Он их сводный брат. Мать Бьёрна Железнобокого не королевской крови. Иначе он непременно стал бы предводителем войска. Но Бьёрн был зачат женщиной, не имеющей статуса, поэтому он не может руководить воинами. К тому же Бьёрну Железнобокому почти 40 лет.

То, что Железнобокий жил необычайно долго для активного воина, мне было безразлично. А вот прозвище Лодброк[4 - Мохнатые штаны (др. – сканд.) традиционно переводится как «кожаные штаны».] показалось самым странным из всех, которые я слышал. И потому я рискнул поинтересоваться, почему отца четырех братьев так назвали.

– Конечно, потому что он носил кожаные штаны. И кожаную куртку, которую никогда не снимал. – Хастейн возмутился: – Ты не мог не слышать о Рагнаре Лодброке! Это самый известный дан в мире!

– Я совершенно ничего не знаю о вашем мире.

– Думаю, ты знаешь гораздо больше, чем хочешь показать. – Он вновь рассмеялся. – И все же я расскажу тебе о Рагнаре, ибо происхождение человека столь же важно, как и его имя.

Повествовательный пыл Хастейна слегка удивил меня. Но вскоре я понял, что скандинавы – усердные рассказчики, и что у них в запасе есть немало историй, которые они не преминут поведать любому, стоит проявить интерес.

– Рагнар Лодброк родился у одной из многочисленных любовниц короля Сигурда Кольцо, – приступил мой собеседник к повествованию, – который вел происхождение от самого Одина, а потому Рагнару была оказана двойная честь, когда король признал свое отцовство и усадил его к себе на колени перед всеми обитателями дома. Конечно, к немалой радости матери Рагнара, которая небеспочвенно лелеяла мысли о великом предназначении сына и никогда не упускала возможность превознести его храбрость и мужество. Однако многие тогда утверждали, что являются потомками Одина, поэтому неутомимый Рагнар горел желанием добиться славы иным способом.

Голос Хастейна стал глубже. Более медленная и ритмичная речь теперь напоминала монашеское чтение Священного писания во время воскресной мессы, точнее, декламацию некой молитвы, так как Хастейн не держал перед собой книгу и воспроизводил историю только по памяти. Он заговорил текучими, узловатыми и чуть старомодными фразами, которые передавались из уст в уста на протяжении многих десятилетий, будучи однажды сформулированы и подстроены под определенное восприятие рассказчиком главного героя.

– Однажды летом, когда король Сигурд Кольцо отплыл в поход с дружиной викингов, Рагнар скучал во дворе со слугами и другими детьми: отец считал его слишком юным и безрассудным для того, чтобы отправиться с ним. И все же тем летом Рагнару удалось прославиться, когда к нему пришла молодая женщина по имени Лагерта и поведала, что хутор его деда со стороны матери, расстояние до которого можно было преодолеть на лошади всего за один день, атакован разбойниками. Все мужчины, в том числе дед и дядя Рагнара, были убиты, а бандиты развлекались, насилуя женщин. Мать Рагнара взволновала эта весть, но сам он оставался спокоен, так как вырос при дворе короля и встречался с дедом, только когда тот приходил к ним на рождественскую пирушку, а до дяди ему вовсе не было дела. Затем Лагерта рассказала, что ей удалось сбежать, пока злодеи спали, и что она одна отправилась к королю звать на подмогу, но теперь поняла, что ее попытка не имеет смысла – викинги уйдут до того, как вернется король.

– Рагнар вскочил и закричал, что злодеяния негодяев не должны остаться безнаказанными. Его матушка согласилась, решив, что жаль потерять имущество и владения семейства, особенно теперь, когда Рагнар оказался единственным наследником, но в то же время призвала его к осторожности. Рагнар ничего не захотел слушать. Он собрал самых сильных слуг и немедленно отправился мстить грабителям за учиненные неприятности. Он пришел в разоренный хутор гораздо раньше, чем успели уйти враги. Рагнар немедленно вызвал их на бой, не задумываясь о том, что слуги и стременные едва ли справятся с матерыми воинами. Ему пришлось обороняться одному против десяти, и вскоре он начал уступать, несмотря на то что в возрасте четырнадцати лет был уже крепким малым, искусно владевшим боевым топором. Но Лагерта пришла ему на помощь – она орудовала своим мечом настолько ловко, что Рагнар тут же влюбился в нее и назвал самой прекрасной воительницей, которую когда-либо встречал.

– Воительница? – перебил я Хастейна. – Как Ильва?

Хастейн на мгновение замолчал, затем расплылся в ироничной улыбке.

– Точь-в-точь, как Ильва. Но вообще-то Ильву пока никто не назвал прекрасной. Ты хочешь дослушать остальное?

Я кивнул и выпрямился, чтобы сковывающие движения веревки меньше беспокоили.

– После одержанной победы Рагнар начал ухаживать за Лагертой. На нее произвели впечатление его похвалы, ведь, несмотря на вспыльчивость и опрометчивость, он был симпатичным парнем. Однако род Лагерты не был знатен, и мать Рагнара не пожелала отдать своего единственного сына женщине без высокого положения в обществе. Она посадила у комнаты Лагерты сторожевого пса и дикого медведя, но Рагнар вооружился против хищников двумя огромными боевыми топорами. Как только он приблизился к двери, оба зверя прыжком преградили ему дорогу и оскалились. Однако его это не испугало, он смело вступил с ними в бой. Когда медведь бросился, намереваясь вцепиться в глотку, Рагнар изловчился вставить древко топора между челюстями зверя, а затем повернулся к псу, сомкнувшему кровожадные зубы на его ноге. Викинг несколько раз всадил топор в шею собаки, пока голова не оторвалась от туловища, повиснув с сомкнутыми челюстями на ноге героя. Рагнар снова повернулся к медведю, который встал на задние лапы. Игнорируя неприятный «довесок», Рагнар рассек ножом медвежье брюхо, откуда вывалились кишки, после чего зверь испустил дух с жалобным попискиванием. Так Рагнар, вопреки желанию матери, ворвался в комнату Лагерты и овладел девушкой.

Подобно коту у теплого очага, поглаживаемому ласковой рукой, я впитывал магию повествования. Юношеская отвага Рагнара, кровь, драма и захватывающие подробности, вроде отрубленной собачьей головы, заворожили меня. Я даже пожалел о том, что рассказ подошел к концу.

– А что было дальше?

– Лагерта зачала прежде, чем король вернулся из похода. У них с Рагнаром было трое детей: две дочери и один сын – Бьёрн Железнобокий.

История Хастейна вызвала у меня еще больший восторг благодаря тому, что чудесным образом оказалась связана с реальностью, и я не сразу пришел в себя после рассказа о неведомой мне вселенной мужественности и бесстрашия. Лежа на своей кровати, Хастейн не мог скрыть радости, видя мой отрешенный взгляд.

– Ты замечательный рассказчик, – сказал я.

– Я тоже считаю, что умею рассказывать не хуже Брагги Боддасона. Это великий поэт-скальд, он рассказывает так, что забываешь обо всем на свете. Но однажды я превзойду его. Что у тебя там висит?

Столь резкая смена темы поразила меня. Я с изумлением посмотрел в направлении его указательного пальца. Кожаный шнурок, который я носил на шее, выбился из воротника куртки, и кулон оказался на виду.

– Похоже на трубочку из стебля тростника.