Вкус жизни

– Как бы там ни было, должна отметить: пишешь ты, Рита, весьма прилично. Рифмоплетство у тебя в крови. Долго не оставляла меня твоя книга. Честно скажу: начиная читать, я не была открыта для ее эмоционального восприятия, боялась неуютных, тягостных впечатлений, – созналась Инна. – …Ты стихами избавляешься от безум-

ной тоски?

Она пристально взглянула в глаза Рите.

– Только отчасти. Пишу и как бы отпускаю некоторые свои проблемы… Знаешь, я не осознавала себя состоявшейся личностью, пока не стала писать, – расслабившись от неожидаемой похвалы, доверительно сказала Рита. – Теперь вот писательство считаю одной из главных страниц своей жизни. Я много лет так или иначе шла к этому… А на работе скрывала, что пишу, пока не стала членом Союза писателей. Предвидела недоуменные возгласы коллег: «Она еще и пишет?!» Я не считаю себя талантливой, но у меня свой почерк, своя манера письма… Я благодарю судьбу за то, что у меня есть дети, внуки, за то, что могу писать, и еще за то, что еще живу.

– …Не поняла: твое писательство – это бегство от себя? – спросила Лиля.

– Нет, оно – путешествие внутрь себя. Писатель, как правило, интегрирован в свой собственный внутренний мир. Когда писала первую книгу прозы, я была одновременно ребенком и взрослым… Нет, в большей степени ребенком. Я думала и чувствовала, как ребенок, мысленно росла вместе с ним.

– Возвращаешься если не в детский возраст, то в свою чистоту и, если хотите, в детскую мудрость, – по-своему объяснила этот феномен Алла.

– Изучаешь себя, собственные глубины? – искренне удивилась Жанна.

– Да. И узнаю много нового или давно забытого, – улыбнулась Рита.

– Ты годами вынашиваешь идеи, долго внутри себя ищешь и выстраиваешь сюжеты? Одолевают муки творческого бесплодия? Да?

– Нет, сюжеты возникают как вспышки. Их у меня за глаза хватает. И картинки к сюжетам являются неожиданно, будто из ничего, из неоткуда. Труднее всего найти точное выражение мыслей и чувств. Говорят, у композиторов всегда в голове звучит музыка, а у меня всегда бегут строчки, даже ночью, – объяснила Рита.

И Алла поделилась:

– Рядом со мной не случилось человека, сумевшего оценить мои первые опусы, но во мне в один день вдруг что-то произошло, и я сразу почувствовала, как надо писать, что я из себя должна вынести, оставаясь самой собой. Будто прорвало плотину копившихся страстей. У меня не было намерений становиться писателем, их родили обстоятельства. Сначала сомневалась, потом смотрю, прорисовывается что-то удобоваримое… С тех пор и открываю душу бумаге. Я пишу, потому что внутри меня не помещается лавина слов и мыслей, я переполнена ими, и кажется, если не писать, голова взорвется. Удивляюсь таинственной работе лаборатории мозга… Иногда мне кажется, что я уже обрела свою интонацию, но все равно сомневаюсь. Хотелось бы еще испытать удовольствие в оттачивании писательского мастерства. А то я в силу привычки часто подхожу к своим текстам как к научным статьям, в которых выверяю каждую фразу, просеивая слова сквозь густое сито размышлений и возражений, будто в них каждое слово – на вес золота. Боюсь, что за четкостью я теряю красочность и легкость изложения.

В своих литературных пробах я чувствую себя свободно, раскованно. Я будто пою, а не делаю очередной доклад на научной конференции. Моя душа словно наполняется весной. Вдохновение во мне может быть вызвано чьей-то случайно оброненной фразой, маленькой сценкой, подсмотренной на улице. Есть люди, которые будто подключают меня к дополнительному источнику питания. Да мало ли еще что происходит совершенно непредсказуемое. Я ловлю такие мгновения и, пока мысли еще свежи в памяти, не стерлись, не размылись, записываю их, осмысливаю, истолковываю. Если сразу не занесу их в компьютер, считай, они уже утеряны навсегда. Так ярко потом уже не удается воспроизвести.

– Такие мгновения можно назвать озарением?

– Не знаю, – сказала Алла просто. – Сама удивляюсь: откуда что берется в голове? Из каких глубин подсознания являются неожиданные строчки? Я же никогда всерьез не интересовалась литературой и не задумывалась, что особый строй слов может трогать душу… Может, оттуда?.. – И вверх показала.

– Высшие силы водят твоей рукой? – засмеялась Инна.

Но никто ее смех не поддержал.

– Понимаю, не каждый, у кого есть ручка и желание писать – Лев Толстой, – пробурчала Инна.

– Можно подумать, здесь кто-то претендует на его лавры…

– …Честно говоря, начиная писать первую книгу, я не представляла, во что она выльется. Собственно, сначала это был большой рассказ, и вдруг – случился роман. Писала, как диктовало мне сердце. Этот процесс необъясним. Одно за другое цеплялось… А теперь критики разбирают эту книгу по косточкам, изучают, обсуждают, цитируют. По радио вещают. Кто-то ищет в ней новую эстетику, кто-то открытия для психологов и педагогов, кто-то – черты современного реализма. Один пишет, что «внутренняя динамика при внешне спокойном повествовании не отпускает читателей». Но это же не детектив, чтобы на каждой странице выискивать взрывоопасные моменты. «…Присутствует социальная составляющая». Можно подумать, я о ней только и думала. То ли хвалят, то ли ругают. А все очень просто – правда жизни подчас бывает куда страшнее вымысла, – сказала Рита. – Зря я обкрадывала себя, часами колдуя у плиты, устраивая ежедневные стирки, «вылизывание» квартиры в угоду привередливому мужу. Можно было относиться к быту много проще. А теперь я пишу, не таясь, с интересом читаю классиков, философов, буквально купаясь в их мыслях. Я чувствую себя в эти часы счастливой, заполненной благодатью, которую всю жизнь жаждала моя душа. Своей бездумной всепоглощающей любовью к мужу я помещала себя в тюрьму быта, отрывая на него время и от своего ребенка, и от своего совершенствования.

– Личная жизнь не удалась, так захотелось снискать себе славу на ниве писательства? – проехалась Инна. – А твой, Алла, главный герой никак мужчина? Он противоречивый, борющийся, ошибающийся, но побеждающий. Да? Фонтанирует отрицательная энергия, бушуют страсти, но он справляется с ними: душит, гасит, давит их. Ни под каким видом не позволяет себе расслабиться. Он боевой, азартный, не признает коленопреклонения, отвергает лесть… Где-то я его уже видела… Но чувство понимания гротеска останавливает тебя. Это же не противоречит твоей природе! И мы закроем глаза на излишнюю эмоциональность. Интуиция и чутье не подводят меня?.. Дашь почитать твою книгу? Я ее от корки до корки изучу.

Подруги от невозможности пресечь Иннины высказывания только вздохнули и отвернулись, чтобы не видеть ее шалых глаз. Сильно затянувшаяся пауза грозила перейти в неловкость.

– …Вот так же жадно я мечтала об опере. Но музыкального театра в нашем городе не было, – вздохнула Жанна, разрядив обстановку своей наивной бытовой фразой.

– …Когда я начала писать, физика и математика для меня перестали быть интересны. Я внезапно охладела к ним. Они будто уже не существовали для меня. И я поняла окончательно – писательство было моим предназначением, а все остальное, как говорится, – средство существования моей материальной оболочки. Власть слова – вот моя власть. Ни чины, ни посты мне не нужны. Для меня теперь счастье – удачно найденная мысль, нетривиальная строчка, нестандартно выражающая чувства. Я уже не мыслю моей жизни без того, чтобы ни писать, – восторженно говорила Рита, и глаза ее сияли. – А в молодые годы я один замысел бросала, за другой хваталась: заражалась, увлекалась, отвлекалась… Одну тему долой, на другую переключалась. Хотела объять необъятное. И доводы были убедительные: огромное испепеляющее желание написать что-то особенное. А теперь готова неделями искать единственно верную фразу. Часто такое случалось: иду, допустим, в магазин – какая проза! – только о чем-то подумаю – и полились строки. Но пока домой доберусь, редко что в голове оставалось. Теперь вот всегда с собой ношу карандаш и бумагу… Жаль, что за моей спиной не стоят литературные традиции. Я не имела возможности много читать, изучать теорию, допустим, в престижном литературном институте. Мне бы на годик в Переделкино. Окунуться в писательскую среду, поучиться, чтобы избавиться от саднящих чувств неуверенности и неудовлетворенности. Только что толку томиться по недостижимому. Да и время поджимает…

– Писатель не может не страдать, не переживать. Это его суть.

– А ты не исключаешь того обстоятельства, что могла перегореть? – задала бесхитростный вопрос Инна.

– Только не в молодости, когда фонтанировала идеями, когда мысли и фразы захлестывали, а времени не было их записывать. Да и всерьез не относилась к этому занятию. Ничего из тех ранних стихов не сохранила… Это потом, много позже, когда увлечение перековалось, по сути дела, в профессию, сожалела. Я теперь боюсь одного – потерять вдохновение.

– И уже нет тем, достойных твоего пера? – ехидно вклинилась Инна.

– Напротив… И каждый раз, начиная новую книгу, я чувствую себя ученицей, пытающейся сдать экзамен. Будто я опять дебютирую. Понимаешь, есть внутренняя цена всему тому, что делаешь… – продолжала исповедоваться Рита, не обижаясь на Инну.

«И я, и я, и я того же мнения», – пропела Инна.

– Отличное хобби, прекрасная отдушина! Да еще какого диапазона и общественной значимости! – восторженно-мечтательно сказала Лиля. – Это уже не любимое занятие в свободное время, а призвание. Мне кажется, что самое страшное для человека – не реализовать свои способности. Правильно говорят, что привычка – вторая натура, а хобби – вторая жизнь.

– …Название твоего недописанного романа многообещающее, – заметила Алла.

– Более чем обещающее. Не слишком претенциозное? – смущенно улыбнулась Рита. – Заголовок очень важен.

– И первая страница. Даже первая фраза. Название с чем-то перекликается?

– Оно условное.

– Дань моде?

– Необходимость. Ты же понимаешь.

– Еще бы!

– Чтобы привлечь внимание читателей, – подала голос Жанна.

– Возможно, это будет не роман, а нечто другое. Я еще не определилась с формой подачи материала. Роман – это вершина в прозаических типах произведений. Может, я еще не дотягиваю…

– Твоя новая книга об утраченных иллюзиях? – теперь уже осторожно спросила Инна.

– Она о вечном.

– С вечностью охота поиграть? Помнишь, знаменитая актриса…как ее… Раневская сказала: «Плевать в вечность – неперспективное занятие».

– А я и не плюю.

– Уточни.

– Это грустная книга о счастье.

– Странная фраза. Звучит как «смешно о страшно серьезном» или даже как «развлекательная книга о смерти»… Ох! Ты повергаешь меня в трепет…

– Резонансное заявление. Очень хотелось бы поверить, что это так, – в тон ей ответила Рита.

– Ты всегда была одержима глобальными проблемами. В мелкотемье тебя не упрекнешь. Поэтому быстро набираешь очки?