свирель поёт
и радуется
птица.
«Когда кто-то сидел…»
Когда кто-то сидел
на моем месте в университете,
я брала лекции
у самого Господа Бога,
говорившего со мной
с пробитого снарядом неба
адресуясь к моей душе
сквозь пробитую
тем же снарядом крышу…
Пусть мне кто-нибудь скажет о жизни
что-то большее, чем знаю я.
«Вечером лягу…»
Вечером лягу
с занозою старою в сердце
и с ощущеньем сиротства,
уже приготовясь
в пропасть лететь бесконечную,
не пристегнувшись,
даже в ней сгинуть
без лишнего зла
приготовясь.
Утром проснусь
и не знаю как,
но – понимаю:
кто-то сидел у кровати моей
и дежурил,
руку прохладную клал
на горячее темя,
душу заблудшую пас
и всё ставил на место.
Нищий
Он стоит с шапкой в руке
каждый день
на одном и том же месте,
словно распятый Христос,
не умея сам сойти
со своего креста.
«Ты позволишь запутаться…»
Ты позволишь запутаться,
и увидеть дно отчаянья,
не подойдешь, не утрёшь
ни единой слезы —
Ты терпеливый,
Ты ждешь до последнего:
и подхватываешь над самой
пропастью,
убеждая, что её не было.
«Ничего иногда не бывает ничем…»
Ничего иногда не бывает ничем.
Например, ничего между нами.
Это ничего больше, чем всё —
переполненное до краёв,
неподъёмное, как наши собственные «я»
или как всего лишь одна слеза
с русых ресниц ангела,
к грешным нам
Ангелом-Хранителем
приставленного.
Закономерное
Каждый уйдет в тот мир,
который ему приснится,
который он успеет
построить в своей душе.
У некоторых этот мир
получится одноэтажным.
Но если другие пойдут
считать этажи в своем мире,
их будет всё больше и больше —
ведь каждый построит мир
в пределах своей свободы.
На кого обижаться?
«Соловьи замолкли в Гефсимани…»
Соловьи замолкли в Гефсимани,
караваны не нашли дороги,
оттого, наверно, в этой рани
стало ближе близкого до Бога.
Он камней неласковых касался,
Он горячим лбом уткнулся в землю,
Он был тем, который Сам спасался,