Утопия о бессмертии. Знакомство
– На всякий случай.
Спа-комплекс принадлежал сестре Мехмета. Подобно тому, как её брат проявил гостеприимную предупредительность, так и она, встретила на входе сама, а для сопровождения по комплексу приставила ко мне русскоговорящую девушку, родом из Казахстана. Расточая улыбки, хозяйка пожелала мне приятного отдыха и удалилась, сославшись на дела.
– Не скучай, – прощался Серёжа, – я постараюсь освободиться пораньше. Иди, я посмотрю тебе вслед.
– Нет, Серёжа, это я посмотрю тебе вслед! Так правильнее. – Я взяла его за руку и повела к выходу. Перед дверью прижалась к груди. – Я буду ждать, а ты не торопись, делай свои дела. Я люблю тебя.
Он вышел, сквозь стекло двери я смотрела в его спину, посылая вслед свою любовь. Садясь в машину, он взглянул в мою сторону и, увидев, что я всё ещё не ушла, обрадовался и помахал рукой. «Всегда провожай своего мужчину. И, как бы не была занята, встречай. Когда женщина провожает мужчину – дела его удаются ему легче, а когда выбегает к порогу и встречает после рабочего дня, то тем выражает признание его большому труду на благо семьи. Я знаю эту истину. Но Костю я редко провожала до порога. И ещё реже встречала».
Машина отъехала. Вздохнув, я направилась к девочке, скромно дожидающейся меня в сторонке.
Вначале меня уложили на теплый мраморный полок. Тело медленно впитывало в себя тепло от камня. Тихонько звучала восточная музыка. Незаметно я уснула.
Проснулась от прикосновения – пора было идти в хаммам. Сквозь завесу густого горячего пара ко мне приблизилась грузная женщина, подмышкой она держала мочалку, в руке широкое ведро с выползающей из краёв пеной. Женщина молча поставила ведро на пол, освободила мочалку… да нет, не мочалку, а варежку от упаковки, сунула варежку в ведро и обеими руками принялась жамкать её, отчего пена из ведра ещё обильнее поползла на пол. Потом жестом велела мне лечь, надела варежку на руку и, захватив на варежку пену, начала тереть мне спину. И так – беспрерывно захватывая пену, она оттирала каждый кусочек моего тела, нисколько не избегая интимных зон, поднимая мои руки, ноги, жестом требуя повернуться туда или сюда, чтобы открыть для её варежки доступ к ещё не отмытому участку. Наконец, банщица отжала варежку, положила её рядом со мной на полок, взяла ведро и ушла. Следом пришла другая женщина и тоже с ведром, наполненным пеной, и поставила ведро у меня в изголовье. Девочка Айгуль пояснила, что минут через тридцать-сорок меня ещё раз будут растирать.
«Этак они снимут с меня всю кожу! – вяло подумала я и, растянувшись на полке, закрыла глаза и представила перед собой взгляд Серёжи. Мы летели в вальсе. – Почему он не хочет танцевать со мной танго? Сам сказал, что я танцую хорошо… нет, он не сказал хорошо, он сказал, танцевать с тобой удовольствие… – Я стала вспоминать кадры с танго из фильмов, видеоролики с записью танго. – Серёжа прав, танго – это не кружение на счёт раз-два-три… я не справлюсь…»
Из полудрёмы меня вызвала та же банщица, и тем же способом, бесцеремонно вертя, как игрушку, повторно принялась растирать меня. Кончив, вылила на меня ведро чистой воды и в первый раз взглянула, как на человека – в первый раз посмотрела мне в лицо. Я рассмеялась.
«По-видимому, люди для неё делятся на два типа: чистые – с этими можно общаться, и объект для работы – эти ещё недостойны общения». Продолжая смеяться, я поднялась с полка. Женщина тоже засмеялась, она была моего роста и, хохоча, сотрясалась животом. Во рту у неё не хватало нескольких зубов, оттого улыбка получалась ещё более весёлой. Я обняла её большие плечи и расцеловала в обе щеки. Она при этом хлопала меня по голой попе то одной, то другой ладонью и приговаривала:
– Мужчины любить не будут, такая худая. Надо, как я! – И банщица звонко хлопнула себя по бедрам, облепленным мокрой тканью халата.
Я поблагодарила её за старания. Она покивала, продолжая улыбаться редкозубым ртом.
Дальше Айгуль привела меня в массажный кабинет. Массажистом оказался мужчина небольшого роста с хмурым и даже мрачным лицом. Айгуль тотчас успокоила:
– Снимайте халат, он слепой.
Похохатывая над её милой непосредственностью, я легла на массажный стол. Массажист долго и мягко разминал мои мышцы, согревая их; неспешно погружаясь пальцами всё глубже, разминал, разминал, разминал, убирая напряжения и зажимы. Я старалась запомнить новое ощущение свободы тела, чтобы потом, когда встану, пойду, сяду, по привычке не заблокировать себя снова. Когда слепец кончил и поклонился, я тоже поклонилась в ответ. Да что толку? Я видела перед собой затянутые веками пустые глазницы. Я взяла его жилистые и узловатые руки в свои и крепко пожала. По его щеке покатилась слеза. «Глаз нет, а слёзные железы работают. Он добрый, а лицо у него хмурое потому, что он об этом даже не догадывается. Никто ему об этом не сказал».
Айгуль перевела мои слова благодарности и прощания, и мы ушли. Я уже пресытилась этим спа-центром, но деваться мне было некуда, и я безропотно следовала за проводницей.
В следующем кабинете меня встретили три девушки, поразительно похожие друг на друга. Усадив в кресло, точнее будет сказать, уложив в кресло, девушки суетно принялись хлопотать. Одна с энтузиазмом занялась моими ступнями, предварительно, чуть не обварив их. Вторая, обнаружив свежий маникюр на пальцах моих рук, предложила сделать ногти ещё красивее, например, украсить их стразами, или нанести на них рисунок. Я не далась, и она занялась увлажнением и питанием кожи моих рук. У третьей дел было невпроворот – она несла ответственность за мои волосы, и, судя по её высказываниям, было странно, что волосы у меня всё ещё есть. С помощью какого-то приспособления она некоторое время что-то высматривала среди моих волос и, оттолкнув приспособление, с таким трагизмом взглянула на меня, что я поняла – просто так я не отделаюсь. На всякий случай я предупредила, что не потерплю никаких запахов на волосах. Девушка обиделась и начала совать мне в руку какие-то сертификаты. Делала она это с такой убеждённостью, что у меня закралось сомнение в адекватности своих требований, я сдалась, согласившись на какой-то масляно опалесцирующий экстракт с лимонным ароматом.
Затихнув в кресле, я мысленно себя обругала: «И чего упёрлась? Ты – в бане, помоешь голову и никаких запахов! – Я припомнила вопрос Серёжи: „Ты любишь, когда за тобой ухаживают?“, и тоскливо поинтересовалась: – И с чего я взяла, что люблю?»
Следующий пункт назначения меня обрадовал, эта услуга пришлась как раз кстати. Быстро и безболезненно, напевая что-то себе под нос, очень милая, с ямочками на пухлых щёчках и аппетитная, как булочка, девушка лишила моё тело ненужных волос.
Потом меня обёртывали в какие-то маски, запелёнывая, как младенца. Потом кропотливо ухаживали за лицом. Наконец, я взбунтовалась: «Всё!», и Айгуль привела меня в кафе – уютное, увитое зеленью и совсем небольшое размерами.
Во время процедур я ни разу не встретилась с посетителями центра и совершенно искренне полагала, что весь этот комплекс сегодня работает исключительно ради моей персоны. А теперь увидела перед собой человек десять дам разного возраста, и, судя по их неглиже, все они были клиентами центра.
– Good day! – доброжелательно поздоровалась я остатками своего английского.
Дамы молчали, внезапно и дружно онемев, хотя до нашего появления, в кафе стоял гул голосов. Улыбнулась мне только девушка-бармен из-за стойки, она же единственная, кто ответил на приветствие. Айгуль потянула меня за столик, спрятанный в зелени горшечных насаждений, и как только мы скрылись, разговоры в кафе возобновились.
«Как же они ухитряются не столкнуть лбами клиентов?!» – восхитилась я про себя и спросила:
– Услуги в центре дорогие?
Айгуль расширила глаза.
– Очень! Но сюда очередь, запись за месяц вперёд! И если кто хозяйке не понравится, то уже никогда сюда не попадёт.
– Ясно.
Барменша принесла чайник травяного чая и только одну чайную пару. Я указала на Айгуль и на чашку. Айгуль замахала на меня руками, испуганно шепча:
– Нельзя! Меня уволят, если я буду пить чай с вами. Нам даже заходить в это кафе нельзя.
– Ты давно здесь? – спросила я, как только барменша ушла.
– В бане три месяца. А в Турции уже два года.
– Не скучаешь по дому?
– У меня нет дома. Родители умерли, сестёр-братьев нет. Вначале хотела в Россию уехать, подружка сюда позвала. Вот живу. Здесь казахов много.
– Я могу тебе чем-то помочь?
Она покачала головой.
– У меня всё хорошо, парень есть, турок. Замуж зовёт. Наверное, соглашусь.
– Не любишь?
Айгуль пожала плечом, помолчала и призналась:
– Тот, кого любила, на другой женился. Он русский. Его мать сказала: «Казашку в дом не пущу!»
– Господи, помилуй!
– Мы с ним в Россию решили уехать… а потом он передумал. Я сюда уехала, а он женился.
– Может, это и к лучшему? Плохо, когда мужчина за подол матери держится.
– Может, и к лучшему, – согласилась она и, помолчав, добавила: – Пить он стал. Жену бьёт.
Гул голосов в кафе вновь прекратился. На сей раз в кафе явилась хозяйка. Заглянула в наш укромный уголок с улыбкой на лице, но увидев Айгуль, нахмурилась. Девочка вскочила с дивана и кособоко застыла. Медленно отводя от неё гневный взгляд, сестра Мехмета вновь осветилась улыбкой, обращаясь ко мне:
– Как вам понравилось у меня в гостях?
Госпожа Шахин была очень похожа на брата. Сохраняя ту же породистость, черты её лица имели б0льшую мягкость и округлость, чем черты брата. Но и признак дегенерации был тот же, и, кажется, у сестры он был более выраженным, чем у брата – когда она говорила, её нижняя губа не двигалась, а вяло провисала, открывая зубы до самых дёсен. Шахины будто гордятся фамильной чертой и всячески её выпячивают – у брата отвисающая губа очёркнута чернотой пышных усов, сестра же его использует яркую губную помаду.
– Благодарю вас. Персонал у вас замечательный – люди все профессиональные и внимательные! – Я протянула руку. – Я Лидия.
– Шахин Айтач. – Представилась она и уверенно ответила на пожатие.
– Рада знакомству, Айтач. И что я совсем не понимаю, – продолжала я, – так это того, как вам удаётся так распределить посетителей по кабинетам, что они не сталкиваются друг с другом? Такая трогательная забота о приватности!
Айтач беспомощно улыбнулась, а Айгуль удовлетворенно блеснула глазами.
«Ясно! Коридор безлюдья был создан только для меня!» – догадалась я и пожалела о своём вопросе. Незачем гостю знать кухню гостеприимства!
Замешательство госпожи Шахин длилось всего пару секунд – она повернулась к Айгуль и строгим голосом отдала какие-то распоряжения; только Айгуль исчезла, госпожа Шахин начала отвечать на мой вопрос, проникновенно заглядывая мне в лицо, потом якобы спохватилась – ах, боже мой, вы же не понимаете! всплеснула руками и засмеялась. Я засмеялась тоже.
– Мне брат сказал, вы не пьёте кофе? – Полуспрашивая, полуутверждая, обратилась ко мне Айтач, едва лишь вернулась Айгуль. Отправляла она девочку в бар за свежим чаем и сластями. – У меня очень хороший травяной чай. – И госпожа Айтач собственноручно налила мне чаю. – Угощайтесь, лукум делал тот повар, который вас обслуживал у брата в ресторане.
«Вот как? Ресторан – собственность Мехмета? И комплемент от шеф-повара – распоряжение гостеприимного хозяина?»
Айтач между тем стала рассказывать, как много времени и сил отнимает у неё подбор и воспитание кадров:
– Это главное, Лидия. Ко мне не ходят с улицы, ко мне приходят очень состоятельные дамы, и я стремлюсь, чтобы у меня работали профессионалы высшего класса, обучаю их за свой счёт, но и требую соответствующе…
Я слушала вполуха, поглядывая на стоявшую на ногах Айгуль. Девочка напряжённо вслушивалась в слова, стараясь при переводе передать не только их смысл, но и тон хозяйки, и не замечала, что то и дело переминается с ноги на ногу. Почему девочке нельзя присесть на диван и профессионально выполнять свою работу сидя, я не понимала.
– …обслуга должна быть вышколена… среди них добросовестных работников не бывает… приходится следить и, да, наказывать…
Я вновь стала её слушать, когда она заговорила о своём деле в целом:
– Мои спа-центры это не просто бани, это центры услуг, где женщине предлагают комплексный, профессиональный уход за внешностью. Знаете, Лидия, мой брат был против моей затеи. Он считал, что в сфере услуг слишком много предложения, и меня вряд ли ждёт успех. – Она засмеялась коротким смешком и поделилась: – Ах, если бы вы знали, скольких усилий, скольких ухищрений мне стоило его разрешение! Зато теперь мои спа-центры есть во всех крупных городах Турции, а в Стамбуле на днях открывается уже третий центр по счёту. Но я не останавливаюсь, я всё время думаю, что бы ещё предложить своим клиентам… – И она вдруг похвасталась, что прямо здесь, в спа-комплексе, она открыла студию танца.
Я ожила:
– Студия танца? Там обучают? А сейчас можно посмотреть?
Её насмешил мой энтузиазм, она встала и пригласила следовать за собой.
Под взглядами вновь онемевших посетительниц мы вышли из кафе.
Небольшая размерами студия была оборудована в духе танцевального зала – одна стена полностью зеркальная, с потолка льётся яркий свет, пол покрыт ламинатом. Демонстрируя воплощение своей идеи, Айтач широко развела руки, стукнула каблуком об пол и залилась счастливым смехом, подобно хрустальному колокольчику прозвеневшему в пустом зале. Потревоженная звуками, из боковой дверцы вышла пышногрудая женщина и слегка поклонилась.
– Лидия, познакомьтесь, это преподаватель танца Дерья, – представила Айтач и, мгновенно изменившись и в лице, и в тоне, приказала Дерье: – Проведите урок! Лидия моя почётная гостья!
Дерья вновь поклонилась, посмотрела на мой халат и жестом пригласила следовать за собой. Айтач простилась:
– Занимайтесь, Лидия! Я вас оставлю.
– Благодарю, Айтач!
Моего размера в костюмерной не нашлось, и я надела то, что было – шёлковые шальвары стянули шнурком в поясе, а с лифом сделать ничего не удалось – груди такого размера у меня не было, и лиф болтался на плечах тряпкой. Я нетерпеливо остановила Дерью, когда она хотела поискать ещё чего-нибудь, и мы вернулись в студию.
Дерья была настойчивым и требовательным преподавателем. Она показывала движение и предлагала повторить его, я старательно повторяла, она требовала повторить ещё раз, потом ещё, но с каждым последующим разом у меня получалось всё хуже. Дерья была недовольна, я тоже. Так безрезультатно прошли полчаса.
– Дерья, давайте попробуем по-другому, – предложила я.
Я попросила её двигаться и, наблюдая за игрой её мускулов под юбкой из редкой бахромы, одновременно старалась копировать её движения. Что-то стало получаться. Дерья иногда одобрительно кивала, иногда хмурилась. Я остановилась, закрыла глаза, припоминая своё состояние в начале нашего с Серёжей вальса. Увидела его тёплый взгляд, и, как подсказка, мне вспомнилась музыка вальса. Я переключила внимание на музыку, звучавшую в студии, впустила её в себя, проникаясь её ритмом. Взгляд Серёжи исчез, перед мысленным взором зазмеилось тело Дерьи. Я начала двигаться, вначале медленно, потом смелее, ускоряясь вслед за музыкой, и, в конце концов, перестала отслеживать движения. Не я, а музыка управляла моим телом.
Стало тихо. Я остановилась и открыла глаза. Дерья одобрительно улыбалась, а Айгуль, прижав ладошки ко рту, смотрела на меня округлившимися глазами.
– Что? Получилось? Получилось?! – Довольная произведённым эффектом, я тихонько засмеялась.
Следующий танец мы танцевали, двигаясь друг против друга. Я жестом предложила Дерье солировать. Темп музыки нарастал, вращение бёдер танцовщицы, движения рук, плеч, покачивание грудей всё более ускорялись, сохраняя при этом плавность и грацию. Не прекращая своего танца, Дерья предложила солировать мне. В том же темпе, я повторила все её движения, а заканчивая танец, воспроизвела, увиденный в каком-то арабском фильме, финал – продолжая покачивать бёдрами, прогнула спину назад и застыла.
Тяжело дыша, Дерья улыбалась. Айгуль смеялась и хлопала в ладоши.
– Ты молодец. Чтобы было красиво, тебе надо поправиться, чтобы, как у меня. – И Дерья ладонями всколыхнула свою роскошную грудь.
Я согласно покивала головой и показала большой палец, указывая на неё.
Отдохнув, мы начали танцевать снова. Дерья показывала новые движения, учила вращению тела в разные стороны и мгновенной остановке после вращения. Урок прервали редкие хлопки хозяйки. Увлёкшись уроком, никто из нас не заметил, что она вернулась в студию.
– Мой брат говорил, что вы великолепно танцуете, Лидия, – раздался её голос, как только музыка смолкла. – Теперь я и сама это вижу.
– Благодарю вас. У меня прекрасный наставник. – Я поклонилась Дерье и вновь обратилась к Айтач: – Мне не хватит слов, чтобы в полной мере выразить вам признательность. Вы подарили мне огромное удовольствие, Айтач!
Смуглая кожа её порозовела, глаза блеснули, она и Дерье улыбнулась благосклонно.
– Жаль прерывать ваше занятие, Лидия, но приехал ваш муж.
«Серёжа!» Я стремглав бросилась в костюмерную. Вновь закутавшись в халат, я ещё раз поблагодарила Дерью и пожала её руку. Посмеиваясь над моей торопливостью, Айтач увещевала:
– Не спешите так, Лидия! У вас есть время спокойно переодеться. Я предложила мужчинам кофе.
– Мужчинам?
– Да. Мой брат заехал увидеться со мной.
– А сколько сейчас времени?
– Без четверти семь.
«Ух ты! Вот это я потанцевала! Из кафе мы уходили около трёх».
Ноги несли меня вперёд неприлично быстро, и как только Айтач отстала, мы с Айгуль перешли на бег. Переодеваясь, я заставила её записать номера моих телефонов, взяла обещание звонить, если потребуется помощь, а перед дверью, укрывающей Серёжу, пожелала ей найти своё счастье и простилась. Рывком распахнув дверь, я обежала глазами уютную комнатку, по-видимому, кабинет хозяйки, Серёжу не увидела и неуверенно застыла на пороге. Он поднялся из кресла, обращённого к двери высокой спинкой, и успел сделать всего шаг, как я влетела в его объятия.
– Серёжка!
Прижавшись губами к моей шее, он втянул в себя воздух и тотчас отстранился. Бегло и цепко оглядев моё лицо, повёл к диванчику, на котором сидела Айтач. Сутулясь широкими плечами, из второго кресла поднялся Мехмет. Я протянула руку.
– Здравствуйте, Мехмет, рада вас видеть!
Он молча взял мою руку и задержал её в своей, провёл подушечкой большого пальца туда-сюда по ладошке – приласкал. Я отняла руку.
Они всё ещё пили кофе. На низеньком столике стояли сласти и большие чашки с кофе, сваренного, по-видимому, по-европейски – в недрах кофе-машины. Желая доставить удовольствие Айтач, я повторила восторги по поводу спа-центра, но адресовала восторги к Мехмету. Говорила цветисто и вполне искренне. Серёжа переводил Айтач. С её лица улыбка не сходила, иногда она в ложном смущении опускала глаза долу, а иногда рассыпалась хрустальным смешком. Зато её брат ни разу не позволил себе улыбнуться и смотрел с такой безучастностью, что я засомневалась, а слышит ли он то, что я говорю. Славословия свои я закончила восхищением студией танца, не забыла похвалить преподавателя танца и Айтач, умеющую находить столь профессиональных и приятных людей. Истощившись, увяла.
Прощаясь, я подала руку Айтач, Мехмету я руки не подала.
В машину я бежала, как домой – жаждая укрыться лицом на груди Серёжи и замереть, ощущая, как чуть-чуть раздуваются волосы от его дыхания.
– Маленькая, – шепнул он в макушку, – я волновался, звонил, ты трубку не брала.
– Даа, прости… – залепетала я извинения, – у меня по жизни с позвонить не очень… а когда танцевала, вообще обо всём забыла.
– Мехмет по моей просьбе звонил сестре, чтобы справиться, всё ли в порядке.
– О, Серёжа, прости, я виновата. Я и маме не позвонила, а теперь поздно, там ночь.
Он поднял руку с часами к глазам.
– Да, теперь уже завтра.
– Как твой день прошёл? Всё успел, что запланировал?
– Ты точно удачу вручила мне утром. Обычно спорим, а тут кандидат на должность управляющего и меня, и Мехмета устроил. Представители из регионов приехали, все вовремя, все с хорошими результатами. – Он помолчал. – Ты такая возбуждённая пришла, глаза задорно блестят, румянец на щеках. Потом сникла. Устала?
Я глубоко вздохнула и кивнула.
– Общество жёсткой иерархии. Трудно существовать в таком.
– Так везде, Лида.
– Да. Только у нас в ошельмованной России, видимо, как наследие «советского тоталитаризма», остаётся отношение к человеку, как к человеку, а не к производственной единице. Хотя и у нас… – не договорив, я умолкла.
– Что у нас?
– Девочка, что меня сопровождала… Серёжа, представляешь, русская мать запретила сыну жениться на казашке. Противно до омерзения, я словно испачкалась… Теперь сын пьёт. – Я вновь глубоко вздохнула. – Знаешь, я сегодня подумала, что большие деньги и высокий статус обязывают человека к б0льшей уважительности, к б0льшей вежливости и внимательности по отношению к тем, кто таких денег и статуса не имеют. Я имею в виду не ту холодную вежливость уровня «спасибо-пожалуйста», а уважительное отношение к труду человека и к самому человеку труда. Унижать собственной значимостью низко, да и глупо. Высокое положение незачем подчёркивать, если ты достиг его по праву.
– А если не по праву?
– А если не по праву, то высокомерием и спесью не поможешь – требуя подтверждения своей значимости извне, человек всякий раз обнаруживает свою слабость. Всё. Не хочу это обсуждать.
– Я думал, тебе понравится в центре.
– Мне и понравилось… баня, массаж, а потом… – Я подняла к нему лицо. – Плохо без тебя. Плохо.
Он улыбнулся.
– Так плохо, что забыла позвонить?
Я покачала головой.
– Забыла, когда танцевала… а до того старалась не думать о тебе.
– Нуу, что-то ты совсем у меня нос повесила. – Он прикоснулся кончиком своего носа к кончику моего.
– Я есть хочу.
– Ты что, не обедала? – Сергей осмотрелся по сторонам, проверяя, где мы едем, и отдал указание водителю. – Сейчас, Маленькая, потерпи. Минут десять и приедем. Я тебя сейчас барабулей накормлю. Знаешь, что такое барабуля?
Я вновь покачала головой.
– Ты в жизни не ела такой вкусной рыбки!
В маленьком уютном ресторанчике посетителей почти не было, и шеф-повар сам вынес нам большое блюдо с рыбой. Рыбка лежала золотистой горкой в окружении зелени.
Ела я вприкуску с хлебом, руками разрывая тушку. Сергей тоже ел руками, как всегда, не торопясь, и блестел глазами от удовольствия, наблюдая за мной.
Шеф-повар присел невдалеке за пустующий столик и время от времени поглядывал на нас, одобрительно кивая. Люди, которые любят готовить, любят смотреть, как едят их стряпню.
Наконец, я насытилась, на тарелке образовалась горка обглоданных хребтов. Тщательно обтерев руки, я подошла к шефу и поблагодарила за вкусный ужин. Было приятно, что ему знакомо русское слово «спасибо». Мы разговорились – я делилась впечатлениями о кухне Стамбула по-русски, а он, смущаясь и помогая себе руками, старался донести до меня что-то важное по-турецки. Посмеиваясь, Сергей беседе не мешал. Вдоволь наговорившись, я вернулась к нему, мы расплатились и пошли к машине.
По дороге в отель и потом – в переходах и лифте отеля, мы молчали. Серёжа томился желанием – опускаясь лицом ко мне, втягивал в себя воздух; рука устремлялась к моему подбородку или к шее и, едва коснувшись кожи, замирала; шумно выдыхая, Сергей отстранялся, осматривался по сторонам и, спустя минуту, вновь тянулся ко мне.
Наконец, мы пришли в номер. Дверь, отправленная назад его ногой, громко хлопнула, и он оперся на неё спиной. Мрачно глядя остановившимся взглядом, с каким-то отчаянием произнёс:
– Соскучился… боюсь коснуться тебя…
Я попятилась. Медленно отступая вглубь апартаментов, начала раздеваться. Он столь же медленно пошёл за мной. Пальто, пиджак, галстук, сорочка падали на пол рядом или поверх моих вещей. Когда мои бёдра упёрлись в боковину кровати, Сергей тоже остановился. Я сняла последний предмет гардероба и бросила на пол. Его взгляд на несколько долгих секунд застыл на моём лобке; очнувшись, он шагнул, и пальцы приласкали детскую нежность кожи. Я резко вдохнула: «Ах!» Он толкнул меня на кровать и молча рассматривал, пока обнажал себя. На мгновение припав жадным ртом к паху, выпрямился и, ухватив за бёдра, рывком подтянул к себе.
– Не двигайся… смотри на меня!
В самый момент освобождения, я устремилась к нему и опала в обхвативших меня руках. Огненный шар ширился, улетая вверх, низвергая в вечность…
Прижимая к себе, Сергей развернулся и спиной рухнул на кровать…
Вся моя чувствительность перебралась в пальцы правой руки. Я гладила волоски на груди Серёжи. Частью седые, частью тёмные они были чуть влажными и шелковистыми на ощупь, и чуть пружинили.