Утопия о бессмертии. Знакомство
– Маленькая! Зорюшка моя!
Большой базар в Стамбуле – Гранд-Базар – это километры улиц из торговых лавок, фонтанами на пересечениях этих улиц и кофейнями. Построили его в пятнадцатом веке, и с тех самых пор тут не умолкает жизнь.
Я быстро потерялась в направлениях – откуда пришли, в какую сторону идём? Сергей уверенно двигался среди людей, крепко прижимая меня к себе и тем самым сужая мой обзор.
– Серёжа, лучше за руку возьми, – попросила я.
– Толкнёт кто-нибудь.
– Нет.
Теперь я крутила головой в обе стороны. Лавки сменяли лавки, пестрели товарами. Как только встретишься взглядом с продавцом или зазывалой, у того загорается глаз, он тотчас устремляется наперерез, но, увидев Сергея, останавливается и, выкрикивая преимущества товара, ищет глазами следующего потенциального покупателя. Базар заполнен, как туристами, так и местными жителями. Одни праздношатающиеся, другие, суетливо спешившие по делам, люди напоминали муравьёв.
Мы опять куда-то свернули. И почти сразу Сергей толкнул дверь в какую-то лавку, звякнул колокольчик, и мальчик лет пятнадцати, с ещё не знавшими бритвы усиками, смуглый и большеглазый бросился навстречу, приветствуя Сергея, а потом и меня, не сразу разглядев меня в полутьме заставленного всяким хламом помещения. Лавка напоминала лавку старьевщика. Мальчик повёл нас мимо напольных часов, пыльных и, видимо, незаведённых – стрелки их показывали самое разное время; мимо этажерок с керамической и металлической посудой в национальном стиле; мимо витрин с какими-то мелочами и привёл к прилавку, где было светлее, но так же тесно, и откуда, подслеповато щурясь, настороженно смотрел плешивый и круглый мужчина. Узнав Сергея, мужчина заулыбался и поспешил выйти из-за прилавка. Он несколько раз поклонился, приговаривая:
– Гость. Карашо. Серж. Спасибо.
Пока Сергей и ювелир беседовали, я заскучала, рассматривая витрины – ничего интересного в витринах не было. Наконец, Сергей позвал меня. Хозяин лавки уже был на своём месте за прилавком и вытаскивал из полиэтиленового мешка какую-то коробку; открыв крышку, он поставил коробку передо мной. Губы его улыбались, а глаза оставались настороженными. Может быть, именно такие глаза и должны быть у ювелира, выдающего себя за антиквара?
Внутри коробки лежал резной браслет. Сантиметров пяти-шести шириной, то ли медный, то ли бронзовый, браслет был покрыт голубовато-зелёной патиной. Я протянула руку, взглядом спрашивая разрешения взять браслет, хозяин согласно кивнул. Браслет оказался неожиданно тяжёлым. Только вынув его, я увидела, что браслет это всего лишь оправа для зеленовато-голубого камня, размером овала в ширину браслета.
– Берилл?
– Хозяин говорит, да. Документов нет.
– Черный рынок?
– Да.
– Зачем вещь, которая нелегальна?
– Заплачу, и вещь из нелегальной станет легальной.
Я надела браслет на пальцы одной руки, ладошкой другой накрыла камень. Закрыла глаза, сосредоточилась, стараясь создать контакт. Камень ответил голубым сиянием. Неожиданно перед глазами мелькнуло белокожее лицо с миндалевидными, пронзительно синими глазами. И по верхнему и по нижнему веку глаза женщины были подведены чёрной краской, и подводка уходила на висок. Пухлый рот её кривился капризной усмешкой.
Я открыла глаза.
– Энергетически камень чистый. С бериллом так и должно быть – в древние времена русские верили, что берилл негатив в себя не берёт, а, наоборот, изгоняет злую энергию из человека. Каким временем датирует хозяин браслет?
– Говорит, Древний Египет.
– Похоже, – задумчиво сказала я, рассматривая камень.
– Тебе нравится?
Я кивнула и, вновь испросив разрешения, надела браслет на левую руку, камнем на точку пульса, и опять закрыла глаза. Быстро согреваясь, камень засиял ещё сильнее, тяжесть его была приятной. Я ещё раз кивнула головой.
– Да, нравится, – и открыла глаза.
Из глаз ювелира исчезла настороженность, он улыбался всей физиономией и что-то говорил, обращаясь к Серёже, но поглядывая на меня. Серёжа переводить не спешил.
– Что он говорит? – спросила я.
– Говорит, что ты очень красивая, и камень делает тебя ещё красивее. Говорит, что я должен на тебе жениться.
– Чего не наговоришь, чтобы совершить сделку! – буркнула я и спросила: – Металл будет пачкать кожу?
– Важен камень, Маленькая, металл мы выберем любой.
По жестам и тону Сергея я поняла, что он отдаёт распоряжения ювелиру, ювелир радостно лопотал и вновь часто кланялся. Провожал он нас сам, и проводил не только до дверей, но и вышел за нами на улицу.
– Любишь камни? – спросила я у Серёжи, когда мы завернули за угол.
– Люблю. А ты?
Я засмеялась.
– Не знаю, Серёжа. А старинные вещи любишь?
– Люблю. А ты? – опять повторил он.
Я вновь засмеялась – мне была приятна наша схожесть, и кивнула.
– Люблю.
– Как ты поняла, что это Древний Египет?
– На фоне приветствующего сияния камня мелькнуло лицо женщины.
– Как ты этому научилась?
Я пожала плечами.
– Всё суть энергия. Люди тоже. Энергии взаимодействуют друг с другом, надо только желание и уважение к объекту взаимодействия.
Сергей взглянул на меня с интересом и на секунду прижал к себе, припав губами к макушке. Довольно скоро из-под крыши базара мы вынырнули в серость дня. Сергей осмотрелся.
– Пойдём. – Пропустив, увешанных фотокамерами и возбуждённо горланивших туристов, потянул меня к машине.
Пока мы ехали к Египетскому базару, я запросила информацию в поисковике и ознакомилась с его историей.
– Что узнала? – спросил Серёжа, молчавший во время моих изысканий.
– Раньше базар носил название «Материнский». Строительство было начато на излёте шестнадцатого века одной валиде, окончено во второй половине века семнадцатого другой валиде. Последняя по имени Турхан-султан русская по национальности.
Едва мы вошли под крышу базара, смесь ароматов ураганом ворвалась в ноздри, я чихнула несколько раз кряду, и Сергей тоже.
– Маленькая, у меня тут друг торгует. Вначале зайдём к нему. Ап-чхи… Ты специи любишь?
Не переставая чихать, я достала из сумочки упаковку салфеток, одну вытащила для Сергея, другую для себя. Отирая слёзы, кивнула.
– Ага. … Особенно сейчас, – и опять разразилась каскадом чихов.
– Серьёзно? Маленькая, а готовить умеешь?
– Ну не бог кулинарии, конечно, но Косте нравилось.
– Эльза не признаёт специй. Добавляем каждый сам себе в тарелку.
При воспоминании о Косте, я неосторожно ахнула: «За полдня я ни разу о Косте не вспомнила!», и опять расчихалась.
Сергей остановился.
– Пришли? – спросила я, плача, и вновь принялась отирать глаза.
Он кивнул. Прилавком прямо на улицу, магазин специй пестрел самыми разными красками – от сочных, цепко захватывающих взгляд, до скромных, сереньких и пожухлых.
Пока я заталкивала использованные салфетки в сумку, дверь лавки стремительно распахнулась, из неё выкатилась и понеслась прямо на нас инвалидная коляска. В коляске сидел могучий человек без ног и, бликуя в свете ламп лысой головой, заливисто смеялся. Смех его был таков, что понуждал если не присоединиться к веселью, то хотя бы улыбнуться.
Сергей так и сделал – засмеялся. Он выставил вперёд ногу, одновременно прижав меня к себе.
– Обижаешь! – по-русски пискляво закричал человек. – Не помну я твою дамочку!
Чуть не коснувшись ноги Сергея колесом, коляска остановилась.
– Чертяка! Серёга! Как я рад!
Оставив меня позади, Сергей наклонился к человеку. Тот огромными ручищами облапил его спину, попеременно молотя кулаками по лопаткам. Думаю, именно такого размера кулаки называются «пудовыми».
– Мы с Машкой уже соскучились! – вопил человек из-за Сергея, – Машка, встречай дорогого гостя!
Встреча была столь шумной и необычной, что прохожие замедляли шаг, некоторые останавливались, тараща глаза, другие выворачивали шею, спеша по своим делам.
Из лавки вышла крупная женщина – и ростом высокая, и с огромной грудью, на которой топорщился клеёнчатый фартук, нижним краем достающий до внушительного размера галош. Махнув рукой на мужчин и смущенно улыбаясь, голосом сочным и глубоким она сказала:
– Здравствуйте. Проходите к нам. Маша я, – и указала на вход в лавку.
– Здравствуйте. Очень приятно, Маша. Меня зовут Лида.
Стараясь обойти ком из коляски и двух человеческих тел, самозабвенно лупивших друг друга, я двинулась к Маше. Мой манёвр не удался – коляска вдруг вынырнула из-за Сергея и встала у меня на пути. Ухмыляясь и склонив голову набок, её хозяин принялся бесцеремонно разглядывать меня. В его глаза свет не попадал – глубокие, надёжно спрятанные под надбровными дугами и занавешенные прямыми и очень густыми ресницами, они сами излучали мягкий свет.
– Ты всё-таки нашёл её?! – Он повернул лицо к Сергею. – А? Маленькая! Да?
Сергей искоса, с нежностью посмотрел на меня и согласно кивнул.
– Девочка маленького роста, с точёной фигуркой и лучистыми глазами, – продолжал мужчина. – Это ведь она?! – Счастливый своей догадкой, мужчина коротко хохотнул и распахнул ручищи. – Иди, я обниму тебя!
Я послушно подалась к нему. Удивительно бережно он прижал меня к груди. Потом чуть отклонился назад, смачно, мокро расцеловал мои обе щеки, а напоследок поцеловал и в губы, и закатился визгливым смехом. Маша замахнулась на него кулаком. Увернувшись от наказания, он первым проехал в дверь лавки, мы с Сергеем прошли за ним, за нами Маша.
В лавке встретил юноша, уважительно пожал протянутую Сергеем руку. Поздоровался густым баритоном. Ростом мальчик был выше Сергея, обладал мощным торсом отца и лицом матери. «И голосом, к счастью, в мать и повадками не в отца!»
Маша сняла с себя свой, вкруговую, фартук и подала сыну. Я тихонько ахнула: «Венера! Древняя Венера!» – тяжёлые груди, крутые бёдра женщины-матери, и в контраст с ними тонкая талия; на спине, достигая ягодиц, лежит коса толщиной в запястье её мужа.
Маша пригласила в комнату за лавкой. Усадила за стол, засуетилась, подавая сухофрукты, сласти, выпечку, сервируя стол и ставя чайник одновременно. Муж её, изредка взглядывая на меня, не умолкал, рассказывая о счастливой жизни, как выяснилось, большого семейства – пятеро сыновей, внуки и недавно рождённая внучка. Эгоистичный в своём счастье он хвастался, какая раскрасавица у него внучка, как он любит её – первую девочку в семье.
– Женщины, они лучше нас мужиков. Совершеннее! – заключил он свой рассказ назидательным подъёмом указательного пальца вверх. Отодвинул от себя недопитый стакан чая, крикнул сыну, чтобы тот приготовил специи в подарок гостям и повернулся ко мне, спрашивая:
– Понимаешь в специях-то?
Я пожала плечами.
– Чуточку.
– Что знаешь?
– Нуу… использую перцы – красный, белый, чёрный. Красный свой. Пользуюсь куркумой, корицей, гвоздикой, кориандром, зирой… что ещё? Эстрагон, мята, мелисса, укроп, орегано, сельдерей, петрушка. Сразу и не вспомню все. Травы свои в основном. Сама ращу, сама сушу.
Я взглянула на Сергея, он улыбался, а в глазах интерес. Хозяин лавки удивлённо спросил:
– Сама растишь?
– Да. Выращиваю для себя. Дача у нас… то есть, у меня.
Он вопросительно взглянул на Сергея, потом опять обратился ко мне:
– Ну пойдём, вместе выбирать будем, – и отъехал от стола.
Я поднялась за ним. Сергей остался с Машей за столом и, провожая меня глазами, напутствуя, беззвучно чмокнул воздух перед собой.
Серёжин друг долго рассказывал о многообразии специй, требовал нюхать и растирать специи в пальцах, объяснял, какие специи не надо соединять вместе, а что с чем будет хорошо. Я честно старалась запомнить всё, что он говорил, но… и названия-то, вряд ли, все повторю.
Подошёл Сергей и прервал друга:
– Пора нам, Витя.
Человек в коляске потух – потерял и энтузиазм, и улыбку, и устало спросил:
– Запомнила? Иди прощаться будем.
Я, как и в первый раз, послушно наклонилась к нему, а он произнёс:
– Подранок ты. Вижу. Чувствую.
Глаза мои тотчас наполнились слезами, я дёрнулась от него. Не отпустил и, успокаивая, стал гладить по спине.
– Береги её, – сказал он печально Сергею, – ранена она. Вижу. Чувствую.
Взяв за плечи, Виктор отстранил меня от себя, темные, такие, что не было видно зрачков, глаза старались проникнуть в мою боль.
Я всхлипнула. Рука Сергея легла на плечи, губы коснулись уха:
– Маленькая. – Прижав к себе, он уже не отпускал меня – одной рукой прощался с другом, ею же помахал Маше, ею же взял коробку – гостинец со специями.
Я тем временем справилась с собой – высушила слёзы и отёрла щёки. Мы дружно сказали: «До свидания» и вышли из лавки. Когда Сергей тревожно заглянул в лицо, я успокоила:
– Я в порядке, Серёжа.
Расспрашивать меня он не стал.
В машине я попросила:
– Расскажи о них.
– Долгий рассказ получится, Маленькая, давно их знаю… подожди-ка… – Сергей помолчал, размышляя, – около тридцати лет уже! О Викторе я услышал, когда с переломом ноги попал в больницу, он уже две недели валялся в хирургии, и весь персонал больницы был занят пересудами о нём и его невесте, чуть не ставки делали.
Чтобы заработать на свадьбу, Виктор решил пошабашить на стройке. После развала Союза технике безопасности не особо следовали, тем более ночью, в отсутствии начальства. В общем, упала на него какая-то плита или блок. Он плиту видел, хотел увернуться, но поскользнулся в грязи, и вся эта махина рухнула ему на ноги. Собрать его ноги не удалось, он и сам чудом выжил – пока скорая приехала, пока довезли, он крови много потерял. Невеста его – в отказ, а он жить не хочет. Врачи её пытались уговорить, чтобы подождала, пока у него шок пройдёт, она ни в какую. В общем, попрощалась.
Во время отлучек нянечки, Виктор сплёл себе удавку из трубок системы. Удавиться решил поздним вечером. Девчонка спасла, она бродила по коридору, ждала отца с операции, звук непонятный услышала, ну и заглянула в палату. Потом Витя из окна вывалиться хотел, на руках добрался до окна, уже и на подоконник взгромоздился. Опять та же девчонка подоспела. Девчонка эта – Маша. Ей тогда лет четырнадцать было, в больницу она к отцу приходила, её отец и латал Виктора. После второго спасения приходить стала к Виктору. Как-то она его и вытащила.
– Судьба она его.
– Перед выпиской я зашёл к нему, как раз после его второй попытки свести счёты с жизнью. Решил поговорить – не по-мужски, мол, так. А когда увидел глаза его, нравоучения свои забыл, понял – боль не с потерей ног связана, предательство он пережить не может – любил он невесту свою. Мы всю ночь проговорили. Я о своей школьной любви рассказал. Так и подружились.
В Машины семнадцать Виктор сделал предложение. Отец её принял всё спокойно, а мать не согласилась – обманом увезла Машу в Германию к бабке. Собрались в психушку дочку-внучку упечь, только бы не замуж за калеку.
Я денег дал, Витя поехал и похитил девочку. Пропали, ни слуху ни духу. Года через два, случайно встретил его в этой вот самой лавке. – Серёжа засмеялся. – На голос вышел! Я по нуждам бизнеса в Стамбуле задержался. Мне нужен был партнёр, а сладить с кандидатом не получалось, чем-то я ему не нравился – он и не отказывался, и не соглашался. При очередной встрече я попросил его помочь с гражданством для ребят. Он порекомендовал нужных людей, и дело сдвинулось. Когда Витя с Машей получили паспорта, я решил подарить им лавку, к этому времени они уже первенца родили. Согласились только на долевое владение с постепенной выплатой своей доли. – Сергей засмеялся. – Так мы стали деловыми партнёрами. А как тебе экспресс-лекция?
– Да я почти ничего не запомнила! Он названиями трав сыплет, я о таких и не слышала, к тому же названия тюркские, я их даже на слух плохо воспринимаю. Увлечён он… хорошо, когда человек делом своим увлечён. Знаешь, неожиданно как-то видеть его в лавке сухих трав, он более органично смотрелся бы на фоне разных видов оружия.
– А он и хотел стать военным, да судьба не согласилась. Виктор срочную службу в Афганистане отслужил. Сколько парней в гробах вернулось, а он год воевал и ни одной царапины. А вернулся, жениться надумал…
Я поднесла к губам руку Сергея и поцеловала.
– Маша – красавица. А голос какой дивный! Она не поёт?
Сергей озадаченно произнёс:
– Не слышал. Виктор как-то упоминал, то ли в шутку, то ли всерьёз, что, когда Маша укачивает детей, соседи сбегаются под окна послушать её пение. Я не придал значения. Не счастлива она.
– Как?! Любимый мужчина, дети, внуки.
– Как-то приехал я, а встретиться с ними времени не нашлось. На удачу, перед отъездом уже заскочил не в лавку, а в квартиру. Маша дома одна была, открыла, глаза красные, лицо опухшее, видать, наболело, потому и не сдержалась, рассказала. Виктор во время секса иногда называет Машу именем той, бросившей его женщины…
Я охнула и зарылась лицом в одежду Сергея.
– …бывает, разговаривает во сне, тоже с той, ещё на своих ногах.
– Любит? До сих пор любит! А Маша? Её судьбе и позавидуешь, и ужаснёшься. Она же… она его ангел-хранитель.
Мы надолго замолчали, думая об одном и том же, не искали слов. Машина остановилась.
– Давай выбираться, Маленькая. Мы уже в который раз вокруг гостиницы крутим.
Перекусив чаем у Виктора и Маши, мы решили не обедать. Я приняла душ и отправилась в салон красоты – уложить волосы и «сделать лицо».
Но перед этим позвонила маме.
Мама всё знала, услышала мой голос, заплакала, причитая: «Как же ты так, Лида, с Костей? Ты с ума сошла? Что за любовь, и какая такая половинка в твои почти шестьдесят? Люди в эти годы старость ждут вместе, берегут друг друга. И потом, разве можно вот так, не подумав, не узнав человека… а вдруг он аферист какой?»
Я слушала непрекращающийся поток слов, поток слёз, изредка делала попытку вставить слово, но понапрасну – меня не слышали. Смотрела на Босфор и тоже плакала.
Сергей стоял за спиной, обнимая за плечи, и слышал каждое слово мамы.
– Лида, возвращайся, возвращайся сегодня же! У тебя даже денег нет! Ты почему деньги у Кости не взяла? Если он хороший, пусть он привезёт тебя, пусть со мной познакомится, а нет, приезжай сама, я вышлю деньги. У меня душа болит, я весь день плачу.
Я сделала ещё одну попытку быть услышанной:
– Мама, мамочка! Со мной всё хорошо, всё в порядке! Мама, я люблю, услышь меня! Первый раз в жизни люблю! Не плачь! Я счастлива, впервые счастлива, мама!
– А если он бросит тебя, а Костя не простит?
– Мамочка, у меня останутся воспоминания! Пусть несколько дней, но счастья!
– Какое счастье? Что ты говоришь? – Она опять заплакала.
– Мама, успокойся, я обещаю, я приеду через три дня. Через три дня. Звонить буду каждый день.
– Деньги куда выслать?
– Не надо ничего высылать. Я позвоню завтра в это же время. Хорошо? Только не плачь!
Кончив разговор, я повернулась к Сергею и спрятала лицо на его груди. Его ладонь легла на мой затылок, извечным жестом защиты.
– Завтра я отвезу тебя в спа-центр, – стал нашёптывать он, – за тобой там поухаживают, попарят, сделают массаж, какие-нибудь девчоночьи процедуры. Ты любишь баню?
Я кивнула.
– А когда за тобой ухаживают?
Я опять кивнула, уже улыбаясь, хоть и сквозь слёзы.
– Вот и славно! А я займусь делами, за день управлюсь со всеми нуждами, а на следующий день мы сходим в Айю, посетим Голубую Мечеть, а вечером вылетим в Алма-Ату. Ну, взгляни на меня, согласна?
Я потянулась к нему и благодарно прижалась губами к его щеке. Нежность его поцелуев быстро высушили мои слёзы.
Волосы мои и помыли, и напитали, и уложили. Насилу отбилась от закрепляющего все эти труды фиксатора. Мастер настаивал, даже рассердился, но поняв, что вразумить не удастся, отступился. Я и так сомневаюсь, что Серёжке понравится дышать всей этой смесью ароматов, но лак – это слишком даже для меня, я люблю живые волосы.
С визажистом повезло. У девочки рабочий халатик оказался почти того же оттенка синего, что и моё платье. Как могла я объясняла, что макияж мне нужен к туалету цвета её халата. Она поняла, достала ещё один такой же халат и накинула мне на плечи. Я отказалась от помады, она не спорила, внимательно оглядела моё лицо и принялась творить.
Вся божественно прекрасная я вернулась в апартаменты.
Сергей шагал по гостиной, в руке держал мой паспорт и слушал по телефону чью-то длинную речь; увидев меня, не восхитился, наклонился поцеловать и, поморщившись, отпрянул. «Таак, красота моя никого не ослепила», – хохотнула я, налила себе чаю и села в кресло. Мысли бродили от мамы к Маше, от Машиной любви и жертвенности к её неповторимому голосу. «Надо проверить, есть ли у неё слух… ей обязательно надо петь… – Одновременно я следила глазами за тем, как передвигается Сергей по гостиной – ни одного лишнего жеста, негромкий баритон звучит уверенно, коротко отдавая поручения. – Я люблю этого малознакомого мне мужчину. Люблю его голос, люблю руки. Люблю, как он меня целует. Рядом с ним я не боюсь незнакомых людей. Одним только взглядом он дарит мне свободу от моих же зажимов и придуманных страхов. Нет, мама, я не сошла с ума. Это раньше я была сумасшедшей, не знающей любви. А его я узнаю! Я узнаю о нём всё! Только дай мне время, мама».
Кончив разговор, Сергей остановился у моего кресла и подал мне паспорт.
– Извини, достал без спросу. Твоя мама права, у тебя должны быть деньги. Я открыл тебе счёт. Завтра заедем в банк и получим карту, так будет быстрее, чем ждать, пока пришлют. – Он оперся руками в подлокотники кресла и потребовал: – Дай губки.
Начав целовать, не остановился, выхватил меня из кресла и понёс в спальню.
Мастер хорош! Причёска несколько растрепалась, но хватило нескольких движений пальцами, и растрепавшиеся волосы вернулись на место. Поглядывая на себя в зеркало, я надела чулки, дальше изумительной красоты туфли, потом платье.
– Серёжа, помоги, – не отрывая глаз от своего отражения, я встала к нему спиной, прося застегнуть молнию на платье. Платье легло по фигуре, и по лицу моему расползалась довольная улыбка. Дама в зеркале мне очень нравилась. Я хохотнула и заметила остановившийся взгляд Сергея. Глядя на меня, он поправлял в рукавах пиджака манжеты сорочки. Я призывно потянулась к его отражению, он усмехнулся и отвёл глаза. Помогая надеть пальто, посмотрел на мою обувь и проворчал:
– У отеля машину подадут прямо к выходу. А вот до ресторана придётся пройтись. – Махнул рукой. – Пойдёшь на руки.
Я взяла сумочку, и мы вышли из номера.
Серость дня, наконец, разрешилась дождём. Глядя на длинные мокрые следы от первых капель на лобовом стекле машины, я спросила:
– Как мне себя вести?
– Маленькая, будь собой, не надо ничего усложнять.
– Расскажи о своём партнёре.
– Шахин Мехмет. Работаем давно. Немногим старше меня, сдержанный, предпочитает молчать и слушать. Не улыбчив. Человек порядочный. Недоверчив. Даже при расширении дела не согласился подключить кого-то третьего. Я предлагал Николая, познакомил их и получил категоричный, даже возмущенный отказ без объяснений. У меня деньги были, а он предпочёл взять кредит, чем расширить количество соучредителей. Это тот самый человек, который помог Виктору и Маше с оформлением гражданства.
– Он же не соглашался на сотрудничество. Почему передумал?
– Сказал: «Человек, бескорыстно помогающий другим, заслуживает доверия». Доверие есть с обеих сторон, а дружбы нет.
Доехали быстро. Машина ещё не остановилась, а к ней уже бежали два швейцара с раскрытыми огромными зонтами. Сергей вышел под зонт, подошёл к моей дверце и, взяв меня на руки, широким шагом направился к дверям ресторана. Швейцар едва поспевал за ним, бежал, укрывая нас от дождя. Зайдя под козырёк, Сергей отпустил меня и шагнул вперёд, протягивая руку высокому сутулому человеку с густой шапкой волнистых, чуть тронутых сединой волос и строгим эллинским профилем. Тот крепко захватил протянутую руку, встряхнул несколько раз, кивнул и повернулся ко мне. Эталонную красоту его лица нарушала нижняя губа – мягкая, красная, она слегка отвисала, образуя щель между губами – дегенеративная черта на породистом и гордом благородными предками лице.
Я улыбнулась, отвечая на пристальный, изучающий взгляд чёрных глаз.
Сергей представил:
– Маленькая, это Шахин Мехмет, мой партнёр. Мехмет, моя жена Лидия.
При слове «жена» я невольно бросила взгляд на Серёжу.
– Здравствуйте, Мехмет.
Не отвечая на приветствие, Мехмет вяло взял мою руку, тотчас выпустил и простёр длинную длань в приглашающем жесте.
Он привёл нас в отдельный зал, отгороженный от общего зала огромными стеклянными дверям купе, открытыми во всю ширь, но задёрнутыми тяжёлыми шторами. За столом одиноко сидела женщина в мусульманском одеянии. Увидев нас, она встала и поклонилась. Мехмет на очень недурном русском представил: