Ключи к чужим жизням

– Да, – легко согласилась с ним Анна. Ведь это была правда.

– А таких женщин, как вы, теперь уже не бывает, – доверительным полушепотом заметил он. – Вы – штучная. Раритет. Мне можно верить.

– Почему?

– Я – художник, – просто ответил он. – А мы в этом кое-что понимаем.

Вот так красиво все началось.

Позже от самого Эдуарда Анна узнала, что он применил простой психологический прием, обратившись к ней у газетного лотка. Любого человека можно быстро расположить к себе, если говорить с ним ровно и доверительно, а в начале беседы невзначай задать ему какой-либо вопрос, на который собеседник ответит заведомо утвердительно. Это настраивает на позитив. Она вообще многое узнала, общаясь с Эдиком.

С ним было занятно. Он был изобретательным любовником и неутомимым рассказчиком, но он не годился в мужья.

Он исподволь воспитывал её на свой лад. Он рисовал её. Он любил её крупное тело. Он играл её именем. Эдуард пристраивал к имени своей подруги буквы, слоги, сокращал его и переиначивал. Каждый раз получалось нечто новое. Нюра. Анюта. Анита. Антуанетта. Анина. Анта.

Произвольно меняя её имя, он извлекал из Анны новую сущность. Начиналась их сугубо интимная, увлекательная игра. Эдуард сам делал ей прически, выстраивая особый образ своей любовницы. Анна обычно вступала в его игру по наитию, не ведая точных правил, но, догадываясь, что непременно испытает неведомые ранее ощущения.

Эдуард был действительно талантлив и востребован. Он умел ладить с нужными людьми. Он неплохо зарабатывал. Но все же он не годился в мужья. Во-первых, потому что был уже женат, а во-вторых, никогда и не рассматривал всерьёз такую возможность.

Анна постепенно привязалась к своему художнику. Эдуард был старше её на десять лет, а её неодолимо тянуло к более зрелым мужчинам. С ровесниками у неё ничего не складывалось. Ещё одной причиной этой привязанности была ранняя смерть её любимого отца. Анна подсознательно искала ему замену в своей жизни.

Вся юность Анны прошла подле отца-инвалида. С самого её рождения он уделял дочери много своего радетельного внимания, но ужасный недуг свалил сильного, умного человека в самом расцвете лет и карьеры. Рассеянный склероз. Год за годом, шаг за шагом, болезнь обездвиживала тело отца. Это было страшно, но мать и Анна стойко боролись до последнего дня. Но отец все равно угас, и дух тяжелой болезни и горя до сих пор не выветрился в их доме.

– Я жду тебя с нетерпением, Энн! – бросил ей вместо приветствия Эдик, не отрываясь от работы. – Ты сегодня мне очень нужна. Мне никак не дается замышленный образ. Поработаешь моей моделью?

– Конечно. Как всегда.

– Ты голодна?

– Съела бы чего-нибудь. Немного.

– Посмотри сама. Есть вяленый инжир, яблоки, печенье. Конфеты были.

– Я люблю мясо, ты же знаешь.

– А-а, колбасная душа! – снисходительно рассмеялся Эдик. – Открой холодильник. Я приберег для тебя твою любимую – московскую летнюю. И знаешь что – выпей немного вина.

– Это обязательно? Я хотела кофе.

– Нет, вина, только вина, моя дорогая! – с пафосом возразил Эдик. – Кофе бодрит и отрезвляет, а ты мне нужна сейчас слегка хмельная.

Анна порезала бутерброды, налила себе вина. Проделывая все это, она не переставала наблюдать за Эдуардом. Ей нравилась его увлеченность новой работой.

– Ты еще не разделась? – нетерпеливо поторопил он её, обернувшись.

– А ты мне не поможешь? – Анна призывно улыбнулась. Ей захотелось ощутить его крупные руки на своей коже. Вино слегка вскружило Анне голову. Желание медленно вызревало в молодой женщине.

– Помнишь, как в излюбленном всем народом фильме – сама, сама! – скомандовал Эдуард.

Анна послушно разделась, а затем Эдуард уложил её, так, как требовалось ему по замыслу картины.

– Ты – утомленная вакханка. Тот, кто желанен тебе, напротив. Смотри податливо. Думай – я есть только то, что ты хочешь. Вот-вот, то, что мне надо! Глаза, румянец. Даже соски поднялись и затвердели! Умница моя! Замри!

Эдик говорил, как режиссер, выстраивающий мизансцену, – серьезно и безапелляционно. Анна знала его манеру работать. Она только осторожно спросила вполголоса:

– Хороший заказ?

– Более чем. Несколько картин для нового ресторана.

– Какая честь! – пошутила Анна. – И где же я буду своим телом способствовать наилучшему пищеварению граждан?

– В Амстердаме, дорогая, в Амстердаме. В Голландии. Все, за дело!

Но плодотворно поработать над заказом Эдику в тот день не удалось. В дверь мастерской требовательно позвонили.

– А, черт! Кто там ещё? – возмутился Эдуард. – Ты закрыла дверь?

– Да.

Эдик придвинул ширму, отгораживая свою утомленную вакханку от суетности всего мира, и пошел открывать. Анна сменила позу, накинула халат, потянулась за глянцевым журналом.

Анна не могла видеть вошедших, но догадалась по их голосам, кто они. Сомнений не было – пришла жена Эдуарда вместе с детьми.

– В чем дело, Зина? – голос Эдуарда звучал раздраженно, но не громче обычного тона. – У меня заказ, я работаю! Я занят, черт возьми!

– Ты всегда занят, – с нервозной веселостью в голосе отвечала ему Зинаида. – А мне надо уехать дня на три. Иногда и ты мог бы позаботиться о детях.

– Я работаю, – настойчиво твердил Эдуард. – Неужели нельзя как-то иначе решить вопрос с детьми? Ты ведь мать!

– А ты отец, – запальчиво напомнила ему жена. – И что в том плохого, если дети посмотрят, что творит их папочка? Это даже пойдет на пользу им и тебе. А кто там у тебя за ширмой спрятался? Натурщица?

Послышалось ходкое цоканье каблучков, и через мгновение миниатюрная, ухоженная женщина возникла прямо перед Анной. Хорошо зная творения своего друга, Анна с первого взгляда на неё поняла, что именно этот мотив несколько кукольного лица улавливался в обликах некоторых женских персонажей, созданных художником.

– Подрабатываете натурой, милочка? – с легким вызовом и превосходством в голосе спросила Зина.

– Да, в свободное от основной работы время, – спокойно, с достоинством ответила Анна. – Денег, знаете, часто не хватает. Так что позирую творческим людям, когда приглашают.

– Это не вы послужили моделью для известной скульптурной композиции «Рабочий и колхозница»? – Зина откровенно провоцировала, вызывала на скандал. – Вы Мухиной не позировали?

– Нет, это не я, – миролюбиво улыбнулась Анна и добавила, выдержав паузу. – Но я знаю кто.

– Кто же? – искренне удивилась Зина.

– Моя бабушка. Вы немного заблудились во времени.

Жена художника не стала парировать выпад. То ли запал у неё истощился, то ли она его приберегала для мужа. Зина лишь небрежно скользнула взглядом по крупной фигуре Анны, и Анна, перехватив его, поняла, что ситуация для Зины не нова. Она даже и не встревожена по-настоящему. Каблучки её дробно застучали назад.

Из-за ширмы Анна невольно услышала незначительное продолжение супружеского диалога. Ничего скандального, даже без колкостей. Обычный, пресный супружеский обмен уступками и мнениями. Каждый что-то выторговывал, но всё же приспосабливал свою позицию к позиции партнера. Затем Зина зацокала по направлению к выходу.