Таинственные сны

Сабрина устало улыбнулась и прижалась к мужу, укладывая голову на его руке.

– Просто я верю в путешествия души и прими это как данность, – сонно прошептала она, уже засыпая.

Егору тоже было не до обсуждений, так как глаза слипались, а мозг отказывался внятно реагировать на что-либо. Так, обнявшись, они и уснули, а Сабрина, погрузившись в сон, через какое-то время опять отправилась в Северную Америку середины восемнадцатого века, когда была индейской девушкой, и в своем сновидении заново переживала те события.

Глава IV

Два последующих дня тянулись долго, и ранним утром четвертого, как только на синем фоне озера словно кто-то выткал алый цвет, Жаисэ босиком прошла по песчаному берегу, выбирая место, не тронутое ничьими следами. Найдя его, она присела и заостренной палочкой нарисовала на песке человеческую фигуру, воскрешая в памяти образ Мохэ, а затем острием проткнула её, нанеся мысленно увечье ненавистному мужчине. Будучи дочерью своего народа, Жаисэ искренне верила в силу проведенного ритуала, полагая, что таким образом сможет избавиться от навязанного ей жениха.

Закончив до восхода солнца со сборами, она отправилась в свою деревню. Почти пять часов провела она в пути, сознательно отклонившись от дороги к Великому камню, которому поклонялось гордое и свободолюбивое племя индейцев чероки.

Внешне камень был абсолютно заурядным, поскольку индейцы никогда не пытались его как-то обработать или хотя бы украсить. Тем не менее, он был их богом. По преданию, передаваемом из поколения в поколение, этот камень-божество, размером не более двух метров в диаметре, мог самостоятельно передвигаться на достаточно большие расстояния и даже издавал членораздельные звуки.

Индейцы объясняли этот факт тем, что камень постоянно сам переползает с места на место и лишь в дни особых праздников занимает свое почетное место у главного жертвенника, сооруженного в его честь. Когда Жаисэ спешилась, она увидела, что камень лежал на приличном удалении от него.

Девушка дотронулась до камня, приветствуя его, затем принесла ему жертву из табака и орлиного пера, которые всегда возила в седельной сумке, и, подняв кверху сложенные руки и уставившись в горы, призвала Божественный Дух. Она обратилась к нему с молитвой о помощи в сложившейся ситуации и освобождении от замужества с человеком, которого отвергали её и сердце, и душа.

Дух не подал никаких признаков, что услышал её молитву, и Жаисэ, не скрывая отчаяния, вновь склонила голову перед камнем, воззвав к Божеству с клятвой посвятить себя служению своему народу, если его сверхъестественная сила избавит ее от Мохэ, которого она ненавидела и презирала.

И в этот момент земля под ней слегка задрожала и от камня отвалился маленький кусочек, который, цепляясь за траву, медленно скатился к её ногам. Жаисэ схватила его и прижала к сердцу. Это был добрый знак, указывающий на то, что камень откликнулся на её просьбу, и слезы радости выступили на глазах у девушки.

Зажав бесценный камушек в руке, Жаисэ вернулась к лошади, которая мирно паслась недалеко у родника. Сил продолжать езду не было, и она, напившись студёной воды, села возле дуба, прислонившись спиной к его могучему стволу и спрятавшись под зеленой густой кроной от палящих солнечных лучей. Сейчас ей было нужно обдумать клятву, которую она дала Божественному Духу.

Обхватив колени руками, Жаисэ невидящим взором смотрела на свой широкий браслет, на котором желтым бисером были вышиты одуванчики. Каждый из них она вышивала сама, вложив в рисунок всю свою душу. Иначе и быть не могло, ведь она родилась за неделю до конца первого месяца весны, а, значит, одуванчик с тех пор стал ее тотемом – растением по дню рождения.

К тому же, на этот свет она пришла с отметиной – родимым пятном на правом плече, напоминающем орла в полёте. В течение двух дней отец выслеживал эту гордую птицу и, поймав, выдернул из крыльев и хвоста по перу, а затем отпустил в поднебесье.

С дорогим подарком вернулся домой и положил три пера и костяной оберег в виде белого орла возле дочери. Отныне он считался её хранителем, а перья на протяжении своей жизни она могла принести в жертву камню-божеству, если ей потребуется его помощь и другого выхода у неё не будет. И вот сегодня одно перо уже сослужило ей хорошую службу: Божественный Дух принял от неё жертву и откликнулся.

Однако родовая метка определила после этого и её судьбу: выполняя данную Духу клятву, она обязана теперь посвятить свою жизнь целительству, к которому у нее были склонности и способности. Несмотря на свой возраст, Жаисэ много знала о лечебных свойствах деревьев и трав. Откуда пришли к ней эти знания, девушка не имела понятия, но ее настои и чаи не раз помогали членам семьи бороться с различными недугами.

Чей-то голос в голове подсказывал ей, от какой хвори поможет та или иная трава, и она просто прислушивалась к нему и безгранично доверяла. Теперь придется лечить и других не только в её клане, но и племени. Только так сможет она верой и правдой служить своему народу.

Жаисэ прекрасно понимала, с какими трудностями придется ей столкнуться в дальнейшем: ведь до сегодняшнего дня лечением занимались только их шаманы. А кто она по сравнению с каждым из них? Мало того, что женщина, да к тому же слишком молодая. И то, что она дочь вождя, вряд ли заставит ее соплеменников обращаться к ней, минуя своего шамана. Их доверие и веру в её способности нужно будет заслужить ценой больших усилий и убедительных результатов лечения, преодолеть множество препятствий, в том числе и в первую очередь недовольство самих шаманов. Под силу ли ей это?

– Конечно, под силу, – уверенно ответила самой себе Жаисэ и посмотрела на свою татуировку, украшавшую левую руку. На ней красным цветом полыхал огонь. Это её стихия от рождения. Когда в день её шестнадцатой весны ей сделали эту наколку, отец сказал:

– Тебе, дочь моя, посчастливилось родиться под покровительством стихии, которая лежит в основе всех творений. Древняя мудрость учит, что Огонь – это начало и основа духа, это то, что необходимо пробудить в самом себе, это Божественная энергия, которая находится внутри духовного человека. Не случайно он имеет огненное воплощение, ибо, получая откровение, такой человек ощущает обновление и преобразуется, как бы проходит через Огонь, сжигая свое старое и получая новое.

Огонь – это могучее стремление к жизни, воплощенное волей Неба. Это то, что помогает возноситься от Земли к Солнцу. Это не только жизнетворный Огонь растущего семени, но и Огонь, который направляет внутреннее устремление сердца к Божественной мудрости.

Принадлежащих к стихии Огня объединяет внутреннее горение, вечное стремление к самовыражению, энергичность, способность к непоколебимой дружбе и верной, истинной любви. С человеком Стихии Огня можно быть уверенным, что он не бросит в беде и предпочтет пожертвовать собой. Он нетерпим к несправедливости и всегда бросится на помощь тому, кто кажется ему несправедливо обиженным.

Вот и ты, Жаисэ, волей Неба причислена к таким людям. Живая теплота твоего сердца будет привлекать к тебе других, как магнит. Правильно и с пользой для людей относись к этому.

И последнее мое напутствие: друзей и мужа выбирай из своей Огненной стихии или стихии Воздуха, которая позволит Огню еще больше разгореться. Огонь может ладить с Землей, однако не исключена опасность, что Земля остудит и погасит его, а Огонь может обжечь и выжечь Землю.

И никогда не забывай о том, что Огонь несовместим с Водой, так как Вода обязательно превратится в белый туман и рассеется в воздухе, или потушит Огонь, оставив дымящиеся головешки.

Жаисэ невольно улыбнулась, вспомнив, как она попыталась найти слабые места в предостережениях отца, заявив, что в жизни не все так однозначно и все же бывают исключения, когда Вода горит в Огне или когда Огонь греет Воду. Отец улыбнулся и терпеливо объяснил:

– Ты говоришь об Огненной воде, но и она после того, как отгорит, станет обычной водой, которую Огонь в конце концов превратит в белый воздух.

На этом её возражения закончились. Жаисэ, вспомнив об этом случае, в который раз подивилась мудрости своего отца, которая сопровождала ее на протяжении всей её жизни. Каждый его подарок имел не только свое предназначение, но и нёс в себе сокровенный смысл. Как и огненный опал, который она носила на шее на кожаном шнурке. Она никогда с ним не расставалась, поскольку он был ее тотемом от рождения. В его причудливых переливах среза можно разглядеть и парящего орла, и свободно летящую пушинку одуванчика.

Еще раз напившись воды из родника и освежив лицо, Жаисэ легко вскочила на коня и продолжила путь домой. Наконец, в долине на берегу реки показались дорогие сердцу хижины. Даже не считая, она знала, что их сто девятнадцать. Девушка гордилась тем, что в ее миролюбивом клане соплеменники- чероки, в отличие от других индейских племен, обитали семьями не в вигвамах, а в округлых каркасных хижинах, оплетённых прутьями и утепленных глиной. Все они имели один вход и дымовое отверстие. К тому же, в центре поселения стояла большая общая хижина, где проходили мужские собрания клана, а на его окраине отдельная хижина, где помещали больных и куда мог входить только шаман. Его хижина находилась неподалеку, за небольшой поляной.

«Нижние чероки», к которым относился и ее клан, занимались земледелием, охотой, собирательством и мелким промыслом: выращивали «три сестры» – кукурузу, тыкву и бобы, охотились на оленей, кроликов, индейку и даже медведей, плели разные предметы, большей частью украшения из бисера, обрабатывали меховые шкуры, шили из них одежду и меняли все это на товары из Европы у поселенцев и военных, чаще у британских, так как у французских они были менее качественные и значительно дороже.

«Серединные» и «верхние» чероки тоже входили в их племя, делившееся на семь кланов, которые вели счет родства по матери. Но несмотря на это, женщины не имели в кланах достаточно высокого статуса. Правда, в мирной жизни все они жили отдельными деревнями и собирались вместе только на великие празднества или в случае войны. Вот и несколько дней назад дядя Дадага и Мохэ приехали к ним в семью по важному делу, учтя только свои интересы и проигнорировав ее.

Жаисэ, не чувствуя в душе достаточной смелости и необходимой решительности, чтобы уверенно въехать в деревню, остановилась на высоком пригорке, поросшем редким лесом; медленно спешилась и стала разминать затекшие от длительной езды ноги и бедра. Не столько слухом, сколько отработанным чутьем она определила, что сзади нее кто-то стоит.

Резко повернулась – и ее глаза столкнулись с глазами Мохэ, взгляд которых источал неприкрытую ненависть. Его тонкие губы сжались от злости в побелевшую полоску, а ноздри орлиного носа раздувались от внутреннего, еле сдерживаемого негодования. Полный собственного достоинства, он, широко расставив ноги и гордо распрямив плечи, застыл, словно каменное изваяние, не сводя с нее испепеляющего взгляда.

Мохэ выглядел впечатляюще во всем великолепии своего смуглого натренированного тела, словно вылепленного руками искусного зодчего. Ярко выраженная широкая и прямая линия плеч, признак его мужественности и силы, плавно переходила в точеные, узкие бедра, прикрытые набедренной повязкой. На длинных сильных ногах с упругими икрами были надеты ноговицы-леггины и мокасины. Мощную грудь украшали узоры татуировки. Браслеты на предплечьях были изготовлены из кожи, расшитой иглами дикобраза, и красиво подчеркивали очерченные формы мышц и крепость рук.

Бритая голова с собранным на макушке пучком волос, так называемой «скальповой прядью», была украшена налобной повязкой с орлиными перьями. Их было три: на кончике одного из них, расположенного горизонтально как символ его поступков большой храбрости и доблести, было привязано много конских волос, окрашенных в красный цвет и показывающих, сколько он убил врагов. Второе перо с поднятым вверх кончиком говорило о каком-то геройском поступке стоящего перед ней индейца-чероки, а то, что перо было выкрашено в красный цвет и рассечено пополам, являлось подтверждением его ранения в бою. Третье перо серовато-коричневого цвета было опущено вниз и как бы заявляло о том, что его хозяин всегда храбрый и бесстрашный.

В правой руке Мохэ держал томагавк как знак своего достоинства и власти. Его деревянная рукоятка была украшена инкрустацией и бисером, а лезвие – символами, сделанными искусной резьбой. К томагавку был привязан женский скальп с длинными черными волосами.

Глядя на него, Жаисэ почувствовала, как по ее спине пробежал холодный озноб, а в сердце прокрался страх, и она еле сдержалась, чтобы не показать его.

Какое-то время они стояли не двигаясь, испепеляя друг друга взглядами, но вдруг в глазах Мохэ появилась презрительная насмешка, когда он обвёл ими тонкую, словно берёзка, фигуру девушки, скривив в пренебрежении губы и подчеркивая тем самым её слабость в сравнении с собой.

Не выдержав, Жаисэ непроизвольно сделала шаг вперед, будто кролик к удаву, – и в это мгновение Мохэ выбросил левую руку вперед, схватил косу, лежащую у нее на груди, и резко дернул её на себя. Не удержавшись на ногах от внезапности и боли, девушка практически упала ему на грудь. Пока она пыталась оттолкнуться, Мохэ переместил свою руку на ее затылок, а потом на шею. Она, как стальным обручем, прижала ее, лишая свободы действий. Лицо настолько сильно уткнулось в шею мужчины, что стало трудно дышать. Жаисэ попыталась отбиться от него ударами ног в голени, но он даже не дрогнул, только прошипел, как змея, ей на ухо:

– Остынь, дрянь! Когда ты сбегала из дома и выставляла меня на посмешище, вряд ли знала, с кем имеешь дело. Ты унизила и оскорбила меня своим пренебрежением. Я три дня ждал тебя здесь, хотя в долине считают, что я уехал к себе домой. За это время я накопил в своей душе много ненависти и готов ее выплеснуть на тебя, чтобы ты захлебнулась в ней и собственной шкурой прочувствовала то унижение, через которое я прошел по твоей вине.

Разве могут меня после случившегося уважать в собственном племени? С твоей легкой руки, как только новость о твоем бегстве из-за нежелания быть моей женой достигнет ушей других индейцев, я стану посмешищем и среди других племен. Даже за меньшие прегрешения виновные платили мне своей смертью. Но тебя я убивать не стану.

Я несколько дней буду насиловать тебя, а потом изуродую твое красивое личико так, что даже звери будут шарахаться от тебя, и ты никогда никому не докажешь, что это был я. Мало ли где ты шаталась все это время в лесах и кого там встретила. А я найду людей, которые подтвердят, что все эти дни я был далеко от тех мест, где была ты.

Обезображенная, с моим ублюдком в животе, ты будешь изгнана из племени, поскольку своим поступком обесчестишь не только мое, но и имена двух вождей, показав всем, что их слова и решения можно игнорировать и не считаться с ними, что не допустимо среди индейцев.

А я буду тебя преследовать, пока ты не попросишь пощады, и затем проявлю милость, сняв с тебя скальп, как вот этот, который висит на моем томагавке. Я принес его с собой, чтобы ты увидела в нем свое будущее. И брошу умирать в муках, а твоего ублюдка оставлю на растерзание зверям.

За время его устрашающей речи Жаисэ не произнесла ни звука, ни единым движением не показала своего отношения к ней. Она напряженно прислушивалась к голосу у неё в голове, который приказывал немедленно использовать имеющиеся у нее оружие и перенять инициативу.

Удивленный отсутствием реакции с её стороны, Мохэ попытался отклонить девушку от себя, чтобы увидеть ее лицо, – и это стало его непоправимой ошибкой. Жаисэ молниеносно выдернула из чехла нож, спрятанный под рубашкой, и неожиданно для воина со всей силы нанесла ему удар в грудь.

Мгновенная реакция позволила ему избежать прямого проникновения в сердце, но при этом он недостаточно быстро извернулся и неосторожно подставил под стальной клинок левое предплечье. Острое лезвие до кости располосовало мышцы от плеча до локтя, издав неприятный звук, и, соскочив, сделало глубокий надрез на верхней части бедра. Рассеченный надвое кожаный браслет упал на землю. По руке Мохэ обильно полилась кровь, за доли секунды пропитав низ рукава девушки.

Мохэ, отбросив томагавк, попытался правой рукой зажать края раны, но, испытав невыносимо резкую боль и, по-видимому, совсем обезумев от гнева, бросился на девушку. Однако слабость вследствие большой потери крови и легкое головокружение, по всей вероятности, снизили быстроту его движений по сравнению с ее реакцией.

Она отскочила в сторону, и Мохэ, схвативший вместо нее воздух, закачался и упал на колени. Его озверевший от неудачи взгляд остановился на томагавке, лежащем чуть дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Жаисэ мгновенно проследила за ним и бросилась к томагавку. Но не успела она дотянуться до него, как почувствовала, что Мохэ сделал ей подсечку здоровой рукой, схватив за ногу.

Полетев всем туловищем вперед, она упала навзничь рядом с грозным индейским оружием, не в состоянии ни воспользоваться им, ни обезопасить его для себя, поскольку была обездвижена крепкой, как железо, рукой индейского воина. Всего пару секунд потребовалось Жаисэ, чтобы принять решение.