Мне с собой хорошо. Книга-маяк для тех, чьи глаза перестали светиться

Ваше предложение еще в силе?

В Питере мы ходили в театр, гуляли по Эрмитажу с хранителем коллекций, выпивали шипящее шампанское в ресторане нашего друга, пели песни под гитару, я продолжала улыбаться, но при этом внутри меня не было радости.

И я не понимала, в чем причина: почему мне так грустно, когда вроде все так хорошо?

Через два дня, когда я уже собирала чемодан, чтобы выехать из гостиницы, телефон сделал дзыньк. Я неспешно взяла его в руки. Это было сообщение от помощника ВИ: «Лариса, у ВИ внезапно появилось одно окно на сегодня. Сможете приехать через час?»

Нужно было решить: либо я сейчас подрываюсь и еду к этому неведомому ВИ, либо спокойно собираюсь, обедаю и уезжаю в Москву, в объятия своей прошлой жизни.

Я легла на кровать и посмотрела в пустую стену. И вдруг почувствовала, что мне не хватает ковра. Но ковер – это даже не предмет мебели, а скорее, метафора.

В детстве, в начале 90-х, когда мы жили в маленьком уральском городе, я любила лежать и рассматривать разноцветный ковер.

И это было самое безмятежное время: ты на своей кровати, под одеялком, и нет никаких проблем, никаких страхов и никакого чертового экзистенциального кризиса (кто это вообще придумал?).

И тебе не надо вечно куда-то бежать, зарабатывать деньги, думать о том, что жизнь проходит, переживать, что твои близкие могут заболеть. Ты лежишь на кровати и разглядываешь ковер. А если повезет, то в это время мама на кухне готовит пирог с яблоками. И никаких соцсетей, никакого сравнения себя с другими. И просто кайфуешь от ковра, и твоя жизнь полна смысла.

Эх, сейчас бы лежать у этого ковра и чтобы проблема была только одна – как уговорить папу купить мне вафлю «Куку Руку».

С этими мыслями я перевернулась на другой бок и решила посоветоваться насчет ВИ с Алексом. Я записала двухминутное голосовое, где рассказала про ВИ, переживания и то, что меня одолел небольшой сплин. Отправив сообщение, я почувствовала вину: «Ну вот, опять гружу ненужной инфой. Он и так много работает, а тут еще я со своим унынием. Зачем ему это знать? Я должна сама разбираться со своими проблемами».

На все, что касалось моих чувств, он реагировал так: «М-м», «Понятно», «Не знаю». В моей голове это означало «Не грузи меня проблемами, я не хочу в них вникать».

Пиком его отстраненности был один момент. Год назад у меня погиб близкий человек, и я позвонила Алексу в слезах, он сказал: «Сочувствую… мне пора возвращаться к работе». И больше ни разу не выразил соболезнований и не спросил, как я переношу эту утрату.

Пока я погружалась в море вины, от него пришло сообщение. Предсказуемое. Он написал: «Я не знаю, что тебе делать. Решай сама».

Что я испытала? Как обычно: одиночество. Это ощущение – я его называю Изоляция Чувств – шло из детства.

Так получилось, что у меня не было достаточно чуткого контакта с кем-то из близких, видимо поэтому, став взрослым человеком, я выбирала отстраненных мужчин.

Но при этом в каждом мне хотелось найти ту связь, которой не хватало в семье. Вот такой парадокс.

От сообщений Алекса я вдруг почувствовала обиду и снова вернулась в детство, где есть только я, ковер и «Куку Руку».

Мне было больно. Я быстро настрочила помощнику ВИ: «Если ваше предложение еще в силе, то я выезжаю».

Глава 3

Загадочный мастер жизни

Через десять минут я уже ехала в такси по заснеженному городу, слушая в наушниках «Аве Мария». За окном было сыро, холодно и серо. Мне показалось, что этот холод проникает внутрь.

Я прокручивала перед глазами разные события из жизни и думала: «Наверное, ничего лучшего со мной больше не произойдет».

В зеркале заднего вида от меня убегала дорога. Это тоже метафора жизни: я слишком сосредоточилась на прошлом, а дорогу, которая ждала меня впереди, совершенно не видела или не хотела видеть. Если бы я решила сделать татуировку в тот момент, то выбрала бы «Будущего нет».

Вскоре такси подъехало к длинному трехэтажному историческому зданию.

Над входом в парадную красовались статуи двух грифонов. Это существа с головой и крыльями орла, а телом льва.

«Интересно, что за тайные тайны тут? У меня будет обряд посвящения?» – подумала я, поднимаясь по лестнице и таща за собой уличную серость. На третьем этаже меня встретил молодой человек в белоснежной рубашке: «Вы Лариса? Проходите, вас ожидают».

Дверь в кабинет ВИ с внешней стороны была выполнена в историческом стиле из дерева, а с другой, как я узнала позже, – выкрашена в нетривиальный темно-фиолетовый. Ручка необычной формы из металла, похожего на бронзу. Я наклонилась на секунду, чтобы разглядеть ее поближе, и неожиданно для себя улыбнулась: это была фигурка маленького грифона, с немного оплывшей от бесконечных прикосновений чеканкой.

Я подумала: «Ну что ж, по крайней мере это необычно и фиолетово. Что бы это ни значило. Посмотрим, что меня ждет за этой дверью. Надеюсь, живой грифон».

Вся жизнь в четырех листах

Оставив пальто в приемной, я вошла в комнату.

Слева, у темно-фиолетовой стены стояла софа, обитая коричневой кожей. Посередине, перед столом из красного дерева расположились два кожаных кресла. За столом сидел седовласый человек. Он наклонился над бумагами и что-то писал. Я обратила внимание, что перьевую ручку он держал левой рукой, рядом стеклянным боком ловила блик красивая чернильница.

Такое теперь редко встретишь.

Кажется, Мастер не заметил, как я вошла. Нужно как-то обозначить себя.

«Кхм-кхм, здравствуйте», – произнесла я.

Он поднял голову и пристально посмотрел. У него были тонкие черты лица, голубые глаза и очки в круглой оправе. Его взгляд и правда, пронизывал вдоль и поперек. Он встал и улыбнулся: «Здравствуйте, Лариса. Садитесь, куда хотите – на софу или в кресло. И расскажите, что вас привело ко мне».

Я села в кресло, потому что разваливаться на софе перед незнакомым человеком не хотелось. И, пока собиралась с мыслями, украдкой рассматривала Мастера. Он сел в кресло напротив, поправив складку на темно-фиолетовых брюках, красиво контрастирующих с белым поло, на указательном пальце поблескивал зелеными гранями перстень с большим зеленым камнем, наверное, изумрудом. Мужчина был довольно высокий, поджарый и, мне кажется, именно так выглядели аристократы лет двести назад. Даже не спрашивайте почему именно аристократ и именно двести лет, но конкретно эта мысль первой промелькнула у меня в голове.

Ну вот посмотришь иной раз на человека и прям чувствуешь: аристократизмом заполнен по самую макушку. Взгляд такой особый и манера держаться.

Пауза затянулась. Я еще раз изобразила культурное «Кхе-кхе» и начала.

В свойственной мне улыбчивой манере рассказала, что все неплохо, в целом жизнью довольна, и она складывается, в общем, успешно. Конечно, я не могу пригласить Киану Ривза на день рождения, но зато могу сорваться в любую точку планеты и писать там книги.

ВИ слушал меня. Когда я выдала краткий экскурс, он сказал:

– Знаете, мы с вами чем-то похожи. И вы, и я внимательны к словам. О чем вам говорят конструкции «в целом» и «в общем»? Если бы я сказал: «В целом, я довольно счастлив», о чем бы вы подумали?

– Хм… Интересно. Я бы ответила: такие уточнения показывают, что человек скорее несчастлив, чем счастлив.

– Хорошо. Мы поняли, что фраза «в целом, я довольна» означает «нет». А расскажите, что происходило в Вашей жизни.

Он снова сел за стол, взял лист бумаги, перьевую ручку и приготовился записывать. Я неожиданно для себя тяжело вздохнула, видимо, уже заранее почувствовала, что скоро мне предстоит встретиться с правдой. Из меня, сначала несмело, а потом все более «полноводно» полился поток: я говорила о детстве, о любимых книгах, об изоляции чувств, Алексе, переживаниях, работе.

Минут через десять к горлу подкатил комок, а на глазах появились слезы. Я шмыгнула носом, покраснела и, вытащив бумажный платочек, шикнула на себя: «Так, Лариса, держи себя в руках». Быстро вытерла слезы, снова нацепила улыбку и продолжила рассказ. Через десять минут подоспела вторая волна слез. Да что ж такое-то. Я опять сказала себе: «Не надо тут устраивать потоп. Это все просто эмоции».

ВИ все фиксировал, переспрашивал. Я только и слышала, как скользил наконечник перьевой ручки, выводя историю моей жизни. Иногда ВИ отрывал взгляд и пристально на меня смотрел. Он почти ничего не говорил, но в глазах было столько силы и сочувствия, что хотелось делиться с ним всем.

Когда я закончила, сменив три платочка, ВИ отложил ручку в сторону, на столе лежали четыре листа, на которых уместилась вся моя жизнь.

– Лариса, у меня насчет вас есть предположение. И мне бы хотелось им поделиться. Разрешите?

– Да, конечно.