Априори Life

Перехватив освободившейся ладонью стакан, я последовала обратно к столу.

– Пойдем, – кивнула я ей через плечо. – Что одна-то здесь стоять будешь?

Марина быстро влилась в наш полупьяный коллектив, с любопытством разглядывая каждого, вовремя поддерживала непонятный для нее юмор (основанный по большей части на партнерском сленге) и не выпускала из рук фигурный бокал с красно-оранжевой жидкостью и салатовым зонтиком на дольке апельсина.

– У меня друг жизнь свою сегодня поменял, – вещал ей на ухо поддатый Пригласитель только что испеченного партнера. – У него, можно сказать, сегодня второй день рождения. Он, правда, этого не понимает еще пока. Я тоже не понимал, когда вступал. Думал, афера какая-то, а оказалось, билет свой счастливый вытянул. Реально жизнь шанс дала. Теперь что ни день, то праздник, – он обвел гомонящий стол бокалом виски. – С такими людьми общаюсь! Один наш директор чего стоит! За нее, кстати!

Он чокнулся с бокалом Марины и ненасытно заглотнул янтарную жидкость с играющими кубиками льда, все больше нависая над нашей новой знакомой:

– А ты-то чем занимаешься?

Я наблюдала за этой картиной практически с противоположного конца стола и все больше понимала, как на глазах она выходит из-под контроля.

Жестом я подозвала к себе Фадеева:

– Ты бы проконтролировал его, Кирилл, – я кивнула в сторону эпицентра назревающего приглашения. – Что-то разогнался твой товарищ, того и гляди на салфетке схему чертить начнет, да и новенькому не надо бы видеть своего Пригласителя в таком состоянии, работать еще с ним как-никак.

Юрка, сам изрядно захмелевший, спохватился мгновенно и отозвал своего подопечного на «пару ласковых». Я тем временем переместилась к этой смышленой особе. Было в ее поведении что-то близкое. Рыбак рыбака, как говорится…

– Лер, можно вопрос? – улыбнулась она, когда я присела с ней рядом.

– Конечно.

– Чем у вас компания занимается?

«Ах ты рыбка…» Улыбка ехидно расплылась на моих губах:

– А почему тебе это интересно?..

Спустя пару недель Марина стала нашим партнером. Фадеев отработал превосходно. Я не стала ее приглашать – лишь довела до открытого интереса, затем, сославшись на огромную занятость, передала на попечительство Юрки. Результат – полная незаинтересованность с моей стороны (она же – авторитет при работе в фойе), двойная продажа ее будущего ответственного и пятьдесят процентов с компенсации за каждый пункт ее вступлений.

Неплохо, по-моему, за один вечер…

Квалифицировалась она за две недели. И пусть мы находились в разных структурах, это не мешало нам общаться. Мы стали даже дружить, если можно так выразиться в рамках нашего бизнеса.

Еще через неделю я узнала о ней много нового после короткой фразы:

– Батунина, нам надо поговорить.

Мы поговорили за пределами стен филиала, в захудалом районном кафе. Я узнала некие подробности ее жизни, ее другую сторону, так сказать. Отголоски этой стороны долго еще аукались мне в череде событий. Но все могло бы пойти иначе, если б она не попросила о помощи…

* * *

А сейчас, борясь с неврозом, я, не переставая, вертела кружку с остатками остывшего кофе в руках. И по-прежнему не знала, что ей сказать. Какие вообще тут могут быть советы, если не рекомендации?..

Бросить все, не жить с нелюбимым ею человеком и оказаться на улице. Так уж изначально случилось в ее ситуации, что, кроме как профессиональной содержанкой, она никем не являлась. Привезли тепличный цветок в каменный город и закрыли в парнике, а о том, как за его пределами бывает холодно, сообщить не удосужились. А смысл… Пусть уж остается наивной маленькой мышкой – проще манипулировать.

Или, наоборот, держаться и мучиться, целыми днями развлекать себя телевизором, вечерами реветь в ванной, пытаясь накраситься, и временами давать себя насиловать олигархам в надежде, что в ней наконец-то рассмотрят талант не только качественного минета.

Она ведь и уцепилась за нас в тот вечер, потому что тянуло еще к чему-то живому. Где есть о чем поспорить, есть что обсудить, есть на кого стараться произвести впечатление и на кого равняться. Где царит гул, движение, суета. И пусть улыбки тоже встречаются фальшивые, но это все же интереснее, чем качать губы и обсуждать чужие ноги, пока «арендатор жизни» шпилит шлюх в сауне. Она и вступительный взнос-то сняла с пластиковой карточки, оправдавшись, что на новые туфли – кто там будет разбирать, новые они или не новые, когда их количество переваливает за двадцатую пару.

Думаю, не сложно предположить, кем были ее пункты. Можно сказать, мы их вступали сами. Да и бог с ними – я свое получила, а Юрка подход найдет. У меня теперь другая появилась забота. И сидела она напротив меня…

Что я могу ей сказать? Что?! Когда причиной переезда в мегаполис послужило приглашение знакомого по интернету… Где ж голова-то, боже мой, девочки?!

Я сделала последний глоток остывшего кофе и резко встала со стула. Хватит. Я не могу, я не умею решать чужие проблемы. Мне жаль ее. Очень жаль. И я ненавижу это самое адское проявление внимания. Оно даже хуже безразличия, когда тебе элементарно насрать. А здесь я пытаюсь влезть в ее ссутулившуюся исхудалую шкурку и прожить ее момент жизни. За нее.

Я положила ладонь на ее оголившееся плечо из-за сползшего халата, и, помедлив с минуту, вышла из комнаты. Я налила ей водки в баре. Да, водки, и пофиг, что сейчас только десять утра. Время относительно, как известно.

– Пей, – сказала я, хлопнув рюмкой четко перед ней, чтоб хоть так встряхнуть с нее это убогое подвисшее состояние.

Она вздрогнула и перевела взгляд на прозрачную жидкость, но не сдвинулась с места.

– Пей!  – нагнувшись к самому уху, процедила я.

Злость начинала доминировать, а сопливость раздражать еще больше. Жалость к себе – вещь, конечно, затягивающая, но меру тоже имеет. И не надо в таком случае обращаться к кому-то с наболевшим вопросом – незачем расходовать время и силы другого человека. Упиваться этим состоянием лучше в одиночку.

Она неуверенно обхватила рюмку двумя пальцами, оттопырив при этом мизинец (аристократка, блин), и медленно поднесла к губам.

– Пей и одевайся. Через пять минут я жду тебя на улице.

Она вышла через 15 минут, кутаясь в куртку, как будто было холодно, и не поднимала так и не накрашенных глаз. Я взяла ее под локоть и повела к дороге. Таксовать долго не пришлось. Я затолкала ее на протертое заднее сидение гнилой «девятки», сама села вперед. Наблюдать всю дорогу потупленный взгляд в никуда не придавало особой радости.

Я везла ее в лес. Нет, не подумайте, убивать и расчленять я ее не собиралась, да и пакетов мусорных не прихватила. Хотя вломить хотелось, просто нужно было уйти от каменных коробок и густой серости к чему-то более или менее натуральному.

Ивсеев забрал нас ближе к вечеру. Замерзших, голодных и, как всегда, полоумных. После того как я обработала ее мокрым снегом – там его было еще с лихвой, – Маринка начала смеяться, после того как получила снежком в голову – даже соображать. Когда мы садились в машину Стаса, я не чувствовала своих конечностей – пальцы рук и ног были наглухо отморожены, из носа постоянно текло, а замерзшие губы очень смешно, но еще шевелились. Он раздал нам по кофе, заботливо купленному по дороге в ближайшем «Макдоналдсе», – как он все-таки умеет – грамотно и в нужный момент.

Уснувшую по дороге Маринку мы выгрузили у гостиницы – она сняла там номер, чтоб не возвращаться домой. Трубку она так и не включала – боялась, что б она там ни говорила. Продолжала скрываться, понимая, что чем больше это затягивает, тем быстрее ее найдут. Хотя, по моим прогнозам, там вряд ли кто-то затруднялся поисками, все решалось гораздо проще – птичка сама постучится в окно, когда средства на карте иссякнут. Ей еще услужливо подыгрывали, не заблокировав ее в первый же день. Агония длится недолго, как известно…

Но тем не менее девочка была довольна и в гораздо лучшем состоянии, нежели с утра. Она даже отзвонилась с ресепшена со словами благодарности и планами на завтрашний день. Они были не менее чем грандиозные, прям как новая жизнь с понедельника. Та же информация постигла и Юрку, прежде чем, отмороженная за день, она наконец угомонилась. И я бы с удовольствием последовала ее примеру, но меня еще ждала ночь откровений…

Ивсеев. Кто бы мог подумать! Всегда выдержанный, всегда собранный, всегда пример галантности и обходительности, сейчас сидел передо мной потерянным и растрепанным. Он был похож на взъерошенного воробья, сброшенного с ветки порывистым ветром. И я смотрела на него с пассажирского сидения его «паркетника» и не переставала удивляться. Я могла сотворить с ним все, что угодно. Одним взглядом, одним поднятием брови. Он был искренен, слегка неловок и тем самым немного смешон. Он хотел меня всем своим существом – подавляемое чувство рано или поздно все равно находит выход, причем не всегда советуясь с его обладателем. Так и здесь. Всем нутром, всем своим сознанием он сейчас был отдан в рабство собственных эмоций. И они не скупились на вольности. Я знала, он бы сделал все красиво – льстил тот факт, что все это время он просто стремился быть рядом и быть нужным, не требуя чего-то взамен. Он и сейчас не требовал – просто выражал как есть, не сдерживая напора. И все бы хорошо, но я представляла на его месте другого. Это несправедливость и правда жизни одновременно.

«Стас, ты хороший мальчик, но я тебя не хочу. Не хочу ни минуты, понимаешь? А если б хотела, все равно бы не стала. И ты знаешь почему».

Я гладила его по плечам, нежно прикасалась к ключицам в расстегнутой горловине рубашки. Он сходил с ума от этих прикосновений, с каждым разом все сильнее впиваясь в меня поцелуем. Это была игра на грани, но степень тонкости этой грани определяла все же я.

– Почему? – спросил он, наконец осознав, что дальнейшая настойчивость не имеет смысла. – Просто скажи, почему?

– Я не хочу тебя… обижать.

– Тогда придется ответить.

С секунду он промолчал.

– У тебя есть кто-то?

– Нет.