Солнце наконец-то поднялось, и его лучи лизнули одну хрущёвку, другую… Ободрав себе язык, дневное светило спряталось за огромную снеговую тучу – досыпать. Оно, может, и неплохо, чтобы с неба одеялко упало: на улице стоял мороз, щипавший не за нос даже, а за всё лицо целиком. «Как в старые добрые времена», – пробормотала бабка. Для её подопечных самое тяжёлое время. Как будто в ответ на её мысли из подвала высунулась небольшая серая голова и послышался жалобный мяв.
Бабка осмотрелась и, никого поблизости не увидев, принялась хлопать себя по бокам. И чем больше она хлопала, тем больше молодела. Превратившись таким образом в ничем не примечательную школьницу лет десяти-одиннадцати, «кошачья бабушка» поманила к себе котика и принялась его гладить. Он замурлыкал, и с каждой минутой ему становилось всё теплее. Но это была временная мера, конечно. Уже через пару минут из-за угла дома вынырнула женщина, везущая перед собой санки с мальчиком лет трёх. «Мать, судя по запаху – прямиком из поликлиники», – быстро прикинула волшебница и обратилась к прохожей с просьбой котика приютить.
– А сама что не возьмёшь? – не слишком-то дружелюбно откликнулась женщина. Вид у неё был усталый, глаза какие-то пустые, уголки губ опущены…
«Тааак, проблемы с мужем», – моментально определила «школьница» и веско произнесла:
– У нас есть уже кот, он никого не примет, забьёт. Возьмите его, тётенька. Коты в дом радость приносят. И семейную гармонию. Правда-правда.
Тут и малыш на санках присоединился: «Мама, мама, давай возьмём кису! Он холёсий!» Вздохнув, женщина кивнула и протянула руки за пушистым комочком. «Вот и пристроила. А ей пусть будет счастье. И мальцу», – проговорила про себя бабка, всё ещё находившаяся «в образе», когда они скрылись в подъезде. Потом прислушалась, подпрыгнула – и исчезла.
Оказалась она в подъезде на другом конце города, где плакал (иного слова и не подберёшь!), сидя в коробке, одинокий котёнок. Чёрный, с белым «галстучком». Видно, кто-то оставил ему еду, но долго малыш тут не протянет. «Чтоб тебя скрутило, гадюка!» – прошептала бабка, снова ставшая собой, мысленно обращаясь к бывшей хозяйке котёнка. На кухне двухкомнатной квартиры в соседнем подъезде схватилась за поясницу пенсионерка, которая как раз думала, как она удачно избавилась от чертёнка, которого принесла её кошка. Остальных двух давно раздала, а этого не брал никто. Примета, мол, плохая. А она не нанималась кормить тут ораву хвостатых! Авось, кому и сгодится. Но боль в пояснице, согнувшая пенсионерку буквой Г, заставила её позабыть обо всём.
Тем временем «кошачья бабушка» прикидывала, как бы найти дом новому подопечному. На улице такие морозы, что он и до ночи может не дожить. Даже в подъезде до костей продирает. Бабка принялась «сканировать» квартиры, вычисляя добрых людей. Не так-то это просто. Иной, может, и кажется добрым, да на душе у него черно, а другой вроде и зол, да только снаружи. «Кажись, есть!» – хмыкнула в конце концов волшебница, подхватила котёнка и начала подниматься на девятый этаж.
Лестница давалась ей нелегко, но иногда надо поразмяться, не всё же на печи лежать да (как это там называется?) те-ле-пор-ти-ро-вать-ся. «Вот и добрались, чернявенький!» – констатировала бабка и начала давать котёнку инструкции на его языке. При этом она невольно морщилась, в который раз думая, что говорит на кошачьем с чудовищным человеческим акцентом. Но что уж поделаешь, в инязе такому не учат. Да и за студенческую скамью ей поздновато.
Удостоверившись, что чёрный котёнок всё понял, бабка спустилась на один пролёт и начала прислушиваться. Вскоре, как бы в ответ на мяуканье, одна из дверей отворилась и удивлённый, немного хриплый мужской голос произнёс: «А ты тут откуда, малыш? Замёрз, небось? Давай ко мне за компанию. Будем с тобой отчаянными холостяками!» Старушка хмыкнула себе под нос: «Найдёшь ты своё счастье, как пить дать найдёшь. И дети твои будущие с этим котом ох как играть будут! А привычку свою окаянную, из-за которой бобылём живёшь, забудешь прямо с сегодняшнего дня».
Третий пункт назначения – квартира на Ильинке, в центре города, в которой неприкаянно шатается из угла в угол взрослая уже трёхцветная кошка. Котят бабке было жалко, но её – ещё жальче. Никак не может понять хвостатая, почему в её доме чужие люди, а хозяйки вот уже две недели нет. И кормушка полная у кошки – нет аппетита, кусок в горло не лезет, даже самый вкусный. Эти непонятно откуда взявшиеся люди посматривают на неё: решают, как с этой «живностью» быть.
Мужчина и женщина уже покачивают головами, отводят глаза. И только девушка лет восемнадцати, по всей видимости, дочка их, чуть не плачет. «Кошачья бабушка», наблюдавшая минут пять эту мизансцену сквозь окно, благо квартира-то на первом этаже бывшего купеческого дома, сразу поняла, что без неё тут не обойтись, щёлкнула пальцами – и превратилась в благообразную старушку. Уже через минуту она говорила открывшему на её стук мужчине, что она-де старинная приятельница его матери и сожалеет о его утрате. А пришла она проследить, чтобы сбылась последняя воля покойной.
– Степанна горячее всего Муську свою любила. Вы-то вон где, а кошка всегда рядом была. Перед самой больницей говорила она мне, что в случае чего Муську родственники должны забрать. Пусть живёт у того, кому глянется, – плела словесные кружева бабка, знавшая уже всю нужную информацию. Были кое-какие преимущества и у неё, «узкоспециализированной» волшебницы.
– Оно, конечно, так. Только куда я её возьму? Возись ещё с ней! Может, бабка, сама и возьмёшь? – сказал мужчина. Старушка отговорилась аллергией.
Вообще же, услышав ответ «безутешного сына», бабка злорадно подумала, как сильно он «обрадуется», когда узнает, что квартиру его мать оставила не ему с женой, а своей внучке – их дочери. Вернее, хотела оставить, а завещание-то не успела написать. Но это дело поправимое. Завтра же им позвонит нотариус, внезапно обнаруживший это самое завещание в своих бумагах. И будет этот юридических формальностей мастер на все сто процентов уверен, что сам и составлял документ. А второй экземпляр в этой вот квартире и найдётся – в коробке с важными бумагами.
– Мама, ну хоть ты скажи! Кошка-то уже немолодая, куда же её? Бабушка её так любила! Вы не знаете, редко здесь бывали, а я-то часто здесь гостила, я знаю, – произнесла с мольбой девушка. Набежавшие слезы бриллиантами сверкали в голубых глазах.
– Мне некогда с этой блохастой возиться! В приют сдадим, если ты так за неё переживаешь. Она, поди, хворая, вон – не ест ничего. Только хлопот с больной кошкой мне и не хватает, – отмахнулась мать.
«Сама ты хворая!» – припечатала про себя бабка, и женщина тут же схватилась за живот. «А вот меньше на ночь жрать надо!» – добавила волшебница. Конечно, опять про себя. Она ведь такая благообразная старушка, надо марку держать.
– Я сама о ней буду заботиться, – решительно сказала девушка и подозвала к себе Муську. Та тут же подошла, потёрлась о её ноги и – о чудо! – замурлыкала.
– Ну раз уж напросилась, то не жалуйся потом, – заявил отец.
– Мама, папа, вы не пожалеете! Я так о Муське заботиться буду, как разве что бабушка могла, – ответила дочь.
Тут бабке оставалось только попрощаться с этой семьёй. «Правильно, правильно, милая, слабых привечать надо. Да и мать с отцом у тебя не самые плохие люди. Только вот забот-хлопот много у них. Но Муська поможет вам, все острые углы в семье сгладит… И у тебя всё сложится. Жить тебе будет где: как приспеет время, съедешь сюда, на свою квартиру, будешь свою судьбу строить, на родителей не оглядываться. И работа будет хорошая, и муж, и детишки. Сердце у тебя золотое, таким всегда воздаётся», – прошептала «кошачья бабушка» и отправилась домой. На сегодня её дела закончились.
– На вот! – Бабка грохнула об пол большущей пачкой кошачьего корма. Серый котище, до того спавший без задних ног, моментально оказался на кухне.
– Купила-таки! Ты ж моя хорошая! – замурлыкал кот. Несмотря на сытость, он тут же потребовал насыпать ему полную миску. Как тут устоять, когда такой запах?! А хруст-то, хруст!
– Плохая я. Бабы Яги хорошими не бывают, – возразила старушка. Она устало плюхнулась на стул и принялась помешивать ложечкой остывший чай. Он тут же нагрелся. – Да я ничего за весь день и не сделала. Так, по мелочи. Сейчас чайку попью – и на боковую.
– Ты же настоящие чудеса творишь. Мои собратья без тебя с голоду да холоду сотнями со всеми своими девятью жизнями прощались бы, – возразил котяра, брякаясь на бок прямо рядом с пустой миской.
– Это не я чудеса творю. Я так, помогаю чуток. Знаешь, где настоящие-то чудеса? В сердцах тех, кто животных бессловесных к себе принимает. И кошек, и собак. А что я добра им желаю да пожелания мои сбываются, так это невеликая магия. Ладно, пора и баиньки. А завтра по новой…
В трёх квартирах Нижнего Новгорода той ночью спали-почивали счастливые находки. И представители семейства кошачьих нашли свой дом, и люди обнаружили, сами того не зная, недостающий для полной картины кусочек пазла. А самое главное – «узкоспециализированная» Баба Яга нашла за один день три золотых сердца. И счастья в мире стало куда больше.
В тихом курятнике…
Галку долгие годы причисляли к категории тех, кто воды не замутит. Ну, знаете, пришибленных тихонь, скромных до болезненности. Наверное, на это и рассчитывали родители, когда назвали её Галиной. Вроде имя как имя, только старомодное какое-то. И девочке оно подходило: голубоглазая, темноволосая, носик остренький. Точь-в-точь тёзка-птица. Незаметная, но тоже зачем-то природе нужная.
Галкин дом затерялся среди других жёлтеньких двухэтажек «народной стройки», на которые уже дружно наступали великаны, широкими шагами устремлявшиеся в новую жизнь. Девочка воспринимала свою нехитрую, но наполненную теплом и переходящими из поколения в поколение безделушками квартиру как гнёздышко – вроде неказистое, но такое своё!
И прожила бы Галка спокойную, тихую жизнь, да вмешался случай. На беду девочки, одна из её одноклассниц – Бьянка, представьте себе! – начала ходить на занятия по итальянскому языку. А что поделаешь? Это всё эксцентричные родители, любители пасты, равиоли и, конечно, пиццы! Так вот, Бьянка принесла в класс прелюбопытную новость. Оказывается, «курица» по-итальянски – gallina!
Дальнейшая школьная жизнь Галки была предопределена: отныне и, казалось, навеки она стала Курицей. Любое слово её сопровождалось теперь кудахтаньем хулиганов. Да и остальные не отставали. Особенно злорадно, как казалось Галке, над ней смеялась Бьянка. «Итальянка», подумайте! Занесённая сильнейшим средиземноморским ветром в облупленные стены школы, которая каждый год настойчиво требовала ремонта и, как водится, не получала его. Зато в таком обрамлении сияла прекрасная Бьянка. Яркая – нестерпимо…
Как-то раз Галке приспичило сходить в туалет на уроке. Когда она покидала кабинет, сзади раздалось противное кудахтанье. Недостаточно громкое, чтобы училка сделала замечание, но вполне отчётливое для несчастной девочки с «птичьим» именем. Галке не нужно было поворачиваться: она и так знала, что это Бьянка. Ну сколько можно, им ведь по пятнадцать лет уже! Галка старалась не обращать внимания на глупые подколки, но, когда Бьянка встретила её возле умывальников и поинтересовалась, хорошо ли она почистила пёрышки от помёта, с тихоней начало твориться что-то странное.
Глаза её вспыхнули огнём, а надоевшую школьную форму с потрясающей скоростью покрыли золотые перья. Галка с недоумением отметила, что и хвост у неё вырос! Длинный, раздвоенный. Руки превратились в мощные крылья, ноги – в цепкие лапы. Ей бы испугаться, но, едва бросив взгляд на своё отражение, Галка ухмыльнулась острым клювом: да она – Жар-птица! На Бьянку больно было глядеть. Та сжалась в уголочке, силилась закричать – и не могла. «Кудах-тах-тах!» – выдала Жар-птица. И вспыхнула… Приехали пожарные и скорая, на следующий день завуч прочитала лекцию о вреде курения… И об эпизоде со вспыхнувшим в женском туалете ведром вскоре забыли. А Бьянка в школу так и не вернулась. Ожоги она получила незначительные, но одноклассники многозначительно шептались о том, что у неё «поехала кукуха».
Обнаружив дар превращения в Жар-птицу, Галка наконец-то почувствовала себя – собой. Ей всё больше хотелось блистать: не золотыми перьями, так хоть талантами и нарядами. Непримечательная раньше девочка запела и записалась в театральную студию при местном ДК. Обидное прозвище исчезло само собой. Пришло время попрощаться и со старым гнёздышком: двухэтажка пошла под снос, раздавленная ножищей очередного спешащего великана, и всем её жильцам дали квартиры в доме неподалёку. Девочка не жалела: просторная двушка на семнадцатом этаже – достойное жилище для Жар-птицы. Впрочем, об опасной своей ипостаси Галка (которую, кстати, теперь все звали Линой) старалась не вспоминать. Ну почти…
Только очень-очень плохие люди удостаивались встречи с Жар-Птицей. И все теряли рассудок, не без этого. Однажды за Линой, уже студенткой, увязался прилипчивый алкаш… И, разумеется, никто потом не поверил его рассказам о девушке, превратившейся в прекрасное огненно-золотое чудовище и навсегда разлучившей его с зелёным змием. Откуда в зловонной клоаке старого спального района взяться райской птице? А Лина постепенно вошла во вкус. Каждый вечер она отправлялась на прогулку, и вскоре её район стал самым спокойным в городе. А раз так, великаны взяли его штурмом и быстренько дожали «народную стройку». Какое-то время продержалась старенькая школа, но и её заменило новое здание – оплот современной педагогики. С интерактивными досками, растущими партами и художественно оформленными стенами, на фоне которых крашно пилились шортсы (что бы это ни значило).
Район постепенно полностью сменил лицо. Морщины ухабистых дорог и кривых тропинок разгладились, надулись губы модных кофеен, взлетели широкие брови экзотических цветников. Было бы всё это великолепие без ночных рейдов Жар-птицы? Вряд ли. Лине нравилось думать о себе как о супергероине. Был, правда, небольшой нюанс: наряду с рухнувшим уровнем преступности в городе резко возросло число людей с психическими нарушениями. Чуть было новый «жёлтый дом» открывать не пришлось. Конечно, в другом районе, попроще. Но тут случилось непредвиденное… В отлакированную обыденность ворвалась сказка. Вполне себе бытовая.
Жар-птицы – они ведь тоже люди. В смысле, женщины. И вот однажды поймал простой менеджер Иван, за низкие показатели продаж нежно именуемый коллегами дурачком, Лину в силки. Сплёл их добрый молодец из комплиментов да букетов, прогулок под луной да долгих переписок. И вот уже Жар-птица… в курятнике. С цыплятками. А почему бы и нет, если с милым рай и в шалаше. И на насесте… Оказывается, и на семнадцатом этаже его можно организовать, было бы желание.
Одна беда: не знал Иван, что под нежным и покорным ликом его Галочки диво предивное скрывается. Опостылела дурачку своя курочка, захотелось паву заморскую очаровать… Но на то Иван и прозвище получил, что ума был недалёкого. Спалила его Жар-Птица, во всех смыслах спалила. Лишь удивиться успел добрый молодец, золотую летунью узревши…
Живёт Галина тихо, растит своих цыпляток, ждёт своего часа, когда можно будет снова засиять. Грезит после бессонных ночей о золотых своих перьях, пробует голос за мытьём посуды да навещает изредка Иванушку-дурачка. Всё-таки жалко его, не чужой человек. Был…
Собачья погода
Небесный душ пробрал бабку до костяной ноги, которая тут же нещадно заныла. Вот тебе и польза скандинавской ходьбы! «Я бы посмотрела на Хель с этими проклятущими палками!» – пробормотала вполголоса бабка, ускоряя шаг. Шлёп-шлёп, шлёп-шлёп-шлёп, шлёп-шлёп-шлёп-шлёп…
У самого выхода из парка спортивную старушку настиг звук скрипящей двери. Когда-то её избушка вот так оповещала хозяйку о незваном госте. Бабка обернулась – никого. «Уже мерещится!» – констатировала она. Но звук повторился. На этот раз физкультурница посмотрела себе под ноги: а ну как палки скрипят? И тут же обнаружила источник ностальгического звука – за ней шла мелкая мокрая псина и скулила.
– It is raining cats and dogs, – выдала вслух бабка, вспомнив недавно начатые и благополучно заброшенные курсы английского, и тут же перевела: – Собачья погода то есть. Тя с какого облака сюда зашвырнуло?
Собака молчала, но хвост её стал похож на взбесившийся маятник. А глаза…
– Пойди к кому другому, а?
Но никого больше в парке, увы, не было. Собачий взгляд не отпускал. И скулит опять – тоненько, жалобно…
– Не моя ты специализация! Я по кошкам только. Понимаешь меня?
Собачьим бабка не владела, кошачий это существо тоже вряд ли поймёт.