– Ну?! – торжествующе завопил Аркадий, цепко выхватывая из моих рук колоду. – Чья взяла?!
– Ваша! – Я полез за кошельком. – Но, может, удовлетворите наше любопытство, раскроете секрет?
Он расцвел как майская роза.
– Друзья мои! Знали бы вы, сколько проницательнейших людей попались на этой простенькой хохме! Неужели вы не догадались?! – Он веером бросил карты на стол. Вся колода состояла из дам пик.
– Это нечестно! – возмутилась Тина. – Выигрыш не в счет!
– Почему?! – отчаянно заспорил Балагулин. – Я не обязался использовать обычную колоду. Я всего лишь сказал, что всякий раз вы будете снимать даму пик. Так и вышло. Условия пари полностью соблюдены.
– Вы сжульничали! – не уступала Тина.
– Ладно, – прервал их спор я. – Надо уметь признавать поражение. Тем более что Аркадий мог и не открывать своего секрета. Вот ваш приз. И много в вашем арсенале подобных розыгрышей?
– Вагон и маленькая тележка! – Сделав над собою усилие, он придвинул банкноту ко мне. – Считайте это шуткой. И вообще, не надо думать, будто Балагулин – хохмач и халявщик, только и мечтающий обожраться за чужой счет!
– Перестаньте, Аркадий! – запротестовал я. – Для нас с Тиной вы, прежде всего, Артист с большой буквы.
– Какая муха вас укусила, Аркаша? – поддержала мой порыв Тина.
В это время наконец-то принесли горячее, и инцидент был исчерпан. Под шумок я все же всучил Аркадию его выигрыш. Впрочем, конферансье не особенно и сопротивлялся.
Телятина в горшочке, как и грибы в сметане, и вправду были превосходны. На долю Аркадия я предусмотрительно заказал две порции, но он смел их в мгновение ока. Как и всю холодную закуску.
Несколько озадаченный таким темпом, я поинтересовался:
– Аркадий, вы еще не охладели к котлетам по-киевски?
– Ничуть! – воскликнул он.
Во время нашего обеда я продолжал приглядываться к Балагулину. Мне приходилось знавать артистов, которые блестяще играли роли весельчаков, но вне сцены были молчунами и даже буками. Балагулин явно принадлежал к другой породе мастеров художественного слова. Это был тамада по самой своей сути. Жизнь была для него одним большим концертом, требующим непрерывного извержения реприз, каламбуров, прибауток, баек и острот, и Балагулин без малейшей заминки, практически инстинктивно выдавал их на-гора, подобно тому, как включенный в сеть генератор вырабатывает электрический ток.
При этом обязанности тамады ничуть не мешали ему поглощать огромное количество закусок и напитков.
Унять аппетит Аркадия оказалось делом не простым. Но вот, наконец, он отвалился от стола. Пора было брать его в оборот.
– Аркадий, сколько вам лет? – спросил я.
– Ну-у, учитывая, что я не дама…
– Мой интерес совсем не праздный. И вы сейчас в этом убедитесь.
– Ну, пятьдесят три…
– Полных?
– Увы и ах! Стукнуло в феврале…
– Понятно… Значит, фактически вам пятьдесят три с половиной. Остается полтора года. Ничего, можно успеть.
– Каких полтора года? – Его глазки недоуменно забегали. – Что значит – «остается»?
– Слушайте меня внимательно, Аркадий, – отчеканил я. – В министерстве культуры, нет, я бы даже сказал, выше – в президентской администрации, полным ходом идет подготовка одного очень интересного указа. В открытой печати он не появится, но большие чиновники его получат. Как руководство к действию. Один мой знакомый юрист, кое-чем обязанный мне, имел отношение к его составлению, и потому я знаю детали. Суть такова… Но давайте сначала промочим горло, ибо разговор предстоит серьезный.
В глазах Тины блеснули веселые искорки, но она сумела их пригасить. Зато Аркадий забеспокоился, забыв даже о закуске.
Мы выпили, затем я продолжил свой спич:
– Так вот, Аркадий… Обращаюсь к вам одному, потому как Тина в курсе. В самых общих чертах, разумеется. Наверху наконец-то обратили внимание на явные перекосы в сфере нашей культуры. Да вы и сами знаете, что практически все известные имена сосредоточены в Москве и Питере. Появилось мнение, что отныне надо активнее поощрять и тех, кто несет свой тяжкий крест в провинции. В ближайшие полтора-два года будут активно раскручиваться на телевидении и радио, а также на столичной сцене, в том числе кремлевской, наиболее маститые мастера культуры из нашей глубинки. Квоты уже определены. Если мне не изменяет память, Еланску выделены две позиции.
– Кто?.. – прохрипел Аркадий.
– Покуда определены только квоты, – ответил я, сохраняя непроницаемое выражение лица. – Но уже в ближайшее время начнется отбор кандидатур. С учетом мнения общественности и рекомендаций местных комитетов по культуре. Двигать, естественно, будут тех, кто находится в цветущем творческом возрасте и способен еще послужить на ниве культурного досуга. А ваш возраст, Аркадий, наиболее оптимален для того жанра, который вы представляете. Да и повод будет – юбилей! Вот с чем был связан мой вопрос по поводу вашего возраста…
Широкий лоб конферансье покрылся испариной.
– Сказать по правде, наш комитет по культуре постоянно интригует против меня. Там считают, что Балагулин способен только балагурить, пардон за нечаянный каламбурчик! Они ведь не вникают в подтекст! Нет, меня они зарежут! – воскликнул он в отчаянии.
– Веселее, Аркадий, мы утрем им нос! – ободрил я его. – Скажу вам по секрету: я пользуюсь – через одного нашего надежного клиента – определенным влиянием в министерстве. Ваша раскрепощенная творческая манера, Аркадий, произвела на меня неизгладимое впечатление. Да и публика принимает вас на «ура», это же факт! Я готов, господин артист, пролоббировать ваши интересы, но и самому вам придется подсуетиться.
– Что я должен делать? – растерянно развел он руками.
Я надолго задумался, затем произнес:
– Жаль, конечно, что у вас испорчены отношения с комитетом по культуре. Для меня это новость. Но я посмотрю, как это можно исправить. Вы же попробуйте организовать ходатайства от общественных организаций, от творческих союзов, от коллег, от своих влиятельных поклонников, ежели таковые имеются… Словом, организуйте отсюда в министерство поток бумажек и звонков. Учините легкий тарарам. Ударьте во все колокола! Все в ваших руках, Аркадий! Хватайте свой шанс мертвой хваткой.
Балагулин поднял на меня свои маслянистые глазки.
– Ярославич… Всё это звучит как сказка… – Кажется, он растерял весь запас своих приколов.
– Так сделайте ее былью, черт побери!
– Но ведь и вы, наверняка, чего-то потребуете от меня взамен? – здравый смысл всё же не изменил пройдохе.
Оставалось поставить эффектную точку в нашем разговоре. Я в красочных тонах изложил ему свою легенду, присовокупив, что за удачное посредничество он получит свой процент. Привел несколько примеров якобы из деятельности нашей конторы, которые должны были навести его на мысль о Лизе, сестре Сапера.
Аркадий судорожно кивнул. По его загоревшимся глазкам я понял, что мои усилия не пропали напрасно. Я привел этого прирожденного лентяя в состояние повышенной активности. Теперь этот человек МОЙ. И этот МОЙ человек должен привести меня к цели.
Он вдруг потерял аппетит, хотя недостатка в закусках на столе не было, и пожелал прогуляться по свежему воздуху.
Ресторан мы покидали через тот же холл с чучелами, через который и входили сюда. Огибая кадку с фикусом, разомлевший Балагулин споткнулся и, наверняка, грохнулся бы на пол, не подхвати мы с Тиной его с обеих сторон под руки. Толстяк при этом ойкнул, да так громко, будто падение всё же произошло. Тина принялась его успокаивать. Что-то заставило меня взглянуть вдоль бокового прохода, что вел из холла в бар. Там, в глубине бара, стоял Фомич и не мигая смотрел на нас. Его взгляд был преисполнен ужаса. Да чего он так комплексует, черт подери! Я, конечно, помнил о своем обещании более не заходить в бар, но ведь я туда и не заходил, а ресторан выбрал, исходя из желания Балагулина. Я и вправду не собирался пересекаться с барменом вторично. Похоже, у старика совсем сдали нервы. Я демонстративно повернулся к нему спиной. Пусть успокоится.
Через минуту наша маленькая компания была на улице.
Аркадий с чувством пожал мне руку:
– Ярославич, вы не прогадаете, что поставили на меня! Балагулин умеет быть благодарным, вот увидите!