– Так вы, значит, из инюрколлегии? Это не та, которая наследников ищет по всему миру? Неужто у нас в Карповке обитает будущий миллионер? Это кому же так повезло? Да вы не волнуйтесь. Груздев молчать умеет! Могила!
Только сейчас я понял этого человека.
Он предлагал мне бартер!
Зря он, что ли, рассказал мне столько местных новостей и секретов, не утаив даже того обстоятельства, что подменяет на работе дражайшую половину, которая оформлена сторожем!
Взамен он рассчитывал на определенную доверительность и с моей стороны. Обладание же конфиденциальными сведениями о залетном столичном госте придало бы ему весу в собственных глазах.
Нельзя, никак нельзя было обмануть ожиданий честного служаки! Интуиция подсказывала, что почтенный Сидор Тихонович еще пригодится мне и как источник информации, и как передаточное звено.
Но чем же мне утешить его любопытство?
И тут мне в голову пришла довольно оригинальная мысль, на которую, собственно, навел меня мой собеседник.
Я огляделся по сторонам, после чего заговорщически прошептал:
– Только сугубо между нами, Сидор Тихонович… Мне бы не хотелось, чтобы мой визит в Карповку получил какую-либо огласку. Наша контора предпочитает работать без шума.
– Дык… разве ж я не понимаю! – Он молитвенно сложил руки на груди.
– Ну, слушайте. Инюрколлегия занимается не только поисками наследников, но и такими деликатными проблемами, как, к примеру, установление факта смерти того или иного физического лица. Вот вы рассказали мне об Инженерном кладбище, а ведь не подозреваете даже, что именно там я должен разыскать одну старую могилу…
– Чью? – невольно вырвалось у него.
– Всему свое время, дорогой Сидор Тихонович! Для начала я должен установить факты и передать телефонограмму в наш центральный офис. Там изучат мои сведения и через день-другой дадут ответ. Не исключено, что мне понадобятся свидетельские показания для оформления соответствующего акта. Ответьте мне честно, в таком случае я могу рассчитывать на вас?
– Да за милую душу! – воскликнул он, совершенно успокаиваясь. Он узнал тайну!
Мы продолжили путь и в считанные минуты добрались до изгороди из жердей, за которой, как выяснилось, и находился двор дедушки Афанасия.
У простенькой калитки Груздев снова остановил меня:
– Совсем забыл вас предупредить. У старика неважнецкая память, особенно на лица. Но это не страшно. Вы прямо сейчас купите у него хотя бы даже за рубль какую-нибудь безделушку, ну, к примеру, пуговицу. А завтра, если он вас не признает, покажите ему эту пуговицу и скажите: “Помнишь, дедушка, как торговались вчера?” И он в момент вас узнает.
– Может, не совсем удобно проситься на ночлег к больному человеку? – засомневался я.
Груздев понял меня по-своему:
– Да он не опасный, тихий! Никакого беспокойства от его болезни вы не почувствуете!
– Ну, будь по-вашему.
Мы вошли во двор, типичный для Карповки: бревенчатый дом в полтора этажа с высоким крыльцом и резными ставнями, покосившиеся сараюшки и пристройки, поленница дров под навесом, общим с приземистой банькой, сирень и черемуха вдоль забора, далее – цветник, грядки, ягодный кустарник, яблони…
Хозяина заметили не сразу.
Дед Афанасий – худенький, щупленький, с всклокоченной бородкой и загорелой лысиной в венчике седых волос – стоял в углу двора и кормил домашнюю птицу. Его поношенная клетчатая рубаха была выпущена поверх грубых брюк, а старые, какие-то допотопные калоши он носил на босу ногу.
Похоже, дедуля неплохо приложился к знаменитой карповской клюквянке, ибо его движениям определенно недоставало координации.
– Тук-тук! – окликнул его Груздев. – Здорово, дед Афанасий! Как живется-можется?
Тот повернул голову, склонив ее набок, отчего сделался похожим на одну из своих хохлаток.
– Здравствуйте, господа-товарищи хорошие! – рассыпчатым тенорком ласково ответил он. – Наливочки желаете? Клюквянки? Ох, и забориста! – самоупоенно причмокнул губами, затем вдруг встрепенулся: – Ты, что ли, Сидор?
– Он самый… Так и хозяинуешь один? – осведомился Груздев. – Жанна не обещалась приехать?
– Нету моей ягодки наливной, нету моего цветочка-бутончика! – пропел дед Афанасий.
– А вдруг приедет? – успокоил его Груздев. – Она же любительница сюрпризов. Вот возьмет, и нагрянет! А что там твоя Феня, какие новости?
Весь переговорный процесс Сидор Тихонович великодушно взял на себя. Я лишь стоял рядом и слушал, да кивал в нужных местах. Между прочим, старик Ворохов оказался необыкновенно говорливым. Он так и сыпал рифмованными словечками. Не хочу показаться жестокосердым, но подумалось, не избыточная ли говорливость стала причиной его забывчивости? Впрочем, покуда не наблюдалось никаких признаков старческого маразма. Ответы дедушки Афанасия можно было признать образцом здравого смысла, если бы не их чрезмерная цветастость.
Из глубины участка доносился грозный собачий рык, и я счел целесообразным поинтересоваться, не возникнут ли у меня проблемы с четвероногим стражем дома. На это дедушка Афанасий заметил, что на ночь он оставит собаку на цепи. Груздев при этом успокаивающе шепнул мне, что по хозяйству дедушка никогда ничего не забывает.
Тем не менее, я купил у дедули коробок спичек (за червонец), а также заплатил ему за два дня проживания.
Затем меня провели через высокое крыльцо в дом и предложили на выбор любую из полдюжины комнат, которые как бы окольцовывали огромную русскую печь, занимавшую весь центр дома. При этом хозяин сообщил, что в летнее время он предпочитает ночевать на сеновале.
Я выбрал комнату с окном, из которого просматривался участок реки. В комнате имелся старенький, но удобный диван. Вот и отлично!
Груздев ушел. По его словам, в пансионат. Но, проводив его взглядом из окна, я убедился, что непоседливый администратор свернул совсем в другую сторону.
Было четверть двенадцатого, но сумерки только-только начали сгущаться – такова уж особенность нашего короткого питерского лета.
Зная, что уснуть все равно не удастся, я решил ознакомиться с окрестностями поближе и отправился на прогулку.
Судя по всему, Карповка стояла на земле, отвоеванной у леса. Впрочем, кое-где, внутри деревни, сохранились его островки в виде группы сосен или зарослей дикого шиповника. Из раскрытых окон доносились громкие голоса, звуки музыки. В укромных уголках вдоль реки шептались о чем-то своем парочки. Захмелевшая компания устроила вечернее купание. На небе не виднелось ни облачка – верный признак хорошей погоды на завтра.
Я сидел над рекой, курил и думал о том, что сведения, полученные мною от Шестоперовой, подтверждаются в полном объеме. Она не ошиблась ни в одной детали. По крайней мере, по состоянию моей информированности на текущий момент. Похоже, у этой женщины воистину зоркий глаз.
Со своей стороны, я тоже не подвел ее, как заказчицу, ни в чем.
Я знал точно, что Груздев заснет сегодня не раньше, чем поделится выведанной тайной с домашними, а также первейшими друзьями. Вот и отлично! Значит, уже с утра по Карповке прокатится слух о приезде питерского юриста, занятого поисками наследника богатого заокеанского дядюшки. Я ничуть не сомневался, что мою версию Груздев переиначит на собственный лад. К этим слухам добавят кое-что от себя и пассажиры автобуса, чье любопытство я возбудил, высадившись у тропинки на пансионат. В той или иной форме молва дойдет до Эдика и Кости, придав моему появлению весомую постороннюю причину. Да и мое квартирование в доме дедушки Афанасия теперь целиком спишется на Груздева. Я совершенно отмазал вас, любезная Валентина Федоровна, и теперь вы абсолютно чисты перед компаньонами вашего мужа.
Плавное течение Свияти, в водах которой уже отражались первые звезды, завораживало. Хотелось хоть ненадолго отключиться от суеты последних дней.
Я выкурил еще одну сигарету и отправился к своему новому пристанищу.
В моей комнате горел свет. Я помнил совершенно точно, что, уходя, погасил его везде. Дедушка Афанасий, по идее, должен был уже давно мирно похрапывать на сеновале. Неужто старик потерял сон и решил потолковать с постояльцем “за жизнь”? Этого мне еще не хватало!
Я поднялся на высокое крыльцо. Лестница под ногами скрипела на всю округу. В глубине двора из темноты залаял пес. Внутри дома произошло какое-то движение.
Сначала я попал в темные сени, где с немалым трудом разыскал дверь, ведущую в горницу. Распахнул ее и… обомлел.
Прямо передо мной стояла высокая, прекрасно сложенная, загорелая до бронзы женщина с льняными волосами до плеч. Ее располагающая улыбка в один миг заставила меня забыть о легкой хандре.