Незнакомец в Новый год, или Cудьба и на печке найдет

Сядешь с ней рядом, и пока руки делают простую и монотонную работу, можно проговорить все свои печали и проблемы. И боль отступает. Наматывается в клубочек, чтобы стать варежками или поясом для папиной спины.

– Не спеши, дочь. Не гонись за призраками. – тихо приговаривала мама, скручивая в одну спрядённую нить с двух веретён, пока я их придерживала, чтобы не путались между собой.

– Мам, мне почти тридцать! – в сердцах воскликнула, не ожидая сама от себя, что прорвётся наружу моё отчаяние.

– Василиса, я пока ещё помню, когда тебя родила! Не выдумывай! Тоже мне, возраст – двадцать пять лет! Совсем девчонка! – усмехнулась мамочка.

– Скажешь тоже… – я смутилась от своего порыва и отвернулась бы, но нужно держать внимательно эти вёрткие штуки.

– Самое время жить. В двадцать пять ещё горит задор и авантюризм в крови, но уже пробиваются зачатки разума и осторожности! Оглянись вокруг! – тепло взглянула на меня, будто погладила мама.

– Ма, я чувствую себя на тридцать пять… И мне хочется закуклится. – тяжело призналась, опуская глаза.

– Ну и дура! А я чувствую себя на тридцать пять, и мне хочется летать! – усмехнулась мама, и завершив свой клубочек ловко закрепила конец нити.

Она встала и аккуратно собрала образовавшийся вокруг нас мусор. А затем, приподняв руки, сделала несколько танцевальных движений из латины, подпевая тоненьким голосом.

– Ты нянчилась со своим мальчиком Женечкой, вот и придавило тебя материнским инстинктом, – вышел на звуки маминого пения папа и, подхватив мамочку, завершил движение и чмокнул её в щеку, удерживая в объятиях.

– И что мне делать? – я так и сидела на стуле с веретёнами в руках.

– Наслаждаться каждым днём своих юных двадцати с хвостиком лет! И делать глупости! – улыбнулась мне мама.

– Не дёргайся, судьба и на печке найдёт, или делай, что должно, а там будь, что будет – вторил ей папа.

– Ох, мам-пап! По глупостям я крупный специалист, не сомневайтесь! – закатила я глаза, вспоминая свой новогодний загул и невольно краснея.

– Это же прекрасно! – подмигнула мне мама из-под папиной руки и немного поелозила затылком о его плечо.

А на третий день мне неудержимо захотелось домой. В Москву! Раз уж так случилось, что у меня образовалось свободное время, то в самый раз найти себе подработку!

Ипотека сама себя не выплатит. Нужно дёргать лапами, работать!

Мама посмотрела на мои метания по дому, в попытке сделать всё запланированное за один день, и к вечеру, за ужином, предложила собираться домой.

– Поезжай, милая. Но на майские ждём. Приезжай помогать с огородом.

Рано с утра, нагрузившись домашними заготовками, я ехала среди заснеженных полей в Москву.

С абсолютно другим настроением. Спокойная. Обласканная родительским теплом. Умиротворённая.

Низкие тучи висели над миром. Тёмные. Беременные снегом. Ветер кружил позёмкой по дороге. Свистел, пугая вьюгой. Вдали темнел суровый зимний лес.

Зима выпивает силы. Холодом, снегом, просторами, пургой и метелью. Страшное время выживания, суровая пляска холода по древним русским землям.

Но зима – это и время домашнего уюта и тепла. Семейных посиделок и долгих вечерних разговоров за чаем. Время, когда человек особенно нуждается в другом человеке рядом с собой. Время делиться душевным теплом.

Да, мама права. Я слишком суетилась в поиске своей половинки. И за этой суетой в суррогате будней забыла, как оно ощущается, это настоящее тепло.

В конце концов, и одной жить неплохо. Есть время на новую работу, или можно, например, поучиться.

Сертификацию пора пройти. Сдать экзамены на главного бухгалтера.

А то работаю под честное слово… А так и зарплата будет выше. Да и можно поискать место получше.

Я работала в конторе, которая занималась строительством и ремонтом производственных помещений. Устроилась бухгалтером и проработала два года, когда наша главный бухгалтер от нас уволилась. Директор попросил её заменить. Временно. И я заменяю. Уже больше полугода.

Ещё по удалёнке веду три мелких предприятия. Но это, так… На прокорм.

– Людочка? Ты дома? Я подъеду в течении часа. Помоги мне разгрузить мой грузовичок. – попросила я сестру, дозвонившись со второго раза.

–Ой! Ты уже едешь? – удивилась она и продолжила, зевая, – хорошо, как подъедешь, звякни!

Я усмехнулась. Время почти девять, а наша Людмила ещё в постели.

Москва встретила пробками и вечной суетой. Всё как всегда в вечном городе.

Пока мы с сестрой затащили к лифтам перебежками сумки с мамиными баночками и обязательным мешком картошки, то и устали и растрепались. Тяжело и неудобно тащить, зато потом будет вкусно есть!

И, как всегда, именно в этот момент нам посчастливилось встретиться.

Элочка выплыла из приехавшего лифта в сопровождении Женечки.

Элка злая, а Женька – заискивающе смотрящий ей в глаза.

Стоило меня увидеть, как выражение их лиц стало одинаковым. Высокомерно-идиотским.

Какая гармоничная пара!

Двенадцатая глава

Людмила за три дня в моей квартире умудрилась вылизать её до блеска. Она что? Совсем не выходила на улицу?

– Мне очень некомфортно одной в Москве, хорошо, что ты быстро вернулась, – призналась сестра, когда мы, разобрав сумки, сидели с чаем и крыжовенным янтарным вареньем на кухне.

Прозрачные золотисто-зелёные тягучие капли падали вязко обратно в вазочку. Я держала над ней ложечку с крупной ягодой, начиненной четвертинкой грецкого ореха, ждала и слушала Людочку.

Сестра сидела, сгорбившись, обхватив ладонями чашку, и пила чай маленькими глоточками.

– Я размечталась, что смогу и хочу жить одна, а получается, что мне одной невыносимо. Я выхожу в город, где совершенно никому нет до меня дела, и миллионы чужих людей просто проходят мимо, как сквозь пустое место, и мне очень некомфортно. Эта безликая толпа народа меня пугает, – говорила Люсенька.

– Люсь, прошло всего-то три дня…

– Почти пять! Вась, я думала, что с ума тут сойду одна. Я поехала в центр города на следующий день, как ты уехала. Прошлялась там до вечера. Заблудилась, замёрзла, у меня украли кошелёк, и я с трудом добралась до дома. Хорошо, что проездной просто в карман сунула и телефон тоже. От постоянного городского шума у меня всё время болит голова. – жаловалась сестрёнка, – и продукты у вас отвратительные!

– Всё плохо? – улыбнулась я.

– Всё ужасно. Когда мы с тобой вдвоём, то меня город не пугает. А одной – ужасно! – повторила Люся и решительно сказала, – нет, в Москве жить я точно не хочу! Мне не нравится эта прорва народа!