Любовный детектив

Артур Феликсович перенёс подписание остальных тем на субботу. И я, как вольная птичка, имея в запасе полтора свободных дня, решила навестить всех заброшенных подруг в период моего долгого душевного больничного.

Весёлые воробьи расчирикались, копошась в прозрачном кустике. Их радость улыбнула меня, захотелось позвонить Максу и сказать – как прекрасен мир. И пусть моросит дождик, и осень листопадится, но жизнь продолжается. После недолгого колебания я набрала номер.

«Абонент вне зоны действия». Пауза…

Странно, кто мог звонить так настойчиво в девять утра в мой отпущенный выходной. Незнакомый номер настаивал три раза подряд с паузой в одну минуту!

Это Макс – радостно подумалось мне. Тот ночной диалог был недоразумением, а сейчас всё прояснится. Я с замиранием сердца нажала «вызов».

– Наконец-то. Наталья, доброе утро. Надеюсь, не разбудил.

(Голос вылетел из трубки и не создал образа Макса. Кто это?)

– Алло, Наталья, вы меня слышите?

– Да, да, конечно…

– Меня не будет в субботу, потому нашу встречу необходимо организовать сейчас же. Если вы продиктуете свой адрес, я подъеду, договор у меня с собой.

(Точно! Когда вместо ожидаемого голоса слышишь чужой, то приходишь в некоторый ступор. У меня именно так).

– Да, Артур Феликсович… простите я не сразу поняла, с кем говорю…

Я продиктовала адрес и ужаснулась – пусть для меня он посторонний мужчина, тоскующий по другой, но выглядеть, как засоня, совершенно не хотелось. Произвести впечатление – это то забытое, что вспомнилось мне спустя три месяца одиночества, и я помчалась в душ.

Он как-то быстро добрался. Услышав звонок в дверь, я вышагнула из ёмкости. Из туманного Альбиона (с латинского – белый, а ванная у меня, действительно, белая) я выскочила, запахивая халат. Главное – чистая, посвежевшая и пусть без причёски и макияжа, что тоже неплохо иногда. Мне делали комплимент, что умиротворённая душем, я похожа на распускающийся цветок пубертатного периода.

– Извините, Артур Феликсович, я не совсем успела… вы проходите, мне буквально пять минут. У нас же есть пять минут?

Он улыбнулся, рассматривая мой утренний наряд, и кивнул.

– Не разувайтесь. Макси проводит вас на кухню… покажет кофе-машину, фу ты… в общем, чувствуйте себя свободно. Никого больше нет.

Я присела на край ванны, перевести дыхание. Хоть глянуть на себя. От проникновения свежего воздуха из коридора туман рассеялся. Я посмотрела в зеркало…

Мой крик ужаса, казалось, разбудил весь подъезд. Макси примчался первым, через секунду мой утренний гость. Я кивала, показывая на мутное зеркало.

«Умри!» – надпись начинала таять на глазах. Зеркало вновь обрело отражение.

Пауза…

Он заботливо усадил меня за кухонный стол, налил горячий кофе.

– Макси, сиди около хозяйки, я сейчас.

Меня потрясывало, руки дрожали. Чашку я смогла взять лишь в кольцо, будто грела руки. Поднести ко рту не получалось.

Через некоторое время Артур Феликсович вернулся:

– В общем, как я и думал… Если палец смочить в глицерине или в чем-нибудь маслянистом и написать на сухом зеркале, то скопившийся пар вначале закроет всё зеркало, но как только оно начнёт подсыхать, надпись чётко прочитается. Кто-то из ваших близких неудачно пошутил.

– У меня нет неудачных близких… – (в голове что-то больно щёлкнуло), – Это не галлюцинация? – осторожно спросила я.

Он отрицательно покачал головой. Боль в затылке нарастала, я закрыла глаза.

– Выпейте кофе, – настаивал он.

(Кофейное слово щелкнуло во мне, и перед глазами возникла та злополучная суббота, когда я облилась кофе, когда понеслась череда пугающих событий).

– Господи, зачем этот дурацкий кофе! Опять кофе! Зачем эта папка? Снимки? Вы? Я спокойно жила, никого не трогала! Зачем?

Я, наверное, кричала от напряжения и страха, потому что он резко придвинулся ко мне и так крепко сжал мои плечи, что я не могла вздохнуть. В голове опять что-то хрустнуло, и я зарыдала:

– Вы! Вы! Её духи из Дубая! Зачем они мне?

Он отстранил меня и неожиданно больно встряхнул:

– Что?!

Истерика спускалась ниже, стало неприятно глотать. Потом где-то внутри сбоку защипало, будто ребро упёрлось в лёгкое.

– Что?! – он снова тряхнул меня.

– Зачем она мёртвая?! – крикнула я и вырвалась из его рук.

Обычно документы я храню в письменном столе, но, принеся папку с фотографиями домой, я сунула её под большой мешок собачьего корма.

Бросив папку на стол перед его носом, я залпом выпила кофе. Разум шёл на выручку моим нервам. Я внезапно успокоилась, будто сыграла свою роль. И дальше – хоть трава не расти. Я на минуту забыла о зловещей надписи на зеркале, и с облегчением почувствовала, что я вышла из непонятной игры. Но психосоматика вернулась, я вжалась с ногами в стул и вновь заплакала, только тихо и безысходно.

Он пролистал документы, со злостью спихнул папку со стола и выскочил из квартиры.

Фотографии цветными пятнами разлетелись по кухне.

Пауза…

За окном уже густели сумерки. Фонари одноглазо освещали мокрый асфальт светлыми пятнами, куда, словно на арену, врывались листья, кружились и падали. Я отошла от окна.

Макси, не отдалявшийся от меня более чем на пару метров, настороженно поднял уши и утробно рыкнул. Потом метнулся к входной двери и насупился, уставившись на ручку.

– Макси, ты чего?

Я так устала бояться, да и сил совершенно не осталось. Долгий день был похож на прожитую жизнь. И в моём голосе, как мне казалось, слышались старческие нотки увядания.

Но от стука в дверь я мгновенно очнулась от вялости. Сердце запустилось с космической скоростью. Макси зарычал, предупреждая, что здесь никого не ждут.

– Наташа… простите, это Артур…

Он нерешительно вошёл в прихожую и застыл на коврике. Макси обнюхал его руки и завилял хвостом.