Средняя степень воли

Выслушав объяснение, каким образом этот букет оказался в нашем доме, мама развернула записку.

– Ничего подобного, букет предназначается тебе.

– Мам, хозяйкой квартиры являешься ты, по крайней мере, юридически.

– Ничего подобного, – повторила мама, – я переписала недвижимость на тебя еще месяц назад. Теперь ты хозяйка, значит, и цветы тоже твои…

Ничего себе поворот.

– А зачем?

– Ты про квартиру? Потому что… ты уже взрослая девочка, а я – уже постаревшая… девочка, мало ли что… суета оформления наследства не лучшие воспоминания о родственниках.

– Мам, да ты что?

– А что? Я современная цивилизованная дама, знакома с юридическими прелестями нашей действительности… чего тянуть-то, годом раньше, годом позже, эта квартира так или иначе – твоё наследство… Вот только откуда Матильда знает? Вот проныра, везде у нее связи… Пошли ужинать. А что у тебя с ногой?

Я не успела ответить на вопрос, как в дверь активно застучали и зазвонили одновременно.

На пороге взлохмаченная Матильда никак не могла перевести дыхание, тыкая пальцем куда-то вниз.

– Скорее, скорее… Лариса Петровна, срочно… там Аркадий… ой…

Матильда присела на банкетку, вытирая пот краешком капронового шарфика.

Моя мама, много лет проработав в реанимации, среагировала мгновенно. Мы мчались в квартиру Аркадия.

– Вызывайте скорую и полицию, мы уже ему не поможет… И как мне кажется, мы опоздали, как минимум, на сутки.

Остывшее, скорченное тело Аркадия было похоже на манекен, неудачно вылитый из пластмассы.

При жизни, «упокой его душу», сосед с третьего этажа Аркадий Исаакович Фридман был приветливым, словоохотливым, с характерным звучанием картавого звука «р». Я вспомнила его улыбку слегка припухших губ, и мне стало до щипания обидно.

Сколько его помню, еще со школы, он всегда находился в одном и том же возрасте примерных под шестьдесят. Его сутулая походка никогда не была быстрой, говорил он спокойным голосом, ни при каких обстоятельствах не превышал приличного тона.

Даже когда его окатила волна из грязной лужи от проехавшего слишком быстро автомобиля, и его белоснежный пиджак превратился в ткань с абстракцией а-ля пуантилизм (точечная живопись), а выскочивший водитель вместо извинений накричал на него, то Аркадий Исаакович, смахнув непрозрачную каплю с длинного носа, только улыбнулся в ответ.

– Бывает, – спокойно отреагировал пострадавший и повернулся к подъезду, желая переодеться.

Противный водитель продолжал что-то кричать вслед.

Будучи свидетелем подобного хамства, я не выдержала. Моё подростковое возмущение перевесило природную вежливость, и я вызывающе взвизгнула:

– Сам козел!

Ошарашенный водила замер с открытым ртом.

Соседи, от мала до велика, обращались к Аркадию Исааковичу, исключительно по имени, так предпочитал сам ныне покойный.

Я особенно не задумывалась, чем занимался Фридман, но его всегда приглашали на все торжественные события в доме, будь то – похороны, свадьбы или дни рождения.

Он даже пару раз заходил и на мой праздник. Первый визит в день моего совершеннолетия, когда удивил подаренной книгой о сокровищах древнего народа. Прочитав которую, я долго бредила подвигами и неразгаданными энигмами вселенной, и второй раз, на мой тридцатый год рождения, который я отмечала в глубоком одиночестве.

Мама отдыхала в санатории, подругам я наврала, что уезжаю, а с Павлом я поругалась накануне, очередной раз выставив его с «чемоданом» за дверь, устав от его бегающего взгляда и многоярусных объяснений причин наших непростых отношений.

Так и сидела в обнимку с Лордом, мурчащим кошачьим найденышем, когда в дверь осторожно постучали. Я долго не открывала, но любопытство взяло вверх. Стучавший точно знал, что я дома. И вот на пороге с извиняющейся улыбкой стоял Аркадий, держа в руках крохотный букетик фиалок в горшочке. Я растерялась. В нелепом молчании прошло много секунд, пока я нерешительно отошла в сторону, как бы приглашая войти. Аркадий слегка поклонился и перешагнул порог.

Это был удивительный день рождения – насыщенный историями другого тысячелетия. За чашкой чая Аркадий начал рассказывать о пророчествах кельтов, чьей историей интересовался с детства. Я тогда очень удивилась столь страстной его речи в защиту забытого народа. Тихий невзрачный пенсионер ярко жестикулировал, вскакивал с места, раскрылял руки, показывая масштаб и величие кельтского жителя. В конце пламенной речи Аркадий сожалел, что, скорее всего, ему не суждено побывать в Ирландии, родине кельтов, и деликатно уточнил, нет ли у меня родственников в этой чудесной стране. Я отрицательно покачала головой.

– И тем не менее, дорогая Алиса, в каждом из нас присутствуют корни свободных странников. Ведь кельты стали странствовать по миру, покинув своё историческое место в результате засухи, а может, по зову сердца… На всякий случай, помните о балансе воды в организме, – таким пожеланием он завершил увлекательную историю неразгаданного народа.

Проводив его, я пару часов провела в поиске забытой книги и остаток ночи я погружалась в загадки истории, печатное издание, которое подарил мне Аркадий в давний день моего совершеннолетия.

И вот сейчас этот незаметный тихий человек, с глубинными познаниями затерянного мира, с тонким психологизмом, я ведь до сих пор не понимаю, как он тогда догадался о моем одиночестве перед тортом с нечетным количеством свечей, а теперь он лежит на полу в странной позе, будто у него сильно скрутило живот. Я заплакала, громко всхлипнув, и была выставлена мамой на площадку для предотвращения возможного соляного потока у остальных, потому что у двери Аркадия множилась толпа.

Полиция, скорая помощь, процедуры оформления – у меня подкашивались ноги от многочасового стояния в коридоре.

Когда тело увезли, представители закона удалились, соседи растворились, сожалея и охая, а мы вновь остались втроем – Матильда Ивановна, я и мама.

Матильда, выплакав весь суточный запас, вспомнив своего мужа, мужей подруг, покинувших этот свет, стала запирать одинокую квартиру на запасной ключ, любезно доверенный покойным еще при жизни.

И вдруг Матильда Ивановна, всплеснув руками, вновь вставила ключ в замочную скважину, в порыве открыла дверь и забегала по квартире, заглядывая под мебель, двери и шторы.

Мы не могли понять ее суетливость. Но когда и мама тоже, всплеснув руками, забегала по квартире в непонятных поисках чего-то, я подумала, что это эпидемия, и, не желая заразиться, попятилась на площадку. И в это мгновение нечто лохматое выскочило пулей из-под трюмо и в два скачка запрыгнуло мне на руки. Я онемела на секунду, потом вскрикнула и отбросила прочь шерстяной комок.

– Баська! – радостно завопила Матильда Ивановна и тут же начала неудержимо чихать, перемешивая «ох», «ах», чих и дыхание.

Баська – непонятной породы со?бак, прижав хвост и уши, вновь забился под трюмо.

– В общем, как хотите, дорогие мои, но вам его вытаскивать! – констатировала Матильда, – ключ вернёте позже, мне пора на пост.

Её последняя реплика напоминала озвучание контрабандных видеофильмов времен застоя, противный гнусавый измененный до неузнаваемости голос Матильды подчеркнул ее бессилие перед решением возникшего вопроса.

– Если мы притащим его к нам домой, – начала мама издалека, – то Лорд нас самих выставит за дверь. Думай, куда ты пристроишь это существо. Я безумно устала как после смены в больнице… в общем, я пошла… Если хочешь, налаживай с ним отношения, а я – пас.

Я осталась «один на один» с нерешаемой проблемой. Даже если мне удастся выманить Баську из укрытия, домой я не могу его принести, потому что… конечно, Лорда не хватит сердечный приступ, но нервы он нам помотает, а ночью может придушить это несчастное перепуганное создание. Лорд не посмотрит, что это собака… хотя, наверное, я как-то неправильно думаю о Лорде, уж не такая он и сволочь. Но максимум презрения мы получим в ответ, еще ультиматум объявит, как было однажды, когда я уехала, не предупредив и не попрощавшись на четыре дня. Лорд просто перестал есть, и как бы мама не ухищрялась с деликатесами, к миске он не подходил. Все последующие свои ночевки вне дома я согласовывала с Лордом, ставя его в известность.

А здесь такое! Чужое существо. Лорд умрет от ревности. Что же делать? У Матильды жуткая аллергия, в мой дом – нельзя… И хотя мне было безумно страшно, но в память о светлом безобидном человеке, Аркадии Исааковиче Фридмане, я решила, что останусь ночевать в доме покойного.

Конечно, к подобному решению я пришла с содроганием и не сразу. И даже, не веря в потустороньщину, я, тем не менее, пребывала в страхе. Можно было «не париться» – как любил говорить Павел, а просто запереть Баську в квартире, покормив утром. Но, когда я осталась одна и стала рассуждать вслух о вариантах собачьей жизни, Баська выполз на свет, по-пластунски преодолел расстояние от трюмо до моих ног и положил мохнатую мордочку на мою влажную туфельку. Внутри меня снова что-то сжалось, я вспомнила добрую улыбку Аркадия и дала собаке слово, что не оставлю его одного в эту ночь.

Я долго стояла у темного окна и смотрела на пустырь за дорогой. Как странно, что его еще ничем не застроили. В нашем районе, где борьба шла на сантиметры, этот пустырь – невероятная роскошь, примерно – более десяти тысяч квадратных метров. Я не являлась знатоком строительства или архитектуры, а уж тем более математиком-проектировщиком, просто по скромным моим представлениям там уместился бы гипермаркет с огромной стоянкой вокруг.

Пустырь, покрытый молодой порослью, которую каждый год усердно спиливали, был непригодным для народного гуляния, разве что «собачники» там «пасли» своих четвероногих «вездеходов», ютясь по узким тропкам.

Баська топтался рядом, наступая мне на ногу. Внезапно из темноты пустыря мелькнул свет. Я стала вглядываться.

Свет вспыхнул и погас вновь, будто кто-то играл фонариком, проверяя его пригодность. Мне ни к месту вспомнился чудесный фильм про нашу собаку Баскервилей, когда каторжник на болотах подавал сигнал Бэрримору. Забавно. Наверное, потерялся чей-то питомец, и его разыскивают, приманивая светом. Сигнал больше не повторялся, значит, все нашлись.