В приемном покое меня приняли без слов, выдали справку о повреждениях и рецепт на обезболивающие и антибиотики. Естественно, там я не сообщила о виновнике. Приберегла это для полиции.
Вот только там не спешили принять мое заявление.
Нет, сначала, с трудом узнав меня, приняли со всей заболивостью и вниманием. Предложили горячий чай, но узнав, на кого собираюсь писать заявление, сразу охладели.
Повинуясь жесту, видимо, старшего по званию, все остальные покинули кабинет, а он придвинул стакан с чаем поближе ко мне.
– Алина… Владимировна, – замявшись, он глянул на заявление. – Обычно мы не разбираем семейные ссоры, но только ради вас готовы принять заявление.
– Мы не… – попыталась возразить я, но полицейский, останавливая, поднял руку.
– Все знают о ваших отношениях. Вы уже давно вместе. Мы примем заявление, если вы настаиваете, но подумайте сами, что будет после возбуждения дела? Отыграть назад вы уже ничего не сможете. Суд, как и говорил, примет во внимание ваши, известные всему городу отношения. Сергей Станиславович скажет, что это ваши сугубо семейные забавы, и ему поверят. Вы готовы к тому, что все в городе будут перетрясать ваши простыни, обсуждать интимные предпочтения? Вы, известная балерина, такой славы хотите?
– Я хочу, чтобы виновный понес наказание, – уже не очень твердо заявила я.
– Ну как вы не понимаете, Алина Владимировна, не будет никакого наказания. Будет шумный и неприятный процесс. Неприятный, в первую очередь для вас. Заберите и больше никому не говорите о том, что произошло. Постарайтесь все забыть и живите, как раньше.
Я не могла поверить. Вот, просто, забыть? А монстр пусть дальше живет на свободе и делает, что заблагорассудится?
– Не заберу. Заводите дело, – я решительно встала.
– Я вас предупредил, – вздохнул полицейский и убрал заявление в папку.
Удовлетворенная собственной твердостью, я покинула отделение.
Теперь домой. Скорее, пока Среж не прочухал.
Глава 12 Кольцо сужается
Как и ожидала, дома была только бабуля.
Открыв дверь на мой настойчивый звонок, она едва не вскрикнула.
– Девочка моя, на тебя что, хулиганы напали? Тебя не поранили? Заходи скорее! – ухватив морщинистой рукой за куртку, тащила меня в квартиру. – А это еще что такое?
Звякнув, из рукава выпал свободный браслет наручников.
– Это… это коллеги пошутили, – нашлась я. – Сковали нас с партнером по танцу, а потом потеряли ключ.
Не стоит еще больше пугать бабулю и рассказывать о сволочном поведении Сержа. Она итак его недолюбливает.
– Ну иди, иди переодевайся, да садись за стол. Голодная, небось. И сними эту гадость, – сморщилась она.
– Я бы ванну приняла, – жалобно протянула я. – Чувствую себя жутко грязной, – и это было абсолютной правдой. Как могла еще себя чувствовать после всего, что Серж со мной сделал?
– Только недолго, я пирожков испекла с яблоками. Поешь с молочком. Я пока пущу воду, – и, шаркая тапками, побрела в ванную.
Это бабушка. Что с ней делать. Все время пытается меня откормить и вздыхает над тем, что «все косточки просвечивают, в чем только душа держится».
– Ба, у меня же режим, – крикнула из своей комнаты и злобно зашипела, когда наручники зацепились за толстовку.
Подлости подлостями, и карьера катится в тартарары, но пускать по ветру многолетний труд я не собиралась.
Кажется, у папы где-то была ножовка по металлу.
Отыскала его склад инструментов и вытащила нужный. Между рукой и металлическим кольцом проложила свернутое кухонное полотенце и принялась сосредоточенно пилить.
Понадобилось буквально несколько минут, и я была на свободе. Даже с не вывихнутыми суставами. На другой руке они все еще ныли.
Сбросила одежду и затолкала ее в первый же попавшийся под руки пакет. Выброшу. Не буду больше носить, чтобы не вызывать воспоминаний. Завернулась в толстый махровый халат и прошла в ванную.
Вода уже почти набралась, я вылила, наверное, полбутылки ароматизированной пены, и воздух сразу же наполнился ароматом персика.
Горячая вода приятно обожгла кожу.
Я взяла одну солевую бомбочку, бросила в ванну и наблюдала за пенныйм гейзером, затем вторую… третью.
Старалась забыть, избавиться от ощущения мерзких прикосновений Сержа, но они упорно не желали уходить.
Тогда взялась за мочалку. Остервенело терла кожу, добавляла температуру воды, но все равно казалась себе грязной. Видимо, мне никогда не избавиться от этого чувства, будто извалялась на помойке.
– Алинка, выходи, я тебе сок из сельдерея сделала и свёколку в духовке посушила, – постучала в дверь бабуля.
Она всегда знала, чем меня соблазнить.
Устав сражаться с собственными чувствами, я выплыла наконец из успевшей остыть ванны и снова завернулась в халат.
– Иди скорее, поешь, – бабуля подставила тарелку с горячими, высушенными в духовке свёкольными пластинками и стакан пенящегося бледно-зеленого сока. – Совсем скоро растаешь, смотри, поясом ведь переломить можно, – сокрушалась она, качая головой и никак не желая понимать, что для балерины такая комплекция норма.
Я успела схрустеть две или три пластинки и сделать пару глотков сока, когда ключ в замке повернулся.
– Входи, Сереженька. Алинка наверняка уже дома.
Гаденыш! Знал, что сама его не впущу, и дождался кого-то из родителей.
Не теряя времени на разговоры, я поднялась со стула, прихватила тарелку со стаканом и заперлась в своей комнате. Почти сразу же постучала мама.
– Алинка, ты там? Сереженька пришел. Выходи.
– Нет, – с трудом сдерживая подступающую истерику, крикнула я. – Пусть убирается!
Все, на что я надеялась, это, что в присутствии мамы он не будет вести себя, как последняя свинья, и не станет выламывать дверь.
– Алинка. Хватит. Выходи, и поговорите, как взрослые люди, – строго приказала мама.
– Алинка! – кажется, к ним успел присоединиться и папа. – Кончай свои капризы!
– Вас там уже много, вот сами и разговаривайте, а я перебьюсь! – и со злостью схрустела очередную сладкую пластинку.