ИДОЛ
Я начал познавать эту науку, едва научившись осознавать себя. Погружение в транс – лишь верхушка айсберга. Истинное мастерство заключается в том, чтобы заставить человека желать то, что нужно мне, считать мои мысли своими. Это тонкая игра на струнах души, где каждый жест, каждый взгляд, каждая интонация имеют значение.
Мой голос и взгляд – это инструменты, способные проникать в самые потаенные уголки сознания. Это не магия, а манипулятивное оружие – глубокое понимание человеческой психологии и годы практики.
Поэтому мой недалекий дядя запер меня здесь, несмотря на то, что он и сам владеет искусством гипноза, но далеко не так одарен, как я.
Ава была единственной, на кого мое влияние не подействовало. И мне до жути любопытно: в тот день, когда я пытался на нее повлиять, я был болен? Почему не получилось? Быть может, то был лишь сбой, исключение?
С нетерпением жду, когда непокоренная моей воле девушка склонит передо мной колени и станет очередным ковриком для ног. Хочу видеть в ее взгляде не жгучую ненависть, а глупое обожание, которое вижу в глазах абсолютно каждой женщины, встречающейся на моем пути.
Ава доверчиво цепляется за меня, не подозревая, что я являюсь причиной того, что она оказалась здесь. Око за око – ведь именно по ее вине я заперт в тюрьме, откуда не могу выбраться. Она долго смотрит мне в глаза, я чувствую, как она напряжена: несмотря на то, что я защитил ее и оказал помощь, она не доверяет мне и правильно делает.
Мгновенно смотрю на происходящее ее глазами: она оказалась вдали от дома и цивилизации, на каком-то странном острове с еще менее понятной виллой. Механический голос разговаривает с ней из колонок и предлагает играть в безумную игру, быть проданной в сексуальное рабство или погибнуть. Остальные участники действительно пришли сюда добровольно, большинство из них хотят легкой славы и денег, но никогда не получат ее. У любой бы на месте Авроры уже поехала крыша.
Ее близость дурманит, заставляя что-то внутри меня сжаться. Я знаю, почему она на меня так действует – взгляд Хейз не меняется, когда я смотрю на нее, она неподвластна моему влиянию. Тонкий аромат ее кожи вперемешку с отголосками парфюма, который она наверняка нанесла еще до прибытия на остров, и испуганный взгляд карих глаз, словно позаимствованных у олененка Бемби, пробуждает во мне желание привнести в них оттенки боли и подчинения.
Покорности. Сломленности.
– Мне кажется, самая большая ошибка, которую я могу допустить здесь – держаться за кого-либо или довериться, – на тихом выдохе признается она, коротким кивком благосклонно поблагодарив за помощь. – Я в этом дурдоме оказалась не по своей воле, а если ты здесь добровольно – с чего я должна тебе доверять?
Вполне логичный и закономерный вопрос, детка.
– С того, что одна ты здесь не выживешь, – вкрадчивым тоном предупреждаю Аврору я.
Аврора
Его пальцы переплетаются с моими, когда он помогает мне подняться. Сквозь прорези маски я встречаюсь с его глазами – темными, пронзительными, манящими и беспощадно притягивающими к себе. Всепоглощающими, словно черная дыра в открытом космосе. Время растягивается, посторонние объекты размываются, весь остальной мир в расфокусе.
Черты лица, несмотря на то, что часть из них закрыта маской, кажутся мне знакомыми. Возможно, потому что они чертовски идеальные, словно нарисованные по правилам «золотого сечения». Мужчина, возвышающийся передо мной – воплощение мужественности и непоколебимой силы, энергетически обволакивающей его, словно шлейф от парфюма. Конечно, увидеть это невозможно, можно лишь ощутить каждой клеточкой тела, находясь рядом с ним.
Однако этот ходячий эквивалент силы и мощи пугает меня. Он может быть опасен, как и все окружающие здесь психопаты. Только психопаты приехали бы сюда добровольно из—за каких—то жалких зеленых купюр.
Мой отец говорил фразу: «Ава, то, что можно купить за деньги – уже дешево», и я с ним согласна. Самого главного никогда за деньги не купишь.
Узнать правду о Лиаме.
Отмотать время вспять и сделать так, чтобы родители не сотворили с собой то, что они сделали.
За деньги я даже не могу купить их объяснения.
И за деньги невозможно купить бесценное время прощания с близкими.
Мое шестое чувство подсказывает мне, что от него мне стоит бежать куда быстрее, чем от Маркуса, пытающегося убить меня одним четком броском камня в голову.
– Кажется, чем больше я контактирую с другими участниками, тем быстрее я приближаю свою смерть, – парирую, намекая на инцидент с Маркусом. Я не обращаю внимания на то, чем заняты другие участники. Слышу гул их голосов, но шепот главного незнакомца, кажется, может заглушить даже их крик.
– Ты совсем не боишься умереть? – он задает вопрос таким тоном, словно являлся свидетелем того, что недавно я едва ли не сиганула с крыши. – А чего ты тогда боишься?
Я могу промолчать. Уйти от ответа. Но мне почему-то хочется сказать ему правду:
– Я боюсь умереть, так и не начав жить по-настоящему, – взгляд непроизвольно опускается в пол. Я не выдерживаю напора его пристальных глаз цвета индиго, ощущая, как земля уходит из-под ног.
Внезапно влажная капля касается моей щеки. Все окружающее пространство озаряется вспышкой молнии, будто неумолимым предвестником беды и хаоса. Через секунду небо разверзается, обрушивая на нас тропический ливень такой силы, что дыхание перехватывает. Вода хлещет как из ведра, превращая роскошный сад и церемонию приветствия Идола в огромное размытое пятно.
Вдобавок к дождю поднимается достаточно сильный ветер. Мало того, что я насквозь промокла за пару секунд, так теперь еще и каждый новый порыв воздуха ощущается дьявольски холодным поцелуем. Меня пробирает до костей, я ничего не вижу, но чувствую, что в саду начинается суматоха. Сквозь гомон голосов доносится непоколебимый указ Идола:
– Чего вы ждете?! Бегите! И вам больше некуда бежать, – особняк озаряется новыми цветами, привлекая к себе внимание абсолютно всех участников. Мне не нужно видеть их, чтобы понимать, что происходит.
Капли дождя ручьями стекают по маске и костюму, попадают в глаза. Как только я делаю шаг в сторону дома, едва ли не падаю, потеряв равновесие на скользкой поверхности. Мой спаситель со своей искрометной реакцией хватает меня за локоть, удерживая на ногах. Сердце пропускает удар от ощущения его жесткой хватки. Волосы прилипают к шее, а внешний мир продолжает все больше превращаться в размытую акварель.
Я сама не замечаю, как начинаю бежать. Дыхание сбивается мгновенно, кислород в легких стремительно заканчивается, а адекватно набрать в них воздух не получается из—за дождя невероятной мощи. Такое чувство, что сами боги Олимпа развернули третью мировую войну прямо над этим проклятым островом.
Инстинктивно я бегу по тому курсу, которого придерживается мужчина, практически вслепую.
– Сюда, – голос незнакомца едва различим за шумом дождя. Впереди виднеются очертания стеклянной двери, автоматически распахивающейся перед нами.
Вода заливает глазницы маски, искажая реальность. Сердце колотится где-то в горле от бега или страха, охватывающего каждый дюйм моего существа. Потому что это не просто дождь, не просто бег… Нас хотят загнать в дом. В тупик. В лабиринт. Это часть жуткой игры, где каждое действие может стать последним.
Наконец, мы с мистером Зиро влетаем в особняк, задыхаясь. Промокшая одежда липнет к телу, с масок капает вода. Других участников я не вижу, словно абсолютно все разделились и нашли свой индивидуальный вход в обитель дьявола. И что теперь?
Марионетки загнаны в извращенный театр, вот что.
Из—под влажных ресниц поднимаю взгляд на своего напарника – его кобальтовая рубашка становится почти прозрачной, облепляет широкие и рельефные плечи. Капли воды блестят на его густых ресницах, а я невольно ловлю себя на мысли, что до одури хочу увидеть его истинное лицо. Сбросить маски…
Это ненормально, что он всего за пять минут общения вызвал у меня такой интерес. Я не должна ни к кому привязываться. Никому доверять. Все, что мне нужно понять – это куда пропала Лиама, была ли она здесь, держат ли ее создатели этого безумия взаперти? Ну и конечно выжить.
Внезапно пол вспыхивает неоновыми дорожками, и от этого света по спине бегут мурашки. Каждая линия ведет к своей двери, словно путеводная нить в лабиринте безумия. Наш путь светится зловещим синим, приводя к массивной двери, испещренной точками Брайля.
Пока все продолжает складываться. Шрифт Брайля – отсылка к Лиаме? Она знала, что может полностью ослепнуть и изучала его, поскольку не ждала чудесного исцеления. Все эти «пасхалки» лишь кричат мне о том, что я должна пройти все испытания, чтобы найти ее. Найти ответы.
А что, если ее давно нет в живых? И создатели этого безумия просто знают, как мной манипулировать? Вполне возможно.
Я не хочу думать о том, что она мертва. О том, что все зря. Надежда, пусть и самая ложная – самый сладкий яд, способный стать лекарством и разрушением в зависимости от дозировки.
Мы с моим непоколебимым и широкоплечим партнером по несчастью проходим в комнату. Удивительно, но изнутри она выглядит стеклянной, несмотря на то, что за толщиной огромных окон от пола до потолка ничего не видно. Но у меня создается четкое ощущение того, что за мной наблюдают зрители.
Бестелесный голос, холодный и механический, заполняет пространство.
– Добро пожаловать в Комнату Похоти! – бесчувственный голос, холодный и механический, заполняет пространство, отражаясь от стен и как бы проникая прямо в мозг. – У вас есть ровно тридцать минут, чтобы пройти испытание. Мастер, свяжи госпожу так, чтобы она не смогла освободиться и испытала то, чего никогда не испытывала прежде. Госпожа, ваша задача – полностью довериться мастеру, расслабиться и… получить удовольствие. По правилам шоу, участники особняка спят в комнатах с камерами и находятся под круглосуточным наблюдением. Если вам удастся пройти испытание, то госпожа получит ключ от особой комнаты, где нет камер, и сможет сделать свое пребывание на проекте более комфортным. Помните: вы удовлетворите зрителей, если проведете успешную шибари-сессию, целью которой является полное растворение партнерши в Мастере. Докажите, что достойны получить самую безопасную комнату в особняке! Ваше время пошло. – я с ужасом дослушиваю все, что вещает нам Идол.
Стою как вкопанная, ощущаю себя ни живой ни мертвой. Господи. Это все жуткий сон. Это не может быть правдой. Не может быть…
Вцепляюсь в руку так называемого Мастера сильнее, осознавая – это только начало. Только первая комната. Игра становится реальной, и цена проигрыша – непомерно высока. Если все, что здесь происходит, транслируется куда-то в сеть… то есть ли смысл возвращаться к прежней жизни? Это клеймо. Грязное клеймо на все будущее.
Маска на моем лице кажется все тяжелее с каждой секундой, напоминая о том, что мы всего лишь безликие фигуры в чьей—то больной фантазии. И единственное, что у меня есть – это рука незнакомца рядом и отчаянная надежда выжить. Рука, которая вот-вот свяжет меня как сосиску на прилавке.
– Что мы должны делать? Это обязательно? Ты… ты причинишь мне боль? – в горле саднит, словно мне в гланды песка насыпали.
– Раздевайся, – мягко, но властно отзывается незнакомец. Он не выглядит удивленным заданию, и это заставляет меня поежиться и сгруппироваться.
– Ты издеваешься? – задыхаясь от возмущения, я пытаюсь отпрянуть от него.
– Не стоит терять время. Оно и за пределами острова бесценно, а здесь умножь его ценность на миллион, – усмехаясь, отзывается мужчина, что последние полчаса был оплотом безопасности на этом острове безумия, но обернулся эпицентром цунами.
– Что ты будешь делать со мной? Боже, – я закрываю лицо руками, пытаясь проснуться от кошмара. Мысль о том, что меня сейчас публично изнасилуют, запишут все действие на камеры, и все это будет транслироваться не пойми куда, продаваться для больных дрочеров – пронзает до мурашек. – Просто убейте меня.
– Ты слишком быстро сдаешься. Времени нет. Не заставляй меня причинять тебе боль, я этого не хочу.
Все происходящее напоминает мне съемки фильма «Пила» с эротическими элементами. На одной чаше весов – возможность продвинуться дальше и выбраться отсюда живой, на другой – моя честь и достоинство. Один дьявол знает, насколько сильно провокационные кадры будут здесь создаваться, и куда они транслируются прямо сейчас. Да, на данный момент лицо скрывает маска, но мое обнаженное тело настолько уродливо, что отличить его от других и узнать меня не составит труда.
В одежде мой выдающийся изъян не заметен. Но стоит мне лишь взглянуть на себя в зеркале ванной комнаты, как меня саму бросает в дрожь. Девушки в женской раздевалке всегда на меня пялились и не стеснялись обсуждать между собой мое голое тело.
Так что там говорил «Идол»? У победителя будет право на «цифровое забвение»? Записи, которые будут сделаны в процессе шоу, будут стерты, если я выиграю, останусь в живых, дойду до конца? Действительно ли часть участников умрет, или все обойдется угрожающими ударами тока?
Если честно, я до конца не поняла, почему меня не ударило. Связано ли это с моей ролью или же с тем, что однажды меня уже ударила молния?
– Раздевайся. Я не имею права трогать тебя, пока не начну обвязывать. В противном случае… боль тебе причинит кто-то другой, – заключает мужчина вдогонку леденящему душу крику, пронзающему тишину особняка. Вздрагиваю всем телом, осознав, что в соседних комнатах происходит нечто ужасное. Возможно, мне еще досталось относительно «лайтовое» задание и с вполне себе приятным молодым человеком. Если бы Идол запер меня здесь с этим здоровяком Маркусом, я бы сразу в одну из веревочных петель залезла.
И снова пространство комнаты пронзает этот истошный женский вопль. В нем запечатано столько боли и ужаса, что мое сердце на мгновение останавливается. Холодные мурашки бегут по спине, во рту пересыхает, адреналин закипает в венах. Короткая фраза с предсмертным выбором «бей, замри или беги» парализует сознание.
Я выбираю… замереть. Но перед этим, как ни крути, придется раздеться.
Разглядывая веревки, частично спускающиеся с потолка, частично валяющиеся на полу, расстегиваю свой комбинезон, прилипший ко мне, словно вторая кожа. Тонкие канаты для шибари представляют собой змей, что вот—вот опутают мое тело. Кажется, словно они живут своей жизнью и елозят по полу, готовые наброситься на меня в любой момент.
– Это так тупо. Мне приходится раздеваться перед камерами, чтобы заполучить ключ от комнаты, в которой мне не придется существовать под этими камерами, – слегка нервничая, делюсь переживаниями с так называемым Мастером.
– Есть за что побороться. Идол всегда дает странные и сложные выборы, поскольку именно наблюдением за тем, как личность делает выбор, приносит ему удовольствие.
Всегда? Он что, не впервые здесь?
– На данный момент ты в маске, – тихо напоминает мой напарник. – Помни, что твое лицо надежно закрыто. Раздеться анонимно не так уж и страшно. К тому же, – его голос становится ниже, чувственнее. Я ловлю себя на мысли, что млею от одного его тона, – тебе совершенно нечего стесняться и нечего скрывать. Твое тело великолепно.
Черт. Его слова не должны влиять на меня, но именно это они и делают. Предают мне уверенности и желания поскорее раздеться, позволить ему сделать со мной все, что просит Идол, и оставить это задание позади как можно скорее. Сколько их там всего? Семь? Не так уж и много.
Я готова пройти все сразу, можно не ждать семь недель? Лишь бы выяснить, что случилось с Лиамой и не сойти с ума. За семь недель можно точно здесь умом тронуться, а вот если пройти экстерном…
Мужчины никогда вот так напрямую не оценивали мое тело. Внезапно голову простреливает одна простая и пугающая мысль: я впервые предстану голой перед особью противоположного пола, еще и перед незнакомцем. По позвонкам бежит холодок, словно кто-то приложил кубик льда к затылку и целенаправленно ведет его вниз. Страх, предвкушение пугающей неизвестности, присутствие наблюдателя… все это рождает внутри меня эмоции, с которыми я прежде никогда не сталкивалась. И у меня такое чувство, что они скапливаются в самом низу живота, зарождая во мне странное желание срочно справить нужду. Или… я даже не знаю. Это какое—то другое чувство? От него так тяжело и больно, и если все остальные называют это «возбуждением» и подсаживаются на это ощущение, словно на иглу, то лично мне оно совершенно не нравится.
Оно ощущается, как первородная сущность внутри, способная в любой момент взять под контроль твою душу и разум.
Твое тело великолепно.
Это неправда. Я очень часто слышу комплименты в сторону своей фигуры, но глубоко уверенна в том, что это потому что никто не видит, насколько оно уродливо под одеждой.
Всегда думала, что смогу раздеться догола лишь под дулом пистолета, и не ожидала, что этот момент реально настанет. Но кажется, это именно он.
– Зажимаешься так, словно никогда не раздевалась. Сколько тебе? Двадцать два? – вслух прикидывает мой Мастер, попадая в яблочко. Я слышу сарказм и усмешку в его голосе. Действительно, в современном мире двадцатидвухлетние девственницы встречаются реже, чем бенгальские тигрицы в природе. – У нас таким темпом нечего не выйдет. Время идет, принцесса. Просто сделай это так, как сделала бы это перед своим парнем.
– Но ты не мой парень. И я… я действительно никогда не делала ничего подобного. Не раздевалась перед мужчиной.
Не вижу смысла скрывать правду. Возможно, это мой последний разговор в жизни. Под угрозой смерти мы все становимся чуточку откровеннее.
– Никогда? – в голосе Мастера я слышу странный надрыв, словно эта новость действительно выбила его из колеи. Кажется, мы оба понимаем, что уже заранее близки к провалу. У нас ничего не получится. Идол хочет, чтобы я испытала удовольствие, но таких фригидных девиц, равнодушных к эротическим играм и стимуляции половых органов, надо еще поискать.
Я совершенно сухая и бесчувственная, как страницы старинных библиотечных книг, что тоннами поглощала в студенческой библиотеке.
– Никогда. Ох, черт, у нас ничего не получится, – инстинктивно прячу лицо в ладонях, поддаваясь внутренней панике. – Считай, я уже мертва. А тебе стоит поискать другую напарницу, если ты хочешь выжить.
– Успокойся и просто сделай это, если не хочешь, чтобы следующие недели каждый твой вдох записывался на камеру даже в личной комнате. Я думаю, первое задание – лишь разбег перед прыжком в бездну. Если хочешь дойти до конца, тебе понадобится много сил, в первую очередь – моральных. Доля приватности будет дарить их тебе, а жить под постоянным присмотром – все равно напряжно. Постоянное наблюдение быстро ломает здоровую психику, а именно этого и добивается Идол, – поясняет Мастер, мотивируя меня на включение в игру и нацеленность на результат. – И поверь мне, я бы с удовольствием раздел тебя сам, но боюсь, меня тут же ударит током, если нарушу правила, – с усмешкой парирует Мастер.
Ладно. Мне нужно просто раздеться. Просто сделать это, и как можно быстрее сымитировать удовольствие от связывания. Чем более огненной и раскрепощённой я предстану перед Идолом сейчас, тем больше шансов, что он поверит мне, что я действительно испытала сокращение мышц всего тела.
Страшно представить, какой извращенец сидит по ту сторону экрана. Только больной безумец мог построить огромный дом, в котором повелевает бесконечная кинки-вечеринка.10
– Надеюсь, ничего, что без стриптиза, – немного нервничая, приспускаю комбинезон, смахивая с плеч его рукава. Наблюдаю за реакцией Мастера – естественно, его взгляд тут же падает на признаки уродства, выделяющее мое обнаженное тело.
Никогда не видела людей с особенностью, как у меня. Единственное достоинство этого редкого явления – благодаря этим шрамам, именуемыми фигурами Лихтенберга11, я жива.
Я привыкла их не замечать. Возможно, они и стали причиной того, что в обычной жизни я предпочитаю надежно скрывать тело от посторонних глаз. Даже мои студенческие рубашки были плотно застегнуты на все пуговицы и завязаны галстуком под горло.
И теперь, когда я вынуждена раскрыть себя полностью, я ощущаю, что внутри что-то болезненно надрывается. Ломается, как стекло. Я открыла первому встречному незнакомцу ту часть себя, которую не должен никто видеть.
Я чувствую взгляд Мастера на себе – тяжелый, пронзительный. От него мгновенно немеют ноги, превращаясь в вату. Пальцы дрожат, когда я берусь за края комбинезона, намереваясь окончательно избавиться от него. В комнате холодно, но щеки горят от смущения и внутреннего напряжения. Мастер молчит, только смотрит – так неотрывно, так внимательно, словно видит насквозь. Каждое мое движение как под микроскопом.
Наверняка он задается вопросом: какие обстоятельства так сильно меня изуродовали? Но у меня нет ответа.
Мне страшно продолжать, но я знаю – это необходимость. Единственный способ выжить. Стягиваю комбез, ткань поддается неохотно, или пальцы меня не слушаются. Хочется зажмуриться, спрятаться, исчезнуть, раствориться в пространстве. Но я заставляю себя держать голову прямо, хотя сердце колотится где-то в горле.
Комбинезон соскальзывает с талии и бедер. Холодный воздух касается кожи, вызывая мурашки. Я чувствую себя до одури беззащитной, уязвимой и потерянной. Но в его взгляде что-то меняется – появляется тень… уважения? Восхищения? Влечения? Или это просто игра моего воображения?
Не сводя с меня глаз, Мастер берет верёвку в руки и медленно наматывает ее на кулак. Меня бросает в дрожь, когда я представляю, чем это все кончится.
– Мне необходимо подойти ближе, – он не спрашивает разрешения. Предупреждает едва слышным низким шепотом. Я вдруг совершенно четко осознаю, что он не из тех мужчин, кто в принципе спрашивают разрешения или о чем-либо предупреждают женщин. Таким не нужно согласие.
Он берет. Овладевает. Выпивает до дна. И безжалостно выбрасывает любую, с кем вступал в интимную связь. Мне хорошо знаком такой тип мужчин. Таким был, например, главный из «дьявольской семерки» – Кэллум Торнтон.
Со мной он бережен лишь потому, что это в рамках задания. Для него это тоже испытание. Мастер хочет дать мне ощущение безопасности, чтобы я расслабилась. И несмотря на то, что это его ложное, а не истинное поведение, я благодарна незнакомцу за то, что у него так хорошо получается играть в трепетное отношение ко мне.
Прикрываю грудь ладонями, когда Мастер подходит вплотную. Жадно набирая воздух в легкие, я чувствую его запах.
От мужчины исходит глубокий, терпкий аромат. В нем переплетаются ноты кедра и сандала – древесный, мужественный запах. Улавливаю легкие оттенки дымного ветивера, различая теплые ноты пачули, смешанные с горьковатым запахом дубового мха.
В этом аромате есть что-то первобытное, напоминающее о влажной коре деревьев после дождя. Его запах окутывает меня как невидимый кокон, заставляя чувствовать странное головокружение.
Этот древесный шлейф настолько гармонирует с его характером – такой же глубокий, сильный и немного мрачный. В нем нет ничего искусственного или навязчивого – только природная, почти дикая маскулинность, от которой схватывает дыхание.
По венам течет будто не кровь, а первородный страх. Густой коктейль из отчаяния и уязвимости. И новых ощущений, которым я не знаю названия.
– У нас все равно ничего не получится, – одними губами шепчу я. – Я не знаю, что это такое. Наивысшая точка телесного наслаждения, – я настолько неопытна, что даже не могу произнести это жуткое слово «оргазм».
– Ты никогда не испытывала оргазм? – Мастер делает это за меня.
– Нет. Понятия не имею, что это такое, – и как хотя бы примерно может ощущаться. – Считай, что мы проиграли.
– Я никогда не проигрываю, принцесса.
Кэллум
Есть что-то неуловимо новое и прекрасное в созерцании того, как сильно она смущается, обнажаясь передо мной. Она старается держать спину ровной, а подбородок высоко, неподражаемо готовая принять вызов.
Пока Аврора перешагивает через комбинезон своего костюма, избавляясь от ткани на теле, я рассматриваю плавные изгибы молодой девушки. Мой взгляд мгновенно падает на линию перехода от талии к бедру – он великолепен. У нее очень женственная фигура, небольшая округлая грудь.
Конечно, мой взгляд сразу падает на то, что причиняет ей такой сильный дискомфорт и неуверенность в своем теле, которое на первый взгляд кажется идеальным. Все ее тело поражено бледно-розовыми стигматами, являющимися фигурами Лихтенберга – это рисунок на теле, возникающий после удара молнией.
Мой взгляд скользит по персикового цвета коже, изучая удивительные узоры, напоминающие тонкую морозную вязь на зимнем окне. Эти древовидные линии, нежные и едва заметные, бегут вдоль ее ключиц, превращаясь в карту звездного неба. Ближе к груди фигуры Лихтенберга складываются в причудливый узор, напоминающий ветви редкого дерева. Каждая линия, каждый изгиб созданных разрушительной силой природы естественных рисунков делает ее уникальной, словно сам Зевс оставил на ней печать своей принадлежности.
