«Вот еще один странник, – медленно подумала она. – Куда он идет? Куда здесь вообще можно идти, кроме как на край собственной гибели».
Вернулась Глаша домой очень рано. Таня еще собиралась на работу в швейную мастерскую и завтракала возле печки. Она удивленно посмотрела на Глафиру.
– Ты откуда так рано?
– Так, не спалось. Отпросилась у господ.
Глаша молча стянула теплые ботики и сняла дорогое пальто на беличьем меху. Татьяна лишь покачала головой.
– Это сколько же рублей такое пальто стоит?
– Я не знаю, Танюша. Я очень устала и хочу спать.
– Ложись, ложись, – захлопотала около нее Татьяна. – Уж не захворала ли ты? Сделать тебе чайку с малиной?
– Сделай, если тебе не трудно, – прошептала Глаша.
– Ох, девка, чую, простудилась-таки ты. Ложись, – Таня заботливо раздевала Глафиру и укутывала ей ноги теплым одеялом.
Глафира провалилась в глубокий сон, а когда вечером Татьяна вернулась с работы, то обнаружила у Глаши сильный жар. Ее непутевая барынька металась в бреду, спекшиеся губы шептали несвязанные слова. Татьяна наклонилась и попыталась расслышать то, о чем бредила Глафира.
«Нет, уйдите. Кто вы? Не трогайте меня. Нет, трогайте еще. Да, так, сильнее. Володя? Любимый, иди ко мне. Нет! Вы не он! Во-ло-дя! Во-ло-дя!!!»
– Вот дура, – обреченно прошептала Татьяна и опустила в бессилии руки. – Сколько волка не корми… Как же тебя бесы-то искушают, непутевую. Все ты о Володеньке своем, демоне, мечтаешь.
Татьяна утерла злые горячие слезы, навернувшиеся на белесые ресницы, и пошла греть чай.
«Заварю ей травы и меду дам, – думала Татьяна. – Авось, оклемается»
Глаше казалось, что кто-то невидимый – тяжелый и мохнатый – присел ей всей тяжестью на грудь. Она махала руками и пыталась сбросить это чудище, но все усилия были тщетны. Она хрипела и кашляла. Кашляла она и тогда, когда Татьяна поила ее горячим чаем с медом и малиной.
– Где же тебя так угораздило? – сердилась Татьяна. – Меньше бы по Невскому со своим хахалем шлялась.
Глаша в ответ мычала и мотала лохматой головой. К ночи она забылась сном. Во сне она увидела, как дверь в комнату отворилась, и с улыбкой вошел Владимир.
– Ну, как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил он и поправил ее одеяло.
Глафира оглянулась по сторонам и не узнала их новой столичной комнаты. Она лежала в той, девичьей комнатке, в милом ее сердцу Махневе. Из распахнутого окна тянуло свежескошенным сеном, где-то занимался сверчок.
«Боже, как тут хорошо, – думала она. – Он не бросил меня с Малашей. Он пришел, чтобы побыть со мной».
Словно в ответ на ее мысли Владимир наклонился и прошептал ласково:
– Как себя чувствует моя раненная красота? Не сильно большой урон нанес тебе мой дерзкий жеребец?
– Ты вернулся, любимый? – счастливая улыбка тронула ее губы.
– Я отослал Малашу в девичью и решил сам побыть с тобою, – ласково отвечал он и целовал ее в горячие щеки. – Подвинься, я лягу рядом и обниму тебя.
– Володенька, – захлебывалась от счастья Глафира. – Какой ты хороший. Я лежала и все думала: когда ты придешь ко мне? Боялась, что не придешь. Плакала… А ты пришел. Я люблю тебя.
– Как я мог бы оставить тебя, Глашенька? Я же возлюбленный твой. И наша первая ночь. Тебе сейчас более всего нужна моя забота.
– Володя, я люблю тебя больше жизни. Мы… Мы поженимся?
– Конечно, цветик мой.
Он еще сильнее прижимал ее к своей груди. Но Глафире становилось горячо и мокро. Пальцы чувствовали непривычную скользкую влагу. Она смотрела на простыни. Они все были в крови.
– Володенька, мои раны еще не затянулись. Я, кажется, перепачкала постель, – конфузливо поясняла она.
– Нет, любимая, это не твоя кровь, – тихо шептал Владимир. – Это моя кровь.
Глаша садилась в подушки и с ужасом наблюдала то, что вся белая сорочка Махнева была залита кровью. Серые глаза Владимира выражали смесь детского, ничем не скрываемого ужаса и какой-то бессмысленной обреченности. Правой рукой он прикрывал себе горло – сквозь пальцы сочились багровые капли.
– Глаша, меня убили, – шептал он.
Дикий крик разрывал темноту петербургской ночи. Татьяна истово крестилась и читала молитву над своей хворающей подругой.
* * *
На следующую ночь к Глафире пришел тот, рыжий мужчина, которого она впервые увидела в музыкальном зале Гореловского дома. Он отчего-то вышел из-за круглой голландки, а не из двери, как входят обычные люди. Татьяна в это время спала, уткнувшись веснушчатым носом в подушку. На этот раз рыжий был одет в модный английский костюм, в руках он вертел изящную трость.
Без всяческих церемоний этот господин присел на край Глашиной кровати и завел с ней разговор.
– Глафира Сергеевна, разрешите представиться? Меня зовут Викто?ром.
– А меня Глашей, – смущенно и испуганно отвечала Глаша, к которой внезапно вернулся нормальный голос. – Откуда вы меня знаете?
– О, я знаю вас очень давно, – ухмыльнулся в усы странный гость. – А еще более я узнал о вас из рассказов одного моего друга
– О ком вы?
– С ним вы тоже прекрасно знакомы, если не сказать более. Я имею в виду дворянина Владимира Ивановича Махнева.
При звуках знакомого имени, Глафира невольно вздрогнула, сердце предательски забилось.
– Что с ним?
– С ним? Ровным счетом ничего-с. Жив, здоров. Всем доволен.
Глаша покраснела.
– Я не понимаю тогда, причем тут я?
– Вы-с? Да, очень даже причем. Мой визави вполне доволен своим новым положением, кроме одного – ему очень не хватает вас, Глафира Сергеевна.
– Вы ошибаетесь, – Глаша покачала головой. – Я не нужна ему. Он отрекся от меня.