– Доброй ночи, дорогая. Надеюсь, вам понравится та спальня, что мы вам приготовили.
Эвелин снова запуталась в словах. Зачем-то начала говорить о том, что у нее никогда не было своей спальни и ей, конечно же, приятно..
– Как это, не было своей спальни? Где же вы спали?
– Отец стелил нам на полу…
Барри попытался увести родителей, но мать отстранила его:
– Не стоит, сынок, я хочу дослушать, все это очень интересно. Продолжайте. Где же была ваша мама?
– Сбежала с любовником.
– Довольно, – Барри схватил Эвелин за руку и повел на второй этаж. Она молча повиновалась.
Заведя ее в комнату, Барри попытался обнять девушку, но она отстранилась.
– Может быть поговорим? – предложил он, не смея настаивать.
– Хорошо. Поговорим. А сейчас иди. Я хочу спать, устала с дороги и от расспросов.
–Эви, прости моим родителям их любопытство. Их можно понять. Ты моя невеста.
– Правда? – Эвелин подняла на него глаза и посмотрела со странным выражением. – А ты не боишься, что однажды найдешь нашу постель пустой?
– Эви, зачем ты так. Тебя никто не заставлял рассказывать об этом. Это дело твоей семьи. У нас будет своя жизнь, такая, какой мы с тобой ее сделаем. Если ты переживаешь о моих, даю тебе слово – они не посмеют вмешиваться. Я взрослый мужчина. Знаю, чего хочу. Я люблю тебя, наконец. Разве этого мало для счастья?
Эви отвернулась к окну и снова попросила:
– Обсудим это завтра.
Утром Барри разбудила его мать:
– Твоя невеста сбежала. Хорошенькое начало.
Барри наскоро оделся, спустился вниз. Родители ждали его за столом, накрытым к завтраку.
– Что это значит? Ты не останешься с нами?
– Нет, мама, мне надо в Нью-Йорк. Дела.
– За ней побежишь? Стоит ли. Вспомни, что она говорила о своей семье…
Дверь за Барри захлопнулась.
Поиски
С вокзала первым делом он наведался на квартиру, которую снимала Эвелин. Ее там не оказалось.
– Мисс не возвращалась со вчерашнего дня, – сказала консьержка.
У Барри сжалось сердце. Неужели Эвелин могла быть настолько вероломной, что даже не дотерпела до свадьбы? Или она сбежала потому, что ей стало стыдно, что она невольно выдала себя?
Он метался по городу, перебирая версии, но ни одна не объясняла ему – где Эвелин искать. Он уже решил для себя, что не будет ей навязываться, только хотел поговорить, понять, убедиться, что решение разорвать с ним не было спонтанным и что это не из-за его родителей, которые повели себя слишком напористо, стали расспрашивать. А может это он сам виноват, что потащил ее к ним? Надо было сначала жениться. Эвелин оказалась слишком ранимой. Барри обругал себя за то, что раньше не спросил ее о семье.
В тревожном и подавленном настроении он вернулся к гостиницу и лег спать. Утром на подносе с завтраком ему подали газету.
Барри ее отложил и принялся за кофе. Взгляд скользнул по заголовкам. Чашка с горячим напитком вывернулась в его руке, опрокинулась и повисла на пальце. Барри ничего этого не замечал, он смотрел на фотографию. На ней была его Эви.
Девушка лежала, будто спала, настолько естественной и даже изысканной была ее поза. Милое, нежное лицо было спокойно, губы чуть приоткрыты, глаза смотрели удивленно и печально. Она будто прощалась с тем, на кого все еще продолжала смотреть. Если бы не погнутая крыша автомобиля, что свидетельствовало о падении тела с большой высоты, ничто не говорило о том, что девушка мертва. Но это несомненно было так. Эвелин умерла.
Эпилог.
История с самоубийством Эвелин Макхейл наделало шума. Пресса обсуждала и смаковала каждую деталь. Родители Барри с ужасом ждали, что журналисты начнут осаждать их дом, собрались и уехали в длительное путешествие, пока все не утихнет. Барри, не будучи представленным друзьям Эвелин, следил за тем, что происходит, на расстоянии. Подробности узнавал из газет.
«Самоубийца пожелала быть кремированной»,– гласил заголовок с интервью, в котором детектив рассказал, что внимательно осмотрел место происшествия и не нашел ничего интересного. В том плане, не было ничего, что указывало на причину такого поступка или подтверждало бы версию убийства.
На 86 этаже Эмпайр-стейт-билдинг, на смотровой площадке, откуда Эвелин сбросилась, лежало ее пальто, аккуратно сложенное, портмоне и в нем записка.
«Не хочу, чтобы кто-нибудь из семьи или посторонних видел мои останки. Не могли бы вы кремировать моё тело? Прошу вас и членов моей семьи – не устраивайте по мне похоронную службу или поминки. Мой жених попросил выйти за него замуж в июне. Не думаю, что смогла бы стать хорошей женой для кого-либо. Ему будет лучше без меня. Скажите отцу, что во мне слишком много от матери».
"Когда крыша машины, на которую она упала, рухнула, Эвелин лежала во всей своей красоте, как будто она мирно спала, крепко сжимая в руке жемчужное ожерелье. Четыре минуты спустя Роберт С. Уайлс, студент-фотограф, проходивший мимо, увековечил тело Эвелин, как… памятник красоты".
Начались поиски жениха. Барри сам пришел к детективу и рассказал все, что знал. Подозрения с Барри были сняты. В записке ничего не указывало на то, что он или его родители косвенно были виновны. Все дело в личных переживаниях, связанных с детской травмой. Сестра Эвелин, Хелен, которая опознала тело, подтвердила, что Эвелин больше всех в семье переживала уход матери, считала это предательством и часто говорила, что и в них, возможно, есть те же «подлые гены».
Тело Эвелин кремировали, как она и просила. Поминок и вообще ничего такого, как и самих похорон. Ушла. Исчезла. Как и ее мать.
Барри Родс тяжело перенес этот удар. Раскаяние и сожаление, что не понял своей невесты, не узнал о ее душевных травмах мучали его всю жизнь. Он винил себя, что торопился быть счастливым и оказался слепым эгоистом. Барри так и не смог себя простить. Он скончался в 2007 году, прожив 86 лет – 86 лет одиночества.
Случайные фотографии попались на глаза известным стилистам-художникам. Они сделали из нее «модель», которая вдохновила мир фэшн-индустрии на целую серию аналогичных фотосессий. Узнаваемость сюжета стала выгодным способом создать яркое портфолио, чем пользовались все, кому не лень. Где-то был перебор, и недостаток вкуса. Но многие работы получились особенными.
Смерть это только начало… Удивительное в судьбе Эвелин продолжилось в ее "бессмертии". Теперь все, включая фотокамеру и очки фотографа хранятся в музее Нью-Йорка и наверняка переживут не одно поколение, не оставившее о себе даже тени.
Взрывная любовь
– Его будем писать? – вопрос на секунду повис в воздухе в комнате, наполненной людьми. У многих на головах были черные платки и такого же цвета повязки на рукавах, в память о трагедии без срока давности.
Шло обсуждение – как и в каком порядке расположить на памятнике фамилии погибших детей и учителей. В списке значились имена 21 ученика 5-го класса и еще двоих, учительницы и завуча школы молдавского села Гиски, что под Тирасполем.
– Будь он проклят!
Крик заплаканной женщины разорвал тишину и повлек за собой шквал негодования по поводу неуместного и даже провокационного вопроса. Задавший его, никого не хотел оскорбить, в его семье тоже потеряли ребенка, , спросил машинально, увидев фамилию учителя НВП в общем списке. Имя человека можно предать забвению, но вот сделанное им, не вытравить ничем.
Наталья Дмитриевна Донич, учительница русского языка в молдавское село перебралась не так давно. Ее муж, летчик, погиб в последние дни войны и молодая еще женщина, оставшись вдвоем с сыном, который только должен был пойти в школе, решила сменить местожительства, где все остро напоминало о потере и болью отзывалось в ее сердце. В Молдавии у нее жили родственники, это сыграло роль в выборе, куда ехать.
Школьный коллектив принял ее с радостью, поняли, что человек не замкнулся, несмотря на свое горе, а ищет утешение и поддержку в общении и в помощи людям. Ее уроки вызывали неподдельный интерес учеников. Учителя и родители удивлялись и радовались, как им повезло, что такой профессионал, могла бы работать в столице, выбрала их скромную школу.
Вскоре о новой учительнице заговорили, но уже больше шепотом и улыбаясь.