Ледяная царевна и другие зимние истории (сборник)

Неутомимый Мороз бросился к Маше, увлекая ее в новый танец, похожий на вальс, – все его движения были энергичные, властные и одновременно нежные. Сделав несколько па, включая наклон, он запел приятным баритоном, безбожно соединяя известные песни в одну с трудноопределимым, но, несомненно, бравурным мотивом:

Маленькой елочке холодно зимой.
Из лесу елочку взяли мы домой.
В лесу родилась елочка, в лесу она росла.
А кем же раньше елочка зеленая была?
Кого несли из поля в дом
И звали важно?..

Дед Мороз выпустил Машу из объятий, отошел от нее и развел руки, ожидая ответа. Студентка-историчка немного поморгала и не слишком уверенно предположила:

– Дидухом? Его ставили раньше вместо елки…

– Умница, дочка. Твои желания исполнятся точно!

А Даша подумала, что купила с пятидесятипроцентной скидкой офигенного «Деда Мороза в халатике» и непременно закажет его еще раз, даже если придется заплатить полную цену.

А Дед принялся за Катерину Михайловну, увлек ее в пляс и заречитативил:

Где-то там стоит дом-храм.
Что о нем известно вам?
Сколько куполов на нем,
Столько я приду в ваш дом…

«Всего один раз? Ошибаешься…» – хотела возразить ему Даша Чуб.

Но не стала: Катя еще не слыхала о доме-храме, пусть ломает себе голову… загадка была реально сложной! Дображанская заметно растерялась, не зная, что ответить. И, воспользовавшись ее замешательством, бойкий Дед увлек ее в пляс, зашептал что-то красавице в ухо, то ли хитрые подсказки, то ли жаркие комплименты и сладкие предложения…

Но испортить настроение Даше они уже не могли – она нетерпеливо дернула нарядный звездчатый бант на подаренной ей небольшой серебристой коробочке и достала оттуда тонкую цепь ожерелья с неровными полупрозрачными звездами, похожими на хрусталики замерзшего льда.

* * *

Ревела бесснежная зимняя буря; река рвалась из берегов; ветер гасил фонари, погружая город во тьму.

«Вода! вода!» – вдруг раздалось со всех сторон. Князь бросился к дверям, но поздно: вода черной реки захлестнула весь нижний этаж. Он отворил окно, чтоб воззвать о помощи, – ответом были лишь стоны погибающих и свист бури. Он заткнул уши, стараясь не слушать их, холодный пот обдал его… Страшно! страшно! Как разъяренные тигры, волны кидаются в окна. Еще минута, вода зальет его пол, взмокнут одежды. Что остается ему?.. Смерть, смерть, смерть ужасная! медленная!

Вот уже колеблются стены, треснули стекла, рухнуло окошко, вода хлынула в него, наполняя комнату, а в проломе явилось что-то огромное, черное… черный гроб внесло в кабинет, – мертвый пришел посетить живого и пригласить его на свое пиршество!

Свечи затрещали и погасли, в немом ужасе он увидел, как волны хлещут по паркету, все поднимают, опрокидывают; картины, зеркала, вазы с цветами – все смешалось, все трещит, все валится; лишь поверху носится открытый гроб, то бьется о стены, то снова отпрянет на средину зала, то ударит опять…

И с треском рухнули стены, раздался потолок, – гроб и хозяина дома волны вынесли в необозримое море… Они были одни посредине бунтующей стихии: он и мертвец, мертвец и он; нет помощи, нет и проблеска света! Его члены закостенели, зубы стиснулись, истощились силы; в беспамятстве князь ухватился за окраину гроба, в надежде на спасение; гроб накренился, голова мертвеца прикоснулась к его голове, он увидел лицо покойного и в остолбенелых глазах его упрек и насмешку… и что-то еще, знакомое, такое знакомое… Хищный нос, длинное лицо, огромная волчья шуба…

«Верни меня… воскреси!» – прохрипел мертвец, не открывая бледного рта.

* * *

Князь снова проснулся в своей кровати, изнервничавшийся, измученный глупым сном, подобно истеричной даме…

Какой, однако, красивый и мрачный сюжет: наводнение – и гроб вплывает прямо в дом.

Или лучше в бальную залу?

Мертвец вплывает, чтобы призвать к ответу живых… сгубивших его? Или забывших?

Кто лежит в том черном гробу? Кто пришел к нему с того света?

Он снова уснул…

* * *

А Даша полупроснулась, потянулась, отпихивая ленивой и томной рукой странный сон, про мужчину, которому снятся странные сны.

Похожее на хрусталики льда ожерелье таилось в ее кулаке. «Нужно на стол положить… а то можно порвать», – полуподумала в полусне Даша Чуб.

Странно вообще-то, когда снится, что ты – мужчина. Наверное, от регулярной недостачи мужчин в личной жизни. Но теперь есть Ромчик… они встречаются в центре… он обещал ей сюрприз…

От мыслей о Ромчике дрема вмиг стала сладкой, словно кто-то погладил ее по щеке, заскользил подушечками пальцев по телу, заставив его задрожать, потянуться… Ветер тихонько постукивал за шторой в окно, и подрагивали старые оконные стекла.

Что-то знакомое, что-то приятное, что-то очень хорошее, случившееся совсем недавно, окутало ее одеялом. Она вспомнила, как упала на пушистый и мягкий снег, нежилась в нем и махала руками, изображая снежного ангела… все только казалось, но было так хорошо… как сейчас… так сладко… и кто-то гладил ее по щеке – нежно-нежно, обволакивая сладостью тело.

Она потрогала свою щеку, рассеянно улыбнулась.

Ее любимая «доця» Изида Пуфик спала рядом на одеяле, свернувшись в почти идеальный шар и прикрыв хвостом розовый нос (значит, скоро похолодает). Невзирая на отсутствие снега, с приходом зимы рыжая кошка недвусмысленно решила впасть в спячку и просыпалась теперь лишь для того, чтобы поесть.

Чуб тоже потянулась, как довольная кошка, натянула одеяло на уши, устроилась поудобней, намереваясь спать дальше, но тут взгляд упал на часы… И те намекнули: лучше бы встать, если не хочешь опоздать на свидание.

Утро оказалось поздним, смурным и темным. В часы Карачуна день – как дрянная спичка: не успеет зажечься, как уже догорит.

– С первой Тьмой тебя! – поздравила Катерина, едва заспанная Чуб появилась в круглой комнате Башни Киевиц.

– Тебя туда же, – вяло проворочала языком Даша, всей душой устремляясь к стоящему в центре заставленного остатками вчерашнего буйного веселья стола горячему кофейнику. – А чё никто ничего не убрал?.. – спросила она скорее с удивлением, чем с упреком, – обе ее ведо-леги были законченными аккуратистками.

– Нельзя убирать. Остатки новогоднего ужина всегда оставляют для предков, чтобы их души тоже могли полакомиться.

– И чё ты раньше мне не сказала? Я б знала, что ответить, когда в гостях на Новый год все кричат: давай-давай мыть посуду… и всем облом. А тут такое козырное оправдание! Или еще: «А кто вчера выпил всю водку? – Предки!» Тоже отменная отмазка. Кстати, о водке. Катя, мне приснилось или ты правда играла вчера в прятки с нашим Дедом Морозом?.. сколько ж ты выпила?

– Совсем не пила. Твой Мороз – гениальный аниматор. Спасибо тебе. И за подарок спасибо. Вот уж не ожидала, – искренне поблагодарила Катерина.

– Тебе реально понравилось? – слегка ошалела от обилия благодарности Землепотрясная Даша (обычно они с Катериной открывали рот лишь для того, чтоб уесть друг дружку).

– Очень! – Катя встала, закрутилась – покоящаяся на ее плечах длинная, до пола, белая шаль поднялась, как огромные лебединые крылья. Шаль состояла из сотен сшитых меж собой тончайших снежинок ручной вязки – и ни одна из них не повторялась.

– И от меня спасибо, – надбавила Маша, поправляя на плечах мягкий белый свитер. – Чудесный свитер. И шапочка тоже.

Даша благополучно пролила животворящий напиток из кофейника мимо чашки – прямо в вазу с мороженым, но даже не заметила, что случайно сделала кофе-гляссе.

– Какой свитер… какая шапочка?.. шаль… Я этого вам не дарила! – ошалело произнесла Даша Чуб. – Они перепутали заказ… Я вам заказала…

– Не хочу знать, – быстро выставила ладонь вперед Катерина. – Не порть мне настроение. Я довольна подарком. И Дедом Морозом. Вчера был чудесный вечер. Сегодня – утро. Если это проблема, я могу оплатить шаль сама.