Рецепт Мастера. Революция амазонок. Книга 2

Судя по количеству переименований и натыканных по Городу новых монументов, явившаяся в Киев всего несколько месяцев назад новая власть намеревалась обосноваться здесь всерьез и надолго. Но намерения их были пока из фанеры и гипса.

На перекрещенной Думской – Советской площади у входа в Городскую Думу обнаружился новый шедевр – черный бюст Маркса на двух кубах. Одну руку Карл сунул за борт пиджака, другой почему-то не было вовсе. Вместо архангела Михаила шпиль думской башни украсила пятиконечная звезда.

По Крещатику (вопреки всем ветрам перемен оставшимся просто Крещатиком!) ехал оптимистичный агиттрамвай с развевающимися кумачовыми флагами.

Прямо на площади шло площадное действо – посреди оцепленных плотной толпой зевак деревянных подмостков стояла точно сошедшая с революционного плаката гражданка в мешковатой блузе и красной косынке. От ее рук и ног в разные стороны шли неестественно огромные, выкрашенные в черный цвет бутафорские цепи – каждое звено с полметра длиной. Цепи держали четверо мужчин в костюмах «душителей людей» – поп в длинной рясе, буржуй в котелке и пиджаке с жилетом, генерал с золотыми мочалками вместо погон и некто в короне – видимо, сам батюшка-царь. За сценой играла трагическая музыка. Гражданка в красной косынке энергично и безуспешно вырывалась из цепей (причем, похоже, больше всего усилий артистка прилагала, чтоб не разорвать картонные путы)

Агитпредставление

«Освобождение женщины» —

прочла Даша название действа на круглой афишной тумбе, неподалеку от Маркса. Тумба была облеплена афишами с множеством тоже агит – игровых кинофильмов. И когда только успели отснять? «Вставай, проклятьем заклейменный!», «Да здравствует красная армия!», «Красный кобзарь».

Внезапно музыка стала жизнеутверждающей, публика на Советской площади вскрикнула от восхищения – подпрыгнув, гражданка сделала сальто-мортале, с легкостью разорвала оковы и принялась отплясывать, демонстрируя радости свободной женской жизни. Откуда ни возьмись на сцену вышли другие краснокосыночницы с алыми флагами.

Им вторили такие же красные косынки Крещатицких девиц – завязанные не под подбородком, а на затылке, что тоже символизировало не подчиненный, а новый статус освобожденной женщины.

Одна из таких красномакушениц немедленно сунула засмотревшейся на представление Даше в руке две листовки «Как вести себя беременной женщине» и «Право женщины на аборт».

– А вот это вы правильно! – оживилась Даша. – Я давно говорила, во всех интервью… Что это за тоталитарный режим? Случайно залетела, и все – рожай или сдохни! Мало того, они ж нас за аборт еще и сажали в тюрьму… Как преступниц. Хорошо хоть потом этот дурацкий закон отменили, иначе бы я…

– Вы совершенно правы, – краснокосынщица круглоглазо посмотрела на Дашу. Страшно молодая и столь же страшно серьезная, она представляла резкий контраст со своим спутником – белозубым улыбчатым парнем в рубахе с армейским ремнем. – Вы совершенно правы, товарищ…

– Даша, – подсказала Даша.

– Вы, товарищ Даша, прямо как товарищ Коллонтай говорите.

– А кто такой Коллонтай?

– Вы не знаете? – растерялась девушка и машинально перевела взгляд на афишную тумбу.

ТРЕТЬЕ ГОСКИНО

«Мир хижинам – война дворцам» —

зачла Даша. И заметила рядом:

13 июля 1919 г. в Киевском цирке

Женский концерт-митинг с участием тов. Коллонтай

– Коллонтай – артист? – догадалась Чуб. – Цирковой?

– Товарищ Коллонтай, – вздрогнула девушка, – нарком пропаганды Украины.

Спутник краснокосынщицы весело прыснул:

Постановила Шура Коллонтай:
Пусть рожают также и мужчины.
Хочешь не хочешь – лопни, а рожай!
Или уважительные предъяви причины!

– Как ты можешь, Копытин, – взвилась девушка. – Это контрреволюционные стихи!

– Серьезно? – рожающие мужчины увлекли Дашу даже больше кодекса беременных женщин и их права на аборт. – Пошли послушаем, – предложила она Акнир, тыкая пальцем в афишу. – Это тут рядом, в цирке…

– Как хочешь, – сказала Акнир, став вдруг похожей на кошку в ожидании мыши.

Или неотвратимой беды.

* * *

Одним из главных украшений устремленной к Катиному дому Николаевской улицы, прозванной за красоту и изыск Киевским Парижем, был двухэтажный полукруг цирка в стиле Модерн. Теперь улица звалась Городецкого в честь архитектора Катиного дома и мало походила на Париж… Вместо разрушенного в 1941 женственного полукруга цирка стоял уродливый прямоугольник коробки кинотеатра «Украина».

Да и вообще, пройдясь по Верхнему Городу, Катерина отметила отсутствие множества модерновых зданий. Не было так приглянувшегося ей дома с вьющимися по фасаду лепными розами на Садовой, 13. Не было многих… Киев перестал быть градом-модерн. И лишь сейчас Екатерина Михайловна поняла, что ее дореволюционный Киев – был им.

Град-Златоглав, еще в конце 19 века состоящий из бесчисленных парящих в небесах золотых куполов, маленьких домиков, хаток и обширных пустот, на сломе веков, ознаменовавшемся властью Модерна, всего за пару десятилетий вырос в многоэтажный европейский Город – Третью столицу Империи. И во время последнего приступа строительной горячки вобрал в себя всю вероломную красоту цветочного, женского, «стебельного стиля».

Город ста церквей, Столица веры – стала истинной Столицей Ведьм, Домов в изящном новом стиле Модерн стало больше церквей, и их крыши переросли купола…

И сейчас, шествуя по 21 веку, Катя могла лицезреть печальные итоги столетней войны между Небом и Землей.

В 30-е годы Киев лишился десятков церквей, в 50-е, под час второй мировой, утратил десятки модерновых домов. И в ее сердце было странное чувство, вместившееся в горькое слово «Зачем?». Зачем нужна была эта война?

Город-Модерн был почти уничтожен… Но и в примкнувшем к новой неженственной «Украине» здании в стиле барокко, воспевающем земного владыку, Катя вдруг углядела черты Модерна.

Женщин-русалок в венках из одолень-травы. Женщин в украинских бусах-намистах… Как умная жена, подстраивающаяся под мужа лишь для того, чтоб подчинить и поработить его, Модерн легко ложился под любой мужской и монархический стиль, чтоб вдруг выглянуть из-за барочных завитушек десятками хищных личиков вил.

«Итак, – принялась упражняться в модерновом чтении Катя, – что мы имеем? Барокко – патриархальный стиль, прославляющий монархов. Шесть дамочек в монистах и множество русалок с кувшинками. В Модерне все всегда сказано прямо, – напомнила себе она. – Нужно лишь не бояться прочесть… Начнем с того, что уже известно: женщины сделали революцию. То бишь за общим абрисом мужской власти (барокко) прячутся женщины (модерн).

Но в данном случае не женщины, а одна женщина – шестикратное повторение одного лица – (столько же было маскаронов Ахматовой на ее доме!) – наверняка имеет некий архиважный смысл…

Похоже, как и Ахматова, эта женщина жила в Киеве, может даже в этом вот доме на Николаевской улице, и сделала нечто…

Что?

Каштанов на здании нет, выходит, поступок свершен не в Киеве. Как и Великую Мать, эту женщину окружают вилы – русалки с кувшинками.

Одолень-трава – означает победа. Русалки – смерть, женские чары, заманивающие на погибель мужчин. Победа этой женщины как-то связана с водой (Вода? Реки, моря, лодки, корабли, моряки). Ну и конечно, с революцией…

Кто же она?»

* * *

– Долой рабство дома и кухни… Для новой, рожденной революцией женщины удовлетворить свою сексуальную потребность с первым понравившемся ей мужчиной будет так же легко и просто, как выпить стакан воды! – страстно изрекла нарком пропаганды и агитации всея Украины.

И то, что примкнувший к дому с шестью маскаронами двухэтажный цирк Гиппо-палас в женском стиле Модерн стал трибуной самой сексуальной революционерки, наверняка навело бы Катю на новые размышления. А один взгляд на Шурочку Коллонтай ответил бы на ее вопрос…