Лада с ней согласилась: лучше не торопиться.
Деревня выглядела совершенно обычно. Серые дома, серые шиферные крыши, серый покосившийся забор. Словно здесь отродясь не водилось красок, кроме мышиного цвета. Ржавый флюгер на одном из домов трепал ветер. Виднелся остов трактора, забытого в поле. Казалось, что жители в один момент взяли и покинули деревню, но стекла в окнах были целы, из нескольких труб шел дым, со дворов слышался заливистый лай.
Лада с Мореной переглянулись.
– Ладно, попробуем, – решилась темная богиня. – Чуть что, убежим.
Лада не стала озвучивать сомнения: если у Морены повторится приступ, убежать не удастся. А может, получится зайти в деревню незаметно? Вроде никого не видно. Но им не повезло: едва девушки приблизились, как к ним наперерез бросился мужчина с косой в руках.
– А ну стоять! – заорал он.
Стоять?! Ладе захотелось дать деру, но Морена ее удержала.
– Нечего тут шляться! – мужик с трудом отдышался. – Шли себе мимо, вот и топайте.
Лада растерялась:
– А почему нельзя? Мы ничего плохого не сделали.
Мужик замахнулся косой:
– Нечего мне зубы заговаривать! Проваливайте.
– Ну хоть воды налить можно?! – Лада в отчаянии потрясла пустой фляжкой. – Или скажите, где набрать можно. У нас ни еды, ни воды нет.
Мужик неожиданно помягчел.
– Дочки, я бы вас пустил, да наши бабы меня живым в землю закопают. У нас беда какая – в соседней деревне коровий мор начался.
– А мы здесь причем? – Лада не понимала, какая связь между ними и коровами.
Она разглядывала мужика: вполне обычный, одет, правда, как-то небрежно: спортивные штаны, полинялые и вытянутые в коленях, заправлены в резиновые сапоги; под стать им полосатая майка, а на голове кепка. На подбородке мужика проросла седая щетина, волосы спутаны – похоже, махнул на себя рукой.
– Коровья смерть, – Морена внесла в эти слова особое значение, и Лада насторожилась: о чем это она?
– Она самая, – мужик сплюнул под ноги. – Так что не серчайте, дочки.
– Вы нам только укажите, где у вас ручей или озеро? – Морена не успела договорить – у нее начался озноб.
Вот только что она стояла вполне нормально, как тело охватила мелкая дрожь, которая с каждым мгновением усиливалась.
– Что это с ней? – мужик испуганно попятился.
– Лихоманка задела, – Лада решила не скрывать правду. – А у нас и лекарств никаких.
– Вот же угораздило! – в голосе мужика послышалось сочувствие. – Вы это, дочки, стойте здесь и никуда не уходите. А если кого увидите, то не пускайте в деревню, – в нем созрело какое-то решение, мужик прислонил косу к забору и побежал.
Вернулся он не один, с ним была женщина неопределенного возраста. Могучего телосложения, с убранными под платок волосами. На женщине было выцветшее ситцевое платье и трикотажные треники.
– Эти, что ли? – она сурово взглянула на девушек.
– Они самые, Марь Петровна, – заискивающе ответил мужик.
Марь Петровна подошла к Морене и приложила руку ко лбу:
– Жар.
Она испытующе посмотрела на Ладу с Мореной.
– Сделаю я сейчас одну вещь, если пройдете испытание, пропустим вас в деревню. А то эта горемычная за ближайшим поворотом свалится.
Лада хотела отказаться: мало ли что за испытание? Пусть лучше дадут лекарств, еды и воды, а они дальше пойдут. Но при взгляде на Морену все эти мысли улетучились: темной богине было совсем плохо. У нее даже белки глаз пожелтели.
– Тут не лекарства нужны, а знающая бабка, – Марь Петровна словно прочитала, что Лада думает. – У нас в деревне есть, но она ходит с трудом, сюда не доковыляет.
Женщина протянула девушка по куску черного хлеба.
– Он заговоренный. Та, которая с собой коровью смерть привела, его съесть не сможет.
Лада взяла кусок и принялась жевать: хлеб как хлеб, правда, с добавками трав. Вкусный. Она бы, пожалуй, не отказалась от подобного в обычной жизни. Лада представила, приходит она в магазин и спрашивает: «Мне буханку коровьей смерти». Девушка фыркнула: смешно!
Марь Петровна убедилась, что они опасности не представляют и велела мужику, которого звали Степаныч, пропустить их.
– А ничего что Степаныч за вами бегал? – спросила Лада. – Ведь мы могли в это время в деревню зайти.
– Да он уже схлопотал от меня, – сурово ответила Марь Петровна. – Просто коровья смерть сама просочиться не может, ей надо с кем-то из живых. А вас двое – одна могла за собой вторую протащить.
Марь Петровна шагала широко, так что Лада, которой приходилось волочь на себе Морену, отстала.
– Ты это, девонька, готовься, – неожиданно заявила Марь Петровна, – вечером твоя помощь может понадобиться.
Лада кивнула, не вдаваясь в подробности, все равно до утра им с Мореной отсюда не уйти – темная богиня очень слаба.
Деревня утопала в яблоневом и грушевом цвету и от этого похорошела. Будто Золушка пришила к старенькому платью белоснежные кружева, сразу превратившись в красавицу. На заборах виднелись кастрюли, сапоги, повешенные на колья, половики. В палисадниках цвели лилейники: рыжие и желтые. Нужная изба находилась отдельно от остальных домов – чудилось, что они сторонятся ее. Марь Петровна громко постучала:
– Бабка Зинаида, мы к вам!
И добавила вполголоса: «Глуховата старуха».
Через некоторое время дверь скрипнула и на пороге показалась хозяйка дома. Меньше всего она походила на старуху: дородная, статная женщина без единой морщинки. Лишь седые волосы выдавали возраст
– Привела? – спросила бабка Зинаида.
Марь Петровна подтолкнула вперед Морену.
– Вот эта лихоманкой порченная.
– Да я вижу. Ты, Петровна, ступай, я ими обеими займусь.