Красавицы Бостона. Монстр

В ответ он вскинул бровь, показав, что в его красоте таилось нечто дьявольское, перед чем, как я подозревала, немногие женщины могли устоять.

– На твоем месте я бы не стал заключать со мной пари.

– Да ну? И почему же?

– Я всегда выигрываю.

– Все когда-то бывает в первый раз, – тихо ответила я, начиная думать, что он, на мой взгляд, был слишком уж самоуверенным. – Готова поставить что угодно на то, что у меня выдалась ночь хуже, чем у всех присутствующих в парке аттракционов.

– В самом деле? Что угодно?

– В разумных пределах. – Я расправила плечи, опомнившись.

Она всегда велела мне вести себя определенным образом. Если бы она сейчас парила надо мной в виде призрака, то точно не оценила бы мой наряд. Меньшее, что я могла сделать, это хотя бы не лишаться девственности с этим красивым незнакомцем в результате глупого пари.

– Что-то мне подсказывает, что ты самая разумная среди всех. – Он покрутил зажигалку между длинными пальцами, и это движение показалось мне на удивление успокаивающим.

– Среди кого?

– Детей в семье.

– Откуда ты вообще знаешь, что у меня в семье есть еще дети? – Я приподняла брови от удивления.

Он дерзко посмотрел на меня, а его глаза говорили мне то, что не имел права говорить ни один незнакомец. Казалось, будто ему принадлежал весь мир, а поскольку я была его частью, то он мог заполучить и меня тоже. И внезапно я осознала, что все происходящее очень странно и в некоторой степени опасно.

Я хотела раздеться перед этим мужчиной, а мне никогда не хотелось раздеваться ни перед одним мужчиной, ни по какой причине, в особенности романтической – и я имею в виду не только одежду.

Я хотела заставить его взорваться, как пиньяту[8 - Мексиканская полая игрушка крупных размеров, изготовленная из папье-маше или легкой оберточной бумаги с орнаментом и украшениями. Своей формой пиньяты воспроизводят фигуры животных (обычно лошадей) или геометрические фигуры и наполняются различными угощениями или сюрпризами для детей (конфеты, хлопушки, игрушки, конфетти, орехи и т.п.).], пробраться в самое его нутро и откопать все его качества, черты характера и дурные привычки. Кто он такой? Какое у него прошлое? Почему он заговорил со мной?

– Ты думаешь, что в тебе нет ничего особенного, – тихо сказал он.

– Разве люди считают себя особенными?

– Только те, которые таковыми не являются.

– А мне что-то подсказывает, что ты главный бунтарь среди детей в твоей семье. – Я заправила волосы за уши.

Он усмехнулся, и я прочувствовала это до самого нутра. Будто воздух вдруг накалился от одного лишь его довольства.

– В точку.

– Должно быть, в детстве ты был настоящим безобразником. – Я склонила голову набок, будто под другим углом смогла бы увидеть его образ в возрасте девяти или десяти лет.

– Таким, что мать выгнала меня, когда мне было девять.

– О, мне жаль, – пискнула я.

– А мне нет. Избежал верной смерти.

– А твой отец?

– А он нет. – Незнакомец достал пачку сигарет, которую хранил в закатанном рукаве рубашки, а-ля Джек Николсон в «Пролетая над гнездом кукушки». Прикрыл рот ладонью и поджег еще одну «раковую палочку». Я заметила, что Наркоша увидел это, но не сказал ни слова. – Его застрелили, когда я был ребенком.

– Заслуженно? – неожиданно поинтересовалась я.

– Безусловно. – Горячий Незнакомец сделал затяжку, и оранжевый уголек на конце сигареты вспыхнул, совсем как штуковина в моей грудной клетке. – А что твои родители?

– Оба живы.

– Но кто-то все же умер. Иначе ты бы не плакала. – Он спиралью выпустил струю серого дыма в небо, и мы оба наблюдали, как он рассеивается над нами.

– Да, я кое-кого потеряла сегодня вечером, – призналась я.

– Кого?

– Без обид, но это не твое дело.

– Я не в обиде, но будет тебе известно… – он приподнял мой подбородок рукой, в которой держал сигарету, – все в округе Саффолк – мое дело, милая, и сейчас ты находишься в его пределах, так что подумай еще раз.

Меня охватило странное чувство. Внутри боролись страх, желание и ощущение нашего сходства. Он был прямолинейным, агрессивным, настоящим бойцом. Каким бы невероятным это ни казалось, я знала, что мы оба повреждены в одном и том же месте, пускай и травмированы по-разному.

Наша тележка пришла в движение и проехала через шторку из черного винила. Огромный пластмассовый зомби наклонился вперед из облака зеленого дыма и злобно рассмеялся мне в ухо.

«Монстр тебя поймает».

Вокруг были кружащиеся чудища, кричащие зомби, которые плевали водой нам в лица, и собравшееся за ужином семейство трупов. Их ребенок стрелял в нас лазерами из красных глаз.

Вереница тележек медленно и неукротимо поднималась наверх. Люди вокруг нас визжали от возбуждения.

– Ты когда-нибудь чувствуешь себя потерянным? – прошептала я.

Моя ладонь лежала на поцарапанной пластиковой скамейке, когда незнакомец накрыл ее своей и переплел наши пальцы. Его ладонь была теплой, сухой и мозолистой. Моя – холодной, мягкой и потной. Я не стала ее убирать, даже когда пространство вокруг меня начало гудеть от опасности, сгущая воздух и лишая меня кислорода.

Играй с монстрами, но не удивляйся, когда они тебя одолеют.

– Нет. Мне пришлось найти себя еще в юном возрасте.

– Везунчик.

– Я бы не стал описывать себя этим словом, – усмехнулся он.

– Значит, ты не ирландец? – я не смогла сдержать любопытства.

Он даже не был похож на ирландца – слишком высокий, слишком широкоплечий, слишком загорелый, но говорил с тем же южным бостонским акцентом, что и большинство ирландцев из рабочего класса.

– Ну, это с какой стороны посмотреть, – ответил он. – Вернемся к нашей теме: ты потеряна.

– Да, верно. – Я прокашлялась, вновь подумав о ней. – Не думаю, что когда-нибудь найду себя. У меня мало друзей. Вообще-то у меня была всего одна настоящая подруга, и сегодня она умерла.