– Я заметила, что у Габриэллы немного кислое настроение.
Мама начала разгружать коричневую сумку, которую принесла с собой. Несомненно, с домашней едой.
Она была во всех смыслах замечательной, властной матерью, с которой мне очень нравилось проводить время, и при этом хотелось скорее попрощаться с ней.
Сбиты с толку? Я тоже.
– Да. Мы расстались.
Я открыл холодильник, достал себе пиво и диетический лимонад, который покупал специально для матери.
– Очень жаль это слышать.
Она начала открывать контейнеры. Запахло фирменной запеканкой из стручковой фасоли и стейком.
– Извини.
Я говорил искренне, потому что был искренен.
Я хотел, чтобы мои родители были счастливы. Но не хотел связывать свою жизнь с женщиной, которая находила больше удовольствия в фотографировании десертов, чем в их поедании, и считала журнал Vogue авторитетом в области интеллектуальной литературы.
– И все же, кажется мне, что на душе у тебя неспокойно. Давай садись и поешь.
Я так и сделал, потому что, черт возьми, нет ничего лучше, чем мамина стряпня и пиво после трудного дня, независимо от того, сколько тебе лет.
Она обогнула кухонный стол и села напротив, сцепив пальцы в замок и опустив на них подбородок.
– Я здесь не для того, чтобы говорить о Габриэлле.
– Так и подумал, ведь это случилось только что. – Я отрезал кусок стейка и отправил в рот. – Чем могу помочь, мама?
– Роб Гассман вернулся в город.
Мне удалось не выплюнуть пиво и стейк.
С трудом.
– Правда, сейчас?
Она кивнула.
– Я ходила играть в бридж к миссис Андервуд. Она рассказывала о том, как ты спас того парня у Джерри, когда вдруг миссис Гассман зашла угостить нас своим знаменитым яблочным пирогом и сообщила, что он вернулся, но жизнь его потрепала. У него выдалось несколько трудных лет. Он дважды разведен, знаешь?
– Слышал.
Роб никогда не был хорош в отношениях, поэтому я почти не удивился.
– Он собирается остаться?
– Похоже на то. Он снял дом и все такое. Вниз по Нортон Крик, не очень далеко от старшей Тернер и их общего ребенка.
– Странно, что его до сих пор никто не видел.
– Думаю, он пока держится в тени. В любом случае, почему бы тебе не позвонить ему? Уверена, он будет благодарен тебе за это. Держу пари, он чувствует себя оторванным от общества и сбитым с толку после всей этой истории со старшей Тернер.
Ага.
У Теннесси Тернер не было фанатов в этом городе. На самом деле, моя мама едва примирилась с тем, что ее сестра Тринити станет нашей невесткой, настолько ей было не по себе от этого родства.
У меня были свои взгляды на мир и на культуру отмены в маленьком городке. Я не был поклонником мисс Тернер, но должен признать: многое из того дерьма, которое выливалось на нее, было похоже на ревность и мелочность.
– Конечно, – я запихнул в рот побольше запеканки. – Как только вернусь из круиза. У меня сейчас много дел на работе.
– О! Еще сын миссис Веллы, Энтони. Он сказал, что собирается поступать в медицинскую школу, и спросил, может ли отправить тебе несколько вопросов по электронной почте. Я, конечно, сказала «да».
– Конечно, – повторил я, пережевывая пищу и скрежеща зубами.
Сказать «нет» было невозможно. Я был идеальным сыном, идеальным соседом, идеальным знакомым. Всегда готовым помочь.
– И еще кое-что, прежде чем я уйду. Твой отец хочет знать, не мог бы ты просмотреть его портфель ценных бумаг, прежде чем мы отправимся в круиз. Ты же знаешь, он совершенно не разбирается в этом.
– Считай, что уже сделано. Зайду завтра.
Ага.
Быть идеальным утомительно.
Особенно когда внутри я чувствовал себя совсем иначе.
* * *
В тот момент, когда я думал, что пятидесятичасовой рабочий день не может быть длиннее, мне позвонили и попросили вернуться в клинику, потому что ребенок миссис Боровски, Дженсен, решил, что проехаться колесом игрушки «Поезд Томаса» по своей мошонке – хорошая идея.
Это был второй случай с Боровски в этом месяце, буквально две недели назад ее дочь попала ко мне с жалобой на какашки цвета радуги и размазанной ухмылкой, как у джокера.
Очевидно, маленькая Элин тогда решила, что полакомиться мелками – тоже отличная идея.
Я приехал в клинику, извлек поезд радости из орешков Дженсена и добродушно объяснил ему, что это область тела еще не раз доставит ему неприятности, а затем, с хлюпающим звуком стягивая медицинские перчатки, заметил, что Тринити, моя будущая невестка и медсестра, проскользнула в кабинет.
– Доктор Костелло.
– Пожалуйста, Тринити, зови меня Круз, когда рядом нет пациентов. Мы скоро станем семьей.
– Круз. – Тринити попробовала мое имя на вкус, застенчиво улыбаясь. – Тебя вызвали на срочную процедуру?
Она открыла один из моих картотечных шкафов и положила туда папки пациентов.
Тринити была симпатичной блондинкой с заплетенными в косу волосами, сдержанным гардеробом и слишком большим количеством веснушек. Она была воспитанной, доброжелательной и… скучной. Ее ни за что нельзя было спутать со старшей сестрой – ходячей бомбой, которая составила бы конкуренцию некоторым лучшим голливудским звездам.