Воззрения Мокрицкого на искусство были в высшей степени идеальны, и к тому же он был наиболее знающим и образованным из всех трех; он был хорошо знаком с историей итальянской живописи, что, впрочем, ему сильно иногда мешало в понимании требований современного искусства. Преклонение Мокрицкого перед Брюлловым доходило до смешного, и на этой слабой струнке играли не только его сослуживцы по школе, но даже и ученики. Мокрицкий не был сильным художником, зато был вполне честным человеком с гуманными и чистыми взглядами, и, не будь постоянного соперничества его с другими преподавателями, – соперничества, в котором он всегда проигрывал из-за бестактности, а также смешной манеры вести себя, он, несомненно, имел бы большое влияние на своих учеников.
Скотти был человеком в высшей степени самоуверенным, держал себя с учениками гордо и неприступно и хотя тоже был не ахти каким художником, но как техник стоял неизмеримо выше Мокрицкого. Его портрет в рассказе обрисован наименее удачно. Третий из учителей, знаменитый портретист Зарянко, представляет из себя тип возмутительного деспотизма и крайней узости во взглядах. Его влияние весьма прискорбно отразилось на многих молодых талантах. Желание Зарянко изменить преподавание перспективы на том основании, что у человека два глаза и поэтому две точки зрения, – было крайней нелепицей, точно так же как и все его воззрения на искусство.
«Генерал Сафонов» представляет трогательную страничку из училищной хроники. Этот старик-генерал был единственным меценатом и покровителем молодых талантов. Посещая раза три в год училище, он каждый раз покупал немалое количество всякой мазни у учеников, нисколько не стесняясь иногда плохим исполнением. Характер его в рассказе обрисован Перовым с большой задушевностью и признательностью к его памяти.
«Фанни под № 30» – лучший и поэтичнейший рассказ Перова, который сделал бы честь и записным литераторам по своей мысли, сердечности, а также и по живости изложения. В нем просвечивает огромное любвеобильное сердце автора, нашедшее даже и в несчастном, отверженном существе, какова выведенная на сцену проститутка, живую искру Божью.
Из остальных рассказов некоторые блещут остроумием, юмором, другие полны грусти и пессимистических воззрений.
Г-н Александров, редактор «Художественного журнала», в своей статье о Перове, написанной сейчас же после его смерти, упоминает о существовании начала его автобиографии. Достойно сожаления, что она пропала бесследно. Некоторые неясности, имеющиеся в настоящее время в биографиях Перова, если бы она нашлась, получили бы, может быть, разрешение.
Почти все его рассказы, кроме «Тетушки Марьи», помещенной в «Пчеле» Микешина, напечатаны в «Художественном журнале» в 1881 и 1882 годах.
Последней работой Перова был портрет государя императора Александра III, заказанный ему владимирским земством и повторенный им для Училища живописи и ваяния. Для того чтобы сделать портрет наивозможно похожим, он через конференц-секретаря Академии просил президента Академии о получении сеанса, вследствие чего имел возможность присутствовать на литургии во дворце в Петергофе и удостоился личного разговора с государем; после этого он быстро поправил сделанный им по фотографии портрет. Это было в начале лета 1881 года, а ровно через год Перова уже не стало.
В 1882 году состояние его здоровья значительно ухудшилось. У него началось воспаление клетчатки таза. Призванные на помощь лучшие доктора Москвы: Захарьин, Остроумов, Горячев и родной брат Перова, А. Г. Криденер – употребляли все средства, чтобы продлить его жизнь. Перед Пасхой Павел Михайлович Третьяков, известный владелец картинной галереи и большой почитатель таланта Перова, предложил ему переселиться к нему на дачу, в село Тарасовку под Москвой; но Перов недолго там пробыл и вследствие усиления болезни принужден был переехать к родным, в имение князя Голицына Кузьмине. Здесь он слег окончательно. Жена его, Елисавета Егоровна (Перов вторично женился в 1872 году), все время самоотверженно ухаживала за ним, не отходя от его постели. Она утешала, ободряла его и читала для него вслух, чтобы не давать ему много говорить. За это время Перов перечитал массу книг, главным образом по истории раскола, из которой он задумал писать еще одну картину. Кстати сказать, Перов вообще терпеть не мог газетной литературы, но чрезвычайно уважал и любил наших классиков, из которых в особенности отдавал предпочтение Некрасову, Достоевскому и Льву Толстому; из иностранных авторов он более всего увлекался Томасом Гудом, поэма которого «Песнь о рубашке» натолкнула его на создание картины «Утопленница».
Задыхаясь от кашля и неимоверно страдая, Перов не раз молил, как о милости, лишить его жизни… За несколько часов до смерти он выслал жену из комнаты и в ее отсутствие просил своего брата-доктора сократить агонию, насколько возможно… Он умер тихо, точно заснул, 29 мая 1882 года.
Отчаяние родных было ужасно, в особенности убивалась его жена. «Что мне теперь жизнь! – говорила она. – Жизнь моя разбита… я лишилась такого друга… такого… я делила всегда с ним все мысли, всю жизнь; между нами ничего не было тайного; я привыкла жить только для него… мне теперь только и легче, когда я сижу у его могилы…»
Похороны Перова были очень торжественны. Гроб, встреченный у заставы многочисленными учениками покойного, был снят с погребальных дрог и на руках через всю Москву перенесен в церковь училища, откуда после заупокойной литургии, также на руках, в сопровождении многочисленной толпы перенесен в Даниловский монастырь, где В. Г. Перов и похоронен.
Д. В. Григорович на могиле сказал в высшей степени прочувствованную речь, в которой кратко обрисовал Перова как художника и как человека. Вот эта речь:
«Присутствующие!.. Вместе с гробом, который мы только что опустили в землю, соединяются не только для всех нас, но и для всего русского общества две крупные потери: с одной стороны, русское искусство лишилось одного из самых крупных своих представителей, с другой – русское общество лишилось высокой нравственной личности, а они в настоящее время так редки… Не место здесь оценивать достоинства Перова как художника, – скажем только, и, думаю, не ошибемся в нашем замечании, что Перов есть настоящий представитель того рода живописи, который теперь преследуют все русские художники. Первую картину из обыденной жизни в тридцатых годах написал Венецианов – „Причащение больной“; но Венецианов – живописец сентиментальный… За ним явился Федотов; но Федотов – сатирик. Один Перов, и он первый из художников, познакомил нас с правдивым направлением этого рода живописи; но, кроме того, Перов – и живописец-поэт. Поэзия его – это задушевность; он – поэт чувств, поэт задушевных движений… Припомним его картину „Похороны“. Перед нами – сани с женщиной и детьми. Видна только спина женщины. Как сделал художник, мы не знаем, – это тайна его высокого таланта; но, глядя на эту одну спину, сердце сжимается, хочется плакать… Заплачем и мы: не стало того, который писал эту чудную картину, – его уж нет, нет и не будет…
Припомним еще одну картину: „Проповедь сельского священника“. Там, в средине картины, овдовевший мужик и двое его сирот. Много видел я в живописи передачи душевных проявлений, но таких лиц, как этих двух детей, я еще не встречал. Здесь как бы исчезают и краски, и кисть, и искусство… Все это как бы истекает из одного глубокого, задушевного чувства. Так писать мог человек, который сам глубоко чувствовал. Но думаю, я не преувеличу, когда скажу, что нравственная высота Перова была еще выше его таланта…
Господа, вспомните, кто здесь теперь лежит в земле перед нами. Мы похоронили Перова… Проникнитесь хорошенько этим словом – „Перова“. И что ж, этот человек, украсивший русское искусство такими знаменательными произведениями, сошел в могилу, не оставив после себя ничего, кроме своих картин. Какой пример для вас, молодых людей, здесь присутствующих!.. Вы, молодежь и ученики, его окружавшие, если хотите жить честно, сохраните навсегда в вашей памяти эту высокую, благородную личность; и пока она будет служить вам примером, она предохранит вас от соблазнов, которые в наше время так сильно проникли в наше искусство и так вредно действуют на его нравственную сторону…
Вы плачете, г-жа Перова, но на минуту утрите ваши слезы и взгляните на нас: мы все также плачем, глубоко сознавая ту утрату, которую понесли в лице Василия Григорьевича… А вы, все ученики Василия Григорьевича, дайте себе слово поддержать ту руку г-жи Перовой, которую, любя, целовал Перов…
Да будет мир над тобою, славный русский художник и благородный русский человек!..»
После смерти Перова друзья и почитатели художника стараниями Н. П. Собко устроили две выставки его произведений: одну в Москве осенью того же года, а другую в Петербурге в начале зимы 1883 года. На этих выставках были собраны почти все произведения Перова, как картины, так и рисунки. Это был настоящий триумф, достойный его памяти. Огромная академическая зала, а также и конференц-зала были уставлены произведениями Перова, которые давали ясный отчет о том, как работал, жил и мыслил этот художник.
Перов В. Г. Савояр 1863—1864 г.
За несколько месяцев до составления нашего очерка вышла в свет биография Перова, написанная Н. П. Собко, с приложением фототипических снимков с шестидесяти его картин. Упоминая в конце биографии о некоторых попытках осмыслить личность Перова, автор говорит, что «все-таки в натуре Перова осталось немало необъясненного, и лишь полное собрание его литературных произведений (писем, заметок, рассказов), в дополнение к снимкам с его художественных работ, может пролить свет на эту в высшей степени своеобразную личность».
Издатель этой биографии, известный исследователь русской старины и библиограф сенатор Д. А. Ровинский, в предисловии к ней, говоря о существовании рисунков Перова, пишет, что он не теряет надежды «издать их со временем особым томом, вместе с литературными трудами Перова и его письмами».
Будем надеяться, что это удастся сделать, и в таком случае к великим заслугам Д. А. Ровинского перед историей русского искусства прибавится еще одна, не менее значительная.
В «Художественном журнале» в 1882 году было напечатано такое сообщение: «Ученики художника В. Г. Перова составили проект памятника на могилу своего любимого учителя и намерены ходатайствовать об открытии повсеместной в Империи подписки на сооружение памятника».
Нам кажется, что такой человек, как Перов, достоин памятника не только на могиле, но и в одном из самых людных мест Москвы, например, перед Училищем живописи, ваяния и зодчества, где прошла вся его художественная деятельность, от ученической скамейки до профессорской кафедры.
Источники
1. Н. П. Собко. Василий Григорьевич Перов, его жизнь и произведения. 60 фототипий с его картин. Издание Ровинского. СПб. 1892.
2. Он же. В. Г. Перов. Статья в журнале «Вестник изящных искусств». 1883.
3. В. В. Стасов. Двадцатипятилетие русского искусства. «Вестник Европы». 1882.
4. Он же. Тормозы русского искусства. «Вестник Европы». 1883.
5. Он же. Перов и Мусоргский. «Русская старина». 1883.
6. Он же. Крамской, его жизнь и переписка.
7. В. Г. Перов. Наши учителя; Фанни под № 30; Генерал Сафонов; Под крестом; Медовый праздник в Москве. «Художественный журнал», 1881—1883.
8. Он же. Тетушка Марья. Журнал «Пчела».
notes
Примечания
1
благие пожелания (лат.)
2
исповедание веры (фр.)
3
проявление большой силы; ловкий трюк (фр.)