Сны. Образы. Тайна… Место, таящее в недрах своих больше, чем можно себе представить… Надо только видеть… увидеть всё вокруг себя в лучшем проявлении (как, по большому счёту, должно быть всегда) – и место откликнется тебе, просияет…
Всё же взаимосвязано!.. Не выдумываю: чувствую…
* * *
Там! И ещё долго буду в ином – новом – свете.
По утрам изо дня в день бегу здороваться с морем… А на ночь глядя – вверх, к таврам… Бегу, а глубоко внизу бушуют, бьются о Караул-Оба волны… Над ними, облепив сучья-ветви сухого, как коралл, дерева, гроздьями невиданных плодов лепятся друг к другу бакланы…
Вижу: двое – он и она. Карабкаются в Запределье…
И вот оба – караул! – ступают в не совсем покинутую таинственными жителями сих мест – таврами – лощину (за труднодоступной скалой), где по ночам, знаю, разыгрываются мистерии…
Но те двое скрылись из виду. И уж не увижу…
Однако в сумерках вновь лезу в Сквозной Зал (пронзающий мыс Капчик), где – прислушайся! – звучит тихая музыка…
Мелодия невзначай рождается из плеска волн в удалённом от меня «нефе», озарённом едва-едва мерцающим светом… где запечатлеваю Сны Моря – обнадёженный тем, что кто-либо снаружи, в реальном мире, всё ж дождётся меня…
Я слушал. И то был прорыв из череды будней: просачиваясь раз от разу под решётчатую калитку внутрь грота, каждый раз оказывался я в Невозможном… И до сих пор это во мне.
Выбираюсь. У оконечности мыса отчётливо слышу писк дельфинов. Похожий на пение Сирен… Или – зов… Что, если адресованный мне?
Будто это я сам (воплощение моё) – там, в дельфиньей стае. (Иначе откуда – возникающее при виде афалин и белух, с которыми, случается, плаваю в зоопарке, – волнение?)
* * *
Непривычно: посередь зимы (в конце января) – в летнем Крыму.
Лето на этот раз для меня началось в феврале – первого числа, когда набрёл на усыпанную нежными крокусами поляну в «Раю»…
А второго уж «распростёр крылья» – в Москву.
Повезло: сидел в самолёте с той, которую в аэропорту загадал! (Радость, самодостаточная сама по себе, – быть – да хоть сколько! – в небе с Красотою, у которой гибкие руки, бок о бок!..)
Впереди же маячило рождение книг (двух) и настойчиво выстукивала мысль, что всего важнее – помнить, куда тебе… В душе по-хозяйски свивало себе гнездо Блаженство – черпающая вдохновение от света чьих-либо глаз птица, воодушевлённая Музыкой и парящая над (между землёй и небом)… Как в «Экклезиасте»: блаженство души – единственное, ради чего стоит жить…
И вот – от блаженства можжевелового, от царского моря – в снега, к себе в зоопарк, в столицу неестественного обитания… к бассейну, где плещется – без тебя – преданная тебе белуха…
Когда-то у человека – чтоб выжить, видимо, – была сверхпотребность не просто с кем-то ассоциировать себя, а перевоплощаться... (В кого угодно… Хотя б и в себя молодого!..) Так, представляется, и когда-то возникло животное из ряда вон – белуха (идеал совершенства в природе)… к которой у меня с некоторых пор – родственное чувство…
Не просто верю: не слаб – знаю (от силы), что могу зрительно перевоплощаться… Зря, что ли, всплывая в бассейне, ощущаю вдох – дыхалом!..
Любовь же, полагаю, способна на многое…
Лети – и фантазируй! А за время полёта у тебя есть время – вспомнить, кем был… перевоплотившись же, – вжиться со всей страстью…
Накрапывало с утра. Туманилась, печалилась гора Сокол. В грустной задумчивости встретила меня Роща…
Но… Я сбежал от сна (как же там спалось: Сонное царство!) – и юркнул в ущелье Ручья.
С камня на камень. Как по лабиринту, на скорости. Опрометью. Навстречу ошпарине-поцелую моря… Взойду – и я – часть этого полновесного мира…
Главное же – до всего рукой!.. Всё рядом: отшельник Караул-Оба со своими таврами, Капчик, Царская бухта…
Природа грустила, туманилась… Я вживался… Фонарики (воодушевления, блаженства), случалось, зажигались в глазах, которые встречались на моём пути… И – мнилось (как всегда, когда хорошо), что – ещё невесть сколько жизней… что – всё могу…
* * *
Но что со мной? Так и продолжаю, как заведённый, бегать там вниз-вверх. Из утра в утро по ручью. Туда – враспах морю. Назад – с морем в охват… А с Рождества начиная – минуя башню Константина, через рельсы… к не менее нетерпеливо ждущему меня морскому простору, из которого только что вышла гимнастка… и где – изящные в волнах прибоя – лебеди (чем не рай?)…
Из моря не выходя (таская его с собой, в себе – к себе, на верхний этаж дома, что напротив Вечного огня, в арендуемую мной квартиру набожных двух девственниц, где неизбывно царит женский дух… на что у меня – выборочное – для всего лучшего – осязание… и оттого – мука…), витаю…
В жизни, полагаю, всегда должно быть место Чуду, Безумству, Претворению Невозможного… Красота ведь воодушевляет!.. Тебе же и остаётся – что балансировать на лету…
О, рождённые Красотой образы, когда чувства обострены!
Помню, на Шри-Ланке, когда при подъёме на гору Сигирия, увидел я на скале изображения женщин, много веков назад запечатлённых древними живописцами, Красота вдруг сама по себе ожила и кинулась…
И – вспомнилось булатовское: «Какие женщины на нас бросали взоры!..» (Пример благодарности с обратной связью: дыхнуло…)
Но Красота – это ж всё, всюду… мгновения дня сегодняшнего, возможно, недооценённые нами…
Думая о Красоте, всё чаще задумываюсь и о Вере. С одной стороны, как верить (доверять), когда всюду – столько лукавств (и – обманутых, слабых?.. И уж лучше знать: знание – сила!..) С другой стороны, сколько же Красоты, Чуда!..
Поневоле верю.
Январь – февраль 2015
Не-встреча
Успею ли?
Я не видел её лица. Лишь спину, плечи, копну волос…
Двадцать лет я брёл за ней следом…
Она шла передо мной, едва касаясь трав серебристыми туфельками.
Мои ж башмаки стоптались, одежда болталась лохмотьями…
А однажды пронзила мысль: успею ль?..
…Проснувшись в собственной постели, я вспомнил всё.
В вазе, благоухая, ждали моего пробуждения розы,
на столе – рукопись не изданной ещё книги, стопка писем.