Её чудовище

– Через дверь, – ответил он, не замечая моих попыток высвободить руку. – Магазин у тебя неплохой, но жилая часть нуждается в ремонте. Ты знаешь, что раковина в ванной комнате протекает?.. Впрочем, конечно же, знаешь, не случайно же там на полу лежит тряпка.

Смысл его слов дошел до меня не сразу, я слишком впечатлилась осознанием того, что, вымотавшись за день, спала крепко и действительно могла не сразу услышать возмущенный призыв взломанной защиты.

И пока я была уверена, что взломщик находится в магазине, он на самом деле разгуливал по моему дому.

– К слову, мне казалось, что человеческие девушки предпочитают кружева. Но то, что я видел в ванной…

Это был триумфальный момент моего позора. Я как-то совсем забыла о нижнем белье, которое развесила еще утром. На балкончик, ведущий во внутренний двор, вывешивать его я как-то стеснялась.

М-да…

А дружелюбно улыбающееся чудовище продолжало меня добивать:

– В крайнем случае атласное, но хлопок… Ты ведь незамужняя?

– А если замужняя? – дерзко спросила его, не зная, плакать мне или смеяться.

– Придется сделать тебя вдовой, – буднично сообщили мне.

И смеяться перехотелось. Плакать, однозначно плакать.

– Так что, где муж? – с жутковатым энтузиазмом поинтересовался Барон, критически оглядывая кухню: не иначе искал, где спряталась его жертва.

– Нет его, – поспешно открестилась я от несуществующего супруга и, как следствие, скорой смены статуса на безутешную вдову. – Незамужняя я.

– Рад слышать, – сказано это было вроде как даже искренне. – Позволишь?

Сковороду он у меня отобрал, взвесил в руке, проверяя убойноспособность, остался доволен и бережно положил ее на стол, рядом с забытой сахарницей.

Запястье мое продолжали сжимать прохладные пальцы, и это сильно нервировало.

– А теперь перейдем к главному, – грубо дернув меня к себе, почти впечатав в свое тело, Барон неожиданно нежно попросил: – Не бойся. И постарайся не вырываться.

Постарайся не вырываться… Х-х-хороший совет, ничего не скажешь.

– А нельзя как-то по-другому из меня жизнь тянуть? – пробормотала я, покорная его руке, запрокинув голову, но старательно отворачиваясь от прохладных губ. Я не вырывалась, как меня и просили, но и безропотно мириться с происходящим не собиралась.

– Можно, – выдохнули мне в висок, – но зачем отказывать себе в маленьком удовольствии?

Ответить на это мне было нечего.

Я стояла на холодном полу, в одной ночной рубашке, прижатая к самому настоящему чудищу, утратив возможность даже просто отвернуться – запутавшиеся в моих волосах пальцы Барона надежно фиксировали мою голову. А этот улыбался.

– Ты же добрая девочка. Ты хотела мне помочь, – мягко напомнил он, и тусклые отсветы тонкого полумесяца горели в его зрачках.

– Ошибку свою осознала и во всем раскаялась. Правда! Больше никогда и никому не буду помогать! – обережное кольцо предостерегающе нагрелось, по ободку скользнула одинокая искра.

Тихий смех был моей наградой за честность.

Барон склонился ко мне, с жутковатым голодом прижавшись к моим губам. И тут же отпрянул, тихо ахнув.

– Это еще что такое было? – возмутился он, но я, чувствовавшая только теплое дыхание и легкое прикосновение к своим губам, точно не могла ему ничего объяснить. Не дождавшись ответа, он выдохнул. – Хорошо, попробуем еще раз.

Я не сопротивлялась, мне и самой было интересно, что случится. Не просто так же он от меня отшатнулся…

Барон повторно склонился ко мне, прижался к губам, дернулся и тут же отстранился. Ругнулся непонятно, попытался еще раз. И его еще раз тряхнуло.

И только тут до меня начало доходить…

– То есть бычья кровь и защитный контур вас не сдерживают, а магия ведьм – очень даже? – задумчиво пробормотала я, и… да, каюсь, голос мой дрожал от едва сдерживаемого ликования.

Улиса уделала самого Полуночного Барона.

– Повтори-ка, – угрожающе потребовал он.

И я, разумеется, промолчала, ругая себя за то, что вообще рот открыла.

– Значит, не хочешь говорить? – он был раздражен, но не зол и вместо того, чтобы свернуть мне шею и напиться всплеском посмертной силы, разжал объятия и, теребя кончик моей косы, внимательно смотрел. Просто смотрел, и все.

И пусть выглядело это жутко, но… я вполне могла это терпеть. При ближайшем знакомстве Барон оказался совсем не таким страшным, как о нем говорилось в легендах.

Чудище то еще, конечно, но было в нем что-то неуловимо человеческое…

– Послушай меня, моя строптивая прелесть, все ваши глупые обряды с животной кровью призваны успокоить вас. Меня не собьет со следа и не остановит на пороге размазанная по косяку свиная кровь. И зарытый под порогом палец мертвеца тоже. Но я понимаю ваши попытки защитить себя и принимаю их, а знаешь, чего я никогда не приму? – он говорил, и с каждым словом голос его становился все глуше, чтобы взорваться тихим, угрожающим рычанием в момент, когда я меньше всего этого ждала. – Что мою собственность попытаются у меня забрать!

Я вздрогнула, отшатнулась и тут же была схвачена, сжата и впечатана в невменяемого психа. Правильно говорят о Высших – умом они тронулись. Рожденные смертью этого мира, вышедшие из разлома, они просто не могли быть нормальными.

Но мне все равно стало обидно. Засыпала я вполне самостоятельным, совершенно свободным человеком, а посреди ночи вот стала вещью.

Собственностью.

– Имя ведьмы? – глухо спросил Барон.

Я молчала. Упрямо и как-то злорадно.

– Девочка моя, позволь тебе кое-что объяснить, – меня ощутимо передернуло и от этого отвратительного «девочка моя», и от угрожающих интонаций, проскользнувших в его голосе. – Я все равно узнаю, кто это сделал, и лишь от тебя зависит, будет ли тебе больно.

Но я-то знала, что Улиса ведьма опытная и следов после себя не оставляет, а потому, осмелевшая от осознания, что убивать меня не будут, нагло предложила:

– Можете попробовать.

А вот о том, что Барон – Высший, почему-то забыла.

Зря.

– Глупая, – с сожалением вздохнул он.

В то же мгновение меня выгнуло от боли. Ощущение было такое, будто кто-то поджег мне кровь и теперь по венам бежит огонь, медленно прожаривая изнутри.