– Прошу извинить, друзья мои, но с некоторыми личностями удобнее разговаривать в таком вот… привычном им виде. Смотри сюда, Проказник! – повысил он голос.
Проказник повернулся к столу, чтобы глянуть на рисунок, и Борис схватил меня за руку:
– Лиза, погляди! У него… хвост!
И правда, кургузый пиджачок не прикрывал бёдер Проказника, и я увидела болтающийся хвост с кисточкой на конце! О, Господи Иисусе… Я упомянула имя Бога мысленно, а не вслух – и всё же Проказник сгорбился, сжался, точно от удара, и громко, угрожающе зашипел, показывая крупные клыки. Его крошечные глазки сверкнули раскалёнными угольями, а из пальцев показались острые, хищные когти… Андрей Иванович мгновенно выхватил шпагу из ножен; изумруды на её эфесе из тускло-зелёных стали алыми, как кровь, а с клинка срывались красные всполохи… Проказник отшатнулся, глаза его погасли; он поджал хвост и жалобно заскулил.
– Не будем пугать наших гостей, – совершенно спокойно произнёс Вортеп-Бар. – И вы, друзья мои, не волнуйтесь – ничего дурного с вами не произойдёт.
Он вложил шпагу в ножны; однако изумруды, украшавшие эфес, продолжали гореть тревожным алым цветом. Я на всякий случай придвинулась ближе к хозяину и только теперь заметила его верного кота – он стоял между нами и Проказником, точно часовой, и не отрывал от него взгляда. Мальчиков-слуг не было видно.
Андрей Иванович без лишних слов взял рисунок Бориса – тот, на котором лучше всего был виден Человек со смущённым лицом, и сунул лист бумаги Проказнику под самый нос.
– Твои фокусы?
Проказник прищурился, поскрёб себя за ухом, наморщил свой нос-пятачок и отрицательно покачал головой.
– Никак н-нет, ваша милость, сами изволите видеть – ни при чём я здесь.
– А то, что ты любой образ принять можешь, какой захочешь, думаешь, я забыл? – спросил Вортеп-Бар.
Он протянул руку и, ухватив Проказника за жидкую бородёнку, подтащил к себе. Изумруд на его пальце, совсем как на рукояти шпаги, казалось, наполнился кровью… Проказник рыкнул, но Вортеп-бар потянулся к ножнам, и его противник заискивающе заморгал глазами.
– Может, из ваших кто? Знаешь его? Встречал? Ну, отвечай правду! – Андрей Иванович говорил обманчиво спокойно, но Графский Проказник мелко дрожал, и, не переставая, топтался на месте.
– Н-не из наших, никак н-нет, ваша милость. Встречал, но не могу з-знать, кто таков. Не н-нашенский…
Андрей Иванович ещё раз пытливо взглянул Проказнику в глаза и разжал руку.
– Хорошо, поверю, что не из ваших, а если врёшь – смотри у меня! Когда увидишь его где бы то ни было – тотчас мне докладывай! Понял, Проказник?
– Всё п-понял, ваша милость, – закивал тот. – Коли встречу, так в минуту к вам примчусь!
– Ну, ступай, – махнул ему рукой Андрей Иванович.
Проказник, в сопровождении кота, начал отступать, кланяясь; когда они поравнялись с камином, Проказник резко развернулся, отодвинул экран и нырнул прямо в очаг… Кот ринулся было за ним, но в морду ему выстрелил целый сноп искр; кот громко фыркнул и отскочил.
– Пусть его, Тихон, оставь, – велел хозяин.
Он повернулся к нам. По правде говоря, колени у меня до сих пор тряслись, а вот Борис стоял совсем спокойно, только слишком уж крепко сжимал мою руку.
– Вот так, друзья мои, – вздохнул Вортеп-Бар. – Я, каюсь, сперва на Проказника думал. Или ещё на кого из той компании, однако же…
– Андрей Иванович, а разве вы не можете Человека со смущённым лицом сюда, к вам так же, э-э-э, вызвать? Вот бы мы всё у него и узнали, – высказал предложение мой брат.
Признаться, мне эта мысль весьма понравилась: в присутствии хозяина лавки даже новая встреча с нашим незнакомцем не казалась мне столь уж страшной. Однако Вортеп-Бар покачал головой. Он уже снова выглядел, как добродушный старичок в аккуратном сюртуке, а изумруд на его пальце вновь обрёл свой природный цвет.
– Увы, дружок, это невозможно. Как я и полагал, он не из тех. А если так – я над ним не властен.
– Из кого это – из тех? – сгорая от любопытства, спросила я.
Хозяин усмехнулся.
– Вы же, моя милая барышня, всё понимаете, а спрашиваете. Будь он Проказнику сродни, не было бы ничего проще, а так… – Андрей Иванович развёл руками.
– Тогда что же нам делать? – спросили мы в один голос.
– Что-то мне подсказывает, что незнакомец ваш так просто не найдётся, пока сам того не пожелает.
Борис печально кивнул, а господин Вортеп-Бар щёлкнул пальцами – появился мальчик-слуга – и шёпотом отдал ему какой-то приказ. Мальчик исчез, но скоро появился, неся на вытянутых руках небольшую книгу. Хозяин положил её на стол – книга прямо на глазах увеличилась в высоту и толщину, она росла и росла, пока не стала просто огромной, обогнав размерами толковый словарь Брокгауза и Ефрона. Я успела прочесть потёртые, витиеватые, старинные буквы на обложке: «Бестиарий», когда Андрей Иванович резко повернулся к нам:
– Вам, дорогие друзья, такое читать негоже. А лучше вот, не хотите ли? – он протянул нам великолепно изданные сказки Пушкина – новые, с яркими иллюстрациями в целую страницу, волшебно разрисованными заглавными буквами; я никогда не видела таких красивых книг. И всё же, листая вместе с братом сказки, я не могла отвлечься от ставшего жёстким и даже хищным лица Вортеп-Бара, пока он сидел, углубившись в свой таинственный фолиант.
Потом мой взгляд упал на рисунки брата, всё ещё лежащие на столе.
– Подождите, господин Вортеп-Бар! Простите… – воскликнула я. – А почему вы спрашивали нас про Фридриха – был ли он в комнате, пока незнакомец целовал руку мисс Мур?
Андрей Иванович поднял голову.
– Так, подумалось… Вот если бы вы пёсика своего в гостиной не заперли, гувернантка, верно, не заболела бы. Как я и говорил – пёс-то защитить вас пытался.
Перед моим мысленным взором снова предстал Человек со смущённым лицом: вот он вошёл в гостиную, начал говорить; я вижу, как шевелятся его узкие губы, его рука дотрагивается до моей, я хватаю подсвечник с горящими свечами… И тут появляется Фридрих, рычит на незнакомца – я прихожу в себя, понимаю, что если только дам себе волю – случится беда со мной, Борисом и всеми домашними.
Фридрих! А мы-то его презирали, считали трусливой пустолайкой! Получается, он тогда спас на всех!
– Но тогда, – спросил брат, – почему мисс Мур всё-таки заболела? И почему именно она?
– Не знаю, дружок. Могу лишь предположить, что ваш незнакомец обладает неким даром воздействовать на человеческое существо… таким вот губительным образом. Одни перед ним более слабы, чем другие. Вот вы с сестрицей, с помощью вашего Фридриха, можно сказать, одержали над ним верх, а гувернантка ваша – поддалась. Вы же сами рассказывали – лишь только он руку её отпустил, она тотчас про него и забыла.
– А как же все остальные? – тихо спросила я. – Чиновник с портфелем? Дама с девочкой и няней? Все другие, кто с ним сталкивался? Неужели они тоже сейчас… – я содрогнулась, представив, во что могла превратиться жизнь этих людей после встречи с нашим незнакомцем. – Им всем нужна помощь!
– Идёмте! – решительно сказал Борис. – Нужно найти их, потому что они, верно, и не понимают, что происходит. И когда мы отыщем Человека со смущённым лицом, мы заставим его… заставим… Ну, словом, не можем мы бросить их так!
– Ценю ваш порыв, молодой человек, – вы рассуждаете как добрый и смелый юноша. Однако заставить вашего незнакомца что-либо сделать вы точно не сумеете. И кто знает, как он вас встретит? Всё это может быть вовсе небезопасно. Но бездействовать не посоветую, да и не в вашем характере у моря погоды ожидать; небось, всё равно на поиски пуститесь. А я тоже, со своей стороны, кое-что попытаюсь разузнать.
Мы договорились с Андреем Ивановичем, что для начала он со своими таинственными помощниками выяснит всё, что можно, о тех, кто пострадал от Человека со смущённым лицом. Наверняка, кто-то из них его запомнил, и, возможно, видел, где он живёт, хотя надежда на это – очень слабая. И второе – надо искать самого Человека со смущённым лицом, пока он не успел навредить гораздо большему числу людей в городе.
– Мы его найдём! – пообещал Вортеп-Бар, и его голубые глаза сверкнули ярко и остро, точно льдинки на солнце. – Разозлил он меня. Хотя я уверен теперь, что он не из тех, кого люди нечистою силой зовут.
– Тогда кто же он? – спросил брат.
– Кто? Не удивлюсь, если человеческой женщиной от человека рождён. Только вот, получил откуда-то колдовской дар – и использует его людям во вред, да притом ещё и прячется. Значит, какую-то цель имеет, и вряд ли добрую, – хозяин лавки хотел ещё что-то добавить, но настенные часы мягко пробили: бом-м, бом-м, бом-м…
– Боже мой, четвёртый час! – воскликнула я. – Нам надо через полчаса быть дома, иначе что я маменьке скажу? Нас никуда больше не отпустят!
Я глянула в окно: на улице опять мела метель, швыряла пригоршни колючих снежных крупинок в стекло, а ветер голодным волком завыл в трубе. Я содрогнулась, представив себе обратный путь к набережной, затем через мост… Здесь, в лавке, было так тепло и уютно, что выходить на улицу показалось страшно – к тому же в это время года очень быстро темнело.
Борис чувствовал то же, что и я, но проявил решительность.