Жилец. Рассказы

Пани Влашува боязливо обернулась на запертые двери соседских квартир и продолжила, понизив голос:

– Когда Тинка окрутила Вацлава, нам ведь приписали ещё одну комнату. Она сунула им справку, что беременна – она и нас ей обманула, у неё тётка работает в госпитале… Склеила справочку, а потом сбежала с трубачом. Подала на развод – пришла на той неделе телеграмма, я говорила твоей маме… И комната тю-тю. Как нам в три? А если Мира забеременеет после сноса, нам четвёртую никто не даст. Ева, а тебе ведь дадут одну, ты понимаешь? Бланки больше нет. Если ты сама по себе, тебе придётся заезжать в одну комнату со всей мебелью, со всеми вещами. Ты понимаешь?

Палец Евы вдруг пронзила боль, отозвавшаяся даже в локте. Только сейчас она поняла, что до этого сжимала палец зубами. Взглянув на него так, словно видела его впервые, Ева спрятала руку за спину и хрипло сказала:

– Хорошо. Хорошо. Я потом над этим поразмыслю. Сейчас мне нужно прогуляться. Развеяться.

– Я понимаю, – согласилась пани Влашува, облокачиваясь на перила. – Заходи ко мне потом. Может, что вместе и придумаем. Ваца, кстати, сегодня выходной, – как бы между прочим заметила она. – Сварю ему курочку, как он любит. И ты заходи.

Между двумя рябинами была натянута верёвка, а на ней сушилось бельё и полосатый половик. Закурив, Ева отёрла со скамьи под одной из рябин снег и присела на самый краешек. Окно её кухни выходило во двор, окна комнат – на железную дорогу, поэтому Ева их сейчас не видела, чему была на самом деле рада: задёрнутые шторы запертой комнаты матери ей сейчас видеть не хотелось.

Пальцем накрыв упавшую на колено крупную снежинку, чтобы та растаяла мгновенно, она сбросила пепел под ноги и подняла ворот пальто, глядя перед собой – а на самом деле в никуда.

Истошный вопль раздался из подъезда, и Ева выронила сигарету. Судорожно вцепившись пальцами в скамью, она с ужасом увидела выбегающую во двор курицу. Курица улепётывала со скоростью света, перья её летели во все стороны – наконец, свернув за облетевший куст, она скрылась, а из дома медленно вышла пани Влашува, бледная, как полотно. Мелко крестясь, она прислонилась к косяку и только затем увидела сидевшую под деревом Еву.

– Мне кажется, я сошла с ума, – замогильным голосом произнесла пани Влашува. Ева облизала пересохшие губы. Соседка медленно, пошатываясь, подошла к ней и присела рядом. – Мне кажется, я сошла с ума…

– Что такое?

– Мне сказали, что курица свежая… Я покупала свежую курицу…

– Она и правда свежая, – сказала Ева и захохотала так, что пани Влашува подскочила на месте.

Ева смеялась, когда пани Влашува, теперь уже краснея, скрылась в доме, и смеялась, когда снег пошёл сильней, а затем как отрезало.

– Так быстро проветрилась? – спросил Тобиаш, когда Ева вошла в кухню. Ева не ответила, а прошла к буфету, вынула три стакана, наполнила каждый водой из графина, и выпила один за другим, не останавливаясь.

– Ветер был сильный, – сказала она наконец. – Ты слышал крик? Я…

Ева осеклась, удивившись тому, как внезапно она перешла на «ты» со своим жильцом. Тобиаш же мрачно поглядел на окно.

– Кто-то скрёбся под дверью, я подкрался и выглянул в глазок. А там тётка с курицей.

– Это моя соседка сверху. Я про неё говорила… Пани Влашува.

– Я так и понял. Очень любопытная пани. Она стала смотреть в щёлочку, заглядывать в замочную скважину, прикладывать к двери ухо.

Ева сглотнула и вылила в стакан остатки воды.

– А ты?

– «Пошла ты, старая курица», подумал я. И она удрала.

– Чего?

Тобиаш сдвинул брови.

– Я сказала ей, что сдала комнату, – пояснила Ева, споласкивая стаканы. – Наверно, она хочет с тобой познакомиться.

– Наверное, ей лучше этого не делать, – осторожно сказал Тобиаш, обхватывая себя руками. Ева повернулась к нему.

– Почему это?

– Она нервная – я напугал её одной силой мысли. А что будет, если она меня увидит?

Ева фыркнула и составила стаканы обратно в буфет.

– Во-первых, она тебя уже видела, когда ты был во дворе. А во-вторых…

«…её напугала курица», хотела сказать Ева, но вспомнила вдруг разговор на лестнице и сказала совсем другое:

– …как ты добрался до щитков, если они закрыты, а ключ у пани Влашувой?

– Там было открыто, – сказал Тобиаш, глядя на Еву кристально чистыми и бесконечно честными глазами. – А какие часы нужно починить?

Как всё это вышло, Ева не поняла и сама.

Вот она сидит, а вот упала, и перед глазами – не Тобиаш, ковыряющийся в шестерёнках, а бездна.

Мягкий голос позвал из тьмы, повторив её имя раз и другой, и Ева потянулась к нему, хватаясь за воздух и плача от счастья и облегчения – наконец она пришла, наконец вернулась.

Мама.

– Мама…

– Тише ты, ну!

Когда бездна растаяла, а комната вернула себе очертания, Ева обнаружила себя на своей кровати. Рядом на коленях стоял Тобиаш, встревоженный и взъерошенный.

– Ты чего падаешь? – спросил он, хмурясь. Ева чувствовала, что во рту у неё пересохло, а язык казался куском наждачной бумаги.

Тобиаш встал, отряхивая коленки, и прошёлся взад-вперёд по комнате, заложив руки за спину.

– Ты ела сегодня? – спросил он вдруг, останавливаясь напротив. Ева не помнила точно, что было на завтрак и как она вела себя за ним, не помнила, съела ли что-нибудь за обедом, а помнила только стакан горячего чая… Или она выпила его вчера?

Или не пила совсем?

– Так нельзя, – припечатал Тобиаш. – Так нельзя, слышишь? Есть надо каждому человеку, каждой твари земной – это закон природы. Есть надо, иначе умрёшь.

– Я не хочу, – прошептала Ева, отворачиваясь.

– Есть не хочешь?

– Жить.

Наскоро сварив бульон из кубика, Тобиаш налил его в кружку и заставил Еву выпить.

– Можно туда ещё булку накрошить для сытности, но и так хорошо, – сказал он, присаживаясь на край Евиной кровати. – Жаль, что та курица убежала – пригодилась бы. Да ведь?

Ева чуть сморщилась и откинулась на подушку, разглядывая потолок. Тобиаш покосился на неё и продолжил:

– Я кое-что понимаю в голоде. Есть надо, Ева. Видел я человека, который объявил голодовку – держался ровно тридцать дней, а потом всем это надоело. Его взяли и накормили. Через трубочку. И вся голодовка его кончилась.

Ева ничего не ответила, и Тобиаш чуть покраснел.

– Тебе ещё повезло – трубочку-то ему в зад вставили…