Хляпа

Дочь подскочила, щелкнула выключателем, снова присела к ней на кровать. «Да в труппу же, мама! Мы поэтому и гуляли полночи! Я буду играть! А если язык подтяну, если акцент уйдет, то и в классике можно! Ты представляешь! Сам главный! Что у меня талант! И пластика офигенная! И еще что-то, я же половины не понимаю, что он бормочет, ну ты же знаешь, мам! Теперь курсы, конечно, и репетитора по акценту, видимо, черт знает! Боже, я так нервничала. А еще они сказали, что надо быть Анной, это интереснее, на какую-то Нюту зритель не пойдет. А мне кажется, как раз пойдет, Анна – это везде, а Нютка – это же только я! Кстати, надо еще найти шляпу, ну та, помнишь, у тебя была, с полями такими огромными», – весело тарахтела.

Майка наконец-то приподнялась на локте, нашарила стакан воды. Глотнула – и стало вроде полегче. Вгляделась в дочь – такую взрослую, новую, незнакомую. Такую красивую и уже как будто немного иностранную. Рассмотрела вдруг ее то ли очень стильный, то ли нелепый наряд – ярко-красный брючный костюм с какими-то нашивками и висюльками. Рассмотрела знакомые с детства пшеничные кудряшки, которые она стала заливать здесь специальным гелем, создавая «эффект мокрых волос», и жутко этим гордясь. В лунном свете от окна даже ее такие родные глаза смотрелись по-новому, необычно яркими и светящимися. Так, стоп! В лунном ли свете?

Майка подскочила, сама включила свет, села напротив дочери:

– А пили что?

– Да все подряд, это же театральная тусовка! Но я прям по чуть-чуть, так, чтоб не обидеть, смотри, даже по прямой пройду!

И вскочила, и правда прошла.

– Да сядь ты ради бога! И посмотри на меня! Кроме алкоголя что-то было?

И Нютка, сразу как будто и успокоившись:

– Мама, блин! Я ей об искусстве, о своем прорыве! Да ну тебя!

И встала, оскорбленная. Майка улыбнулась:

– Да ладно, брось. Садись, рассказывай по порядку. Влетела как фурия в третьем часу ночи – взяли ее! Глазами сверкает, молотит все подряд! Что мать должна подумать? Давай-давай, чеши про свой театр, только прям пять минут, мне в шесть утра за бабушкой в аэропорт. И выключи, твою мать, это долбанный верхний свет!

И проговорили два часа, и уснули на Майкиной кровати, обнявшись – Нютка как была – в своем жутком костюме. А утром также вместе проспали, спохватились, ломанулись – такси, аэропорт, бабушка! Короче, денек получился безумный, как обе они любят.

Про шляпу вспомнили только после выходных, когда уже показали бабушке город, и замок с этим древним мифическим драконом, и по старому еврейскому кварталу поводили. Вечером в воскресенье Нютке позвонили из театра – предупредить о репетиции, и тут она и вспомнила, что обещала реквизитору Джекашу поискать дома «эту еврейскую шляпу, купленную мамой в Одессе черт знает сколько лет назад». У того в другом театре тоже реквизитором работал брат, Матеуш, который с лета искал по всем барахолкам как раз что-то такое, «легкое, с историей, за чем девушка может спрятаться от зрителя». Причем, для какого именно это спектакля, откровенно скрывал.

Шляпу нашли, хотя специально ее из Москвы, вроде как, никто и не забирал. Ужаснулись черным прожженным дырам (Майка сказала, что не помнит, откуда они) и легли спать. А когда проснулись с Нюткой утром – ахнули. Бабушка ночью из кусков какой-то случайной мешковины соорудила на шляпе великолепные цветы, которые изнутри заканчивались крупными заплатками – конечно, аккурат на месте повреждений. В общем, шляпа выглядела стильной и посвежевшей, как будто была создана только что, а не провалялась лет тридцать с небольшими промежутками по антресолям.

И Майка вдруг не захотела ее отдавать, как будто старую подружку обрела и не могла теперь расстаться. Нютка бесилась, уговаривала. В конце концов сошлись на том, что даст на время, пока спектакль идет, и чтоб смотрели там! Не прожгли не помяли! И вообще, я еще сама в ней похожу! И, как тогда в Одессе, нахлобучила непреклонно на голову, и сказала, что все, не снимет! Ага, давай, таскайся с это соломенной вуалью на башке, только в нашем тумане не потеряйся! Маме с Нюткой осталось только плечами пожать – да боже мой, развлекайся! Чуди!

А когда повели бабушку на завтрак (очень хотелось поделиться именно вот этим – своей принадлежностью к местным обычаям, к Европе, хотя кто сказал, что местные завтракают по кафе? Да и мама, как потом выяснилось, предпочла бы бутерброд с сыром на их крохотной и пока съемной кухне),так вот, когда вышли на улицу, даже застали этот умопомрачительно-молочный краковский туман, в котором тонет все на расстоянии метра от тебя. И такое ощущение возникает, что сейчас выползет из-за угла великолепный вавельский дракон, и спросит, стесняясь: ребята, а замок в какой стороне? И ему молча покажут направление, и никто и ухом не поведет – ну подумаешь, заблудился! Ничего удивительного в таком тумане. А в какой-то момент Майка оставила маму с Нютой в кафе и тоже вышла в молочное марево – по телефону поговорить. Разговор не простой, о будущей работе, об условиях и деньгах, не на родном языке, который она знает пока даже хуже Нютки (репетитора ей, ага!), и надо вслушиваться в каждое слово, и переводить его мысленно. И сама не заметила, пока говорила, как отошла, спрятавшись в кокон своей шляпы, совсем в сторону, почти на другую улицу, и присела на какой-то ящик. А когда закончила и подняла голову, чтобы оглядеться, ничего у нее не получилось. Ибо прямо над ней, на расстоянии метра, стоял он. Она совсем не отразила, как он сдал и постарел, не увидела морщин, седины, общей грузности фигуры. А только – глаза его затягивающие, такие снова невозможно родные: «Ну здравствуй, шляпа моя Ташкентская». И остается только рот себе двумя руками зажимать, чтобы не начать орать на всю улицу, как потерпевшая: «Владек, Владек, Владек!»

… в цветах из мешковины

Ну почему, почему ты? Почему именно ты, такой случайный и вечно далекий? Почему именно с тобой сошлась эта химия и физика, зачем, для чего? Почему ни один из других случайных или, наоборот, очень выверенных любовников не вызывал такого ощущения полноты совпадения? И бывает ли такое с другими людьми? И если бывает, то случается ли, что люди с такой же аномалией женятся, рожают детей, всю жизнь прорастают друг в друга? И почему у нас-то с тобой даже речи об этом не шло, как будто всегда подразумевалось, что не будет этого, не нужно? Подразумевалось ли, или оба мы думали, что подразумевается? Ну что за путаница, глупая ересь, которую надо было проговорить давным-давно! Или не надо? Может, если таким, как мы, навсегда остаться вместе, уйдет это чувство? Может быть, оно живет, только если вместе не быть? Хотя знаешь, если выбирать между тем, как было у нас, и тем, что всего этого могло бы просто не быть, вообще не быть, и я не знала бы, что так бывает, я выбрала бы первое. Хотя бы так.Но почему я всегда так легко отмахивалась от этих мыслей, а сейчас не могу? И почему не могу сказать всего этого тебе?

А ты мне только что все это сказала.

– Как ты здесь?

– А это важно?

– Да нет.

– Не беспокойся, я сейчас в аэропорт.

– Хорошо.

– Навсегда.

– Да.

– Навсегда!

– Я выброшу чертову шляпу. Пусть сегодня все наконец-то кончится.

Хотя не выбросила. Матеуша, или кто он там, пожалела. Отдала Нютке, сказала – все, чтоб я ее больше не видела. А Нютка… да просто забыла, она же не знает всей предыстории. И братья-реквизиторы забыли напомнить, оба. Бывает. А когда Нютка обнаружила ее у себя среди всякого ненужного хлама, снова рука не поднялась отправить в мусорное ведро, и молча забросила страдалицу к маме на шкаф, за чемоданы. Куда Майка сама никогда больше и не лазила.

Нютка

Кажется, она тогда искала босоножки – у них же с мамой один размер. Точно помнила, где-то есть такая молочного цвета пара, которая ну прям идеально подойдет к платью, и на Элькиной свадьбе в Москве все помрут от зависти, включая саму Эльку, любимую подружку с детства, и ее придурошную мамашку. Вообще-то лазить по чужим шкафам нехорошо, но Нютке ж надо было срочно! Она позвонила маме – ну ты когда уже придешь??? А мама как всегда безошибочно догадалась, что она хочет, и сказала: ну ты там пошарься сама, без меня, знаешь же примерно, где они должны быть. И потрясающе неуклюжая, и в этом вся в мать, Нютка, конечно, так пошарилась, что вывалила на себя чуть ли не весь шкаф. И вот тогда откуда-то сверху спланировала она – огромная, пыльная, выцветшая, бабушкиной рукой украшенная этими цветищами из мешковины, но все еще такая прекрасная – шляпа. Ааааах, – медленно вдохнула, забыла выдохнуть и осела на мамину кровать. И секунд через двадцать все-таки на выходе так, как в детстве, прошептала: хляяяяпа…

Ксения Черникова

8 909 665 47 50

vechernikova@mail.ru

В оформлении обложки использовано фото автора