Винегрет

Праздничная пора декабря настала незаметно, пришло непривычно холодное время года – зима. Стёкла в оконных рамах покрываются уникальными произведениями природного искусства. Уже улетели перелётные птицы, выпал первый снег, в темноте полуденной синевы сверкают огни фонарей, свет из домов и переливающиеся гирлянды встречающих волшебную ночь народных жилищ заполняют все высаженные кустарники перед подъездами. В каждом доме и каждой семье народ по–своему готовится к празднику, который стучит в дверь. Одни провожают старый год, устраивая ему ритуальное прощание, подводя итоги, извиняясь за старые обиды и убираясь, вынося откуда–то взявшиеся вещи мешками, другие готовят множество лакомств, украшают комнаты, делая из кухни венец дизайнерской мысли и иногда загадывают желания. Здесь, в одной тёплой квартире, на просторной, украшенной ёлкой с мишурой кухне, на старой, потрескавшейся советской плите, всего с двумя работающими конфорками, стоит на огне разноцветная узорчатая кастрюлька с маслицем на донышке, ожидает стряпни хозяйской и томно греется. Сказочная пора начинается в некоторых особенных домах накануне, отчего происходят добрые и волшебные происшествия. Оживают неживые вещи – серванты и гостиные стенки общаются о скопившейся пыли и точильщиках, а кухонная утварь, банные вехотки и рушники хозяйничают с главным распорядителем в просторном помещении, что остаётся на мгновение без людей – домовым. Он, как царь на троне, сидит в прихожей и караулит порядки, при себе поставленные, ни на секунду не отвлекаясь от важной работы. Тем временем, овощи, принесённые с рынков и распродаж, лежат каждый в своей колыбели, пока не услышат чудо тишины.

Вот так, в умиротворённой тишине, из своего бумажного домика вылез вдруг картошка Антошка, покатился по тумбе мимо кастрюльки, которая на плите нежилась, увидел одинокую, пёструю кастрюльку, остановился и спрашивает её:

– Кто–кто в кастрюльке лежит? Кто внутри красной лежит?

Но никто не отозвался из кастрюли, а сама кастрюля была блаженна и не обратила на картошку Антошку внимания. Залез тогда картошка Антошка в кастрюльку и стал один в ней греться–вариться да нежиться в маслице тёплом.

Покатилась вдруг по тумбе, а потом и по плите рядом со старой потёртой кастрюлькой свёкла Фёкла, остановилась рядом с ней и спрашивает:

– Кто–кто в кастрюльке лежит? Кто внутри глубокой лежит? – крикнула настороженно свёкла Фёкла, потянувшись к крышке и вглядываясь в дымок, что из крышки шёл через дырочку подозрительными узорами.

– Я, картошка Антошка, а ты кто? – ответил ей картошка Антошка.

– А я – свёкла Фёкла! – улыбаясь, отвечала ему свёкла Фёкла.

– Полезай ко мне погреться! – пригласил её гостеприимно картошка Антошка в кастрюльку в гости.

Залезла тогда свёкла Фёкла к новому другу в тёплую кастрюльку и стали они вдвоём вариться. Недолго в танце кружились друзья, как вдруг покатилась мимо нарядной кастрюльки, гремя и красуясь собой, морковь Любовь, и как остановилась она перед кастрюлькой, так и спрашивает:

– Кто–кто в кастрюльке лежит? Кто внутри крепкой лежит? – спросила горделивая морковь Любовь, вставая и важно поднимаясь над конфоркой.

– Я, картошка Антошка! – ответил ей картошка Антошка.

– Я, свёкла Фёкла! – улыбаясь, отвечала свёкла Фёкла.

– А ты кто? – спросили они новую гостью вместе.

– А я – морковь Любовь! – гордо отвечала им морковь Любовь.

– Залезай–ка к нам греться! – пригласили её гостеприимно картошка Антошка со свёклой Фёклой.

Залезла тогда морковь Любовь в кастрюльку к новым друзьям–овощам и стали они вариться втроём, кружа хороводы. Нагревалась медленно кастрюлька на огне. Покатилась вдруг мимо пузатенькой кастрюльки луковичка Людочка, остановилась скромно и спрашивает:

– Кто–кто в кастрюльке лежит? Кто внутри тёплой лежит? – неуверенно и тихо спросила луковичка Людочка, испуганно смотря на огонёк.

– Я, картошка Антошка! – ответил ей картошка Антошка.

– Я, свёкла Фёкла! – улыбаясь, отвечала свёкла Фёкла.

– Я, морковь Любовь! – гордо отвечала морковь Любовь.

– А ты кто? – спросили они новую гостью вместе.

– А я – луковичка Людочка! – застенчиво мямлила луковичка Людочка.

– Залезай к нам погреться! – пригласили её гостеприимно картошка Антошка, свёкла Фёкла и морковь Любовь.

Залезла тогда луковичка Людочка в тесную кастрюльку и стали они уже вчетвером вариться, квартетом овощным. Но нагревалась всё пуще кастрюлька на огне. Покатился почти вприпрыжку мимо круглой кастрюльки развесёлый горошек Лёшка, еле остановился рядом с нею и спрашивает:

– Кто–кто в кастрюльке лежит? Кто в такой маленькой лежит? – задорно пропел горошек Лёшка, бодро прыгая на месте.

– Я, картошка Антошка! – ответил ему картошка Антошка.

– Я, свёкла Фёкла! – улыбаясь, отвечала свёкла Фёкла.

– Я, морковь Любовь! – гордо отвечала морковь Любовь.

– Я, луковичка Людочка! – застенчиво мямлила луковичка Людочка.

– А ты кто? – спросили они нового гостя вместе.

– А я – горошек Лёшка! – шаловливо представился горошек Лёшка.

– Залезай к нам греться! – пригласили его гостеприимно картошка Антошка, свёкла Фёкла, морковь Любовь и луковичка Людочка к себе.

Запрыгнул тогда беззаботный горошек Лёшка в кастрюльку и стали они вариться впятером, распевая песни и радуясь компании хорошей. А кастрюлька на огне тем временем нагрелась уже до красноты.

Покатился вдруг совсем не к месту мимо маленькой кастрюльки через всю кухню по тумбам, плитам и ложкам большой Калач – старый хохмач, с кастрюлькой, покатался вокруг, остановился рядом и спрашивает удивлённо и грустно:

– Кто–кто в кастрюльке лежит? Кто там под крышкой лежит?

– Я, картошка Антошка! – ответил ему картошка Антошка.

– Я, свёкла Фёкла! – улыбаясь, отвечала свёкла Фёкла.

– Я, морковь Любовь! – гордо отвечала морковь Любовь.

– Я, луковичка Людочка! – застенчиво мямлила луковичка Людочка.

– Я, горошек Лёшка! – шаловливо представился горошек Лёшка.

– А ты кто? – спросили они очередного нового гостя вместе.

– А я – Калач – старый хохмач! – отвечал грузный, пышный хлеб.

– Залезай к нам погреться! – пригласили его гостеприимно картошка Антошка, свёкла Фёкла, морковь Любовь, луковичка Людочка и горошек Лёшка.

Посмотрел он на кастрюльку тонкую и крышку стеклянную с паром, идущим из дырочки, и попробовал забраться большой Калач – старый хохмач в кастрюльку. Долго он лез–лез, лез–лез – никак не пролезет толстяк под вздутую крышку, расстроился, но, не унывая, а найдя подходящую причудливую лазейку, говорит вдруг овощам:

– А я лучше, друзья, на кастрюльку залезу и сверху неё погреюсь! – предлагал Калач.

– Да ты, Калач – старый хохмач, так мукой обернёшься! – беспомощно мямлила из под крышки луковичка Людочка.

– Не обернусь! – обещал им сердечно хлеб.

– Ну, так залезай! – отвечали ему неуверенно овощи.

Залез Калач – старый хохмач сверху на несчастную кастрюльку, и только–только ладно улёгся на её крышке, как закрыл собою тусклый свет свечей праздничных овощам. Овощи опечалились и перестали петь да водить хороводы. Не успел Калач – старый хохмач подружиться с новыми товарищами, как медленно поплыл пшеничный друг настоящею мягкой и жидкой мукой по стенкам кастрюльки с одной стороны! Задымила бедная кастрюлька, а картошка Антошка, свёкла Фёкла, морковь Любовь, луковичка Людочка да горошек Лёшка еле–еле успели быстро выскочить из под крышки – но все остались целы и живёхоньки, только печальная кастрюля повсюду копотью пошла, погрустнела, расхотелось ей дальше греться и варить. Спрыгнул последним обратно на тумбу с неё Калач – старый хохмач и принялся прихорашиваться.

Раззадорились варёные овощи, испугались, но не обиделись на Калача, а стали обниматься, целоваться и ободрять друг дружку. А потом принялись по посуде столовой перекатываться, по тумбе, что рядом с плитой стояла, между селёдкой под шубой и тортами на противнях, свёртками рулетов шоколадных и рыбой в нарезке – новую лежанку себе искать. Покатились они гурьбой мимо сервировочных тарелок, мимо бокалов для вин и шампанского, газированных напитков и по салфеткам, мимо рюмок водочных и множества вилок для разных блюд, фарфорового сервиза пятидесятилетнего и разложенных нарезок колбасы. Катались овощи по всему накрытому столу, уже тёплые, сочные, сытные, и наконец, увидели своё пристанище невдалеке от центра скатерти кружевной – большое гжельское блюдо двухцветное да улеглись на нём остывать, уютно собравшись – вместе и дружно!

Только румяный Калач – старый хохмач, пока катался за всеми, устал, потому единолично на соседнем с ними пустующем блюде улёгся – хлебной тарелке, такой же большой как он сам и такой же красивой. И беззаботнее прежнего нежились они дружным живописным винегретом на праздничном застолье, остывали и благодушествовали.

В полуночной темноте огней, в доносящихся звуках трескучего снега, между криками, смехом и грустью, телевизора шумом и музыкой праздничной, уходящего года печальная новость и приходящего года хорошая – у всех семей – и больших и самых-самых малых, на столе всегда стоит тёплый хлеб и дожидается трапезы. А все новогодние чудеса приходят тогда, когда больше всего нужны – потому картошка Антошка, свёкла Фёкла, морковь Любовь, луковичка Людочка да горошек Лёшка вкусным винегретом сегодня стали вместе – и очутился салат на самом видном месте и принялся остывать, ожидая будущих чудес, а калач – старый хохмач отдельно лёг, но рядышком, красуясь своей непревзойдённой хлебобулочностью перед всем пиром. Множество десертов окружало традиционные праздничные блюда – заморские, русские, объёмные и крохотные. Тихо стоящий по центру кухни стол дожидался самых последних мгновений года, чтобы приветствовать своим разнообразием любого – и стар и млад вот-вот усядутся кто куда, нальют сока или немного горячительного, поднимут бокалы и встретят Новый год шумно, дружно, после чего, уже ближе к утру, выбегут на улицы и всем миром начнут водить хороводы, петь песни и нежиться под падающим снежком.