Ребенок от предателя

– Ну-у-у-у-у, – пытаюсь придумать какую-то правдоподобную историю, – не прям кошмар с монстрами. Скорее, так, неприятная ситуация, которая слегка меня задела.

Кирилл задумчиво потирает подбородок. Тут в комнату заходит Кира.

– Ну и поспать. Время уже, между прочим, половина седьмого, а мне ещё до дома ехать.

Прикусываю губу и делаю виноватую мордашку.

– Прости, я что-то немного расклеилась.

Сестра плюхается рядом с нами на кровать и сгребает Кирилла в охапку. Сын начинает громко протестовать и пытается выпутаться из захватнических рук Киры. Они вместе громко ржут, а у меня от этой картины все плохое послевкусие сна выветривается.

– Это все из-за появления Леши, Ник, – в перерывах между приступами хохота сына выдает сестра.

Сын замирает.

– Кто такой Леша?

Недовольно смотрю на сестру, но эта негодяйка только лишь пожимает плечами и невинно хлопает глазками.

И снова у меня четкая ассоциация с Лешей.

Я ждала и боялась вопроса от сына про его отца. И, если честно, я даже не сочиняла никакую легенду. Леша не улетал в космос, не уходил в плаванье, не уезжал в другую страну. Мой сын никогда не спрашивал, где его папа. Да и я не готовилась ни к чему. Решила, что буду действовать по мере поступления проблем. Да даже сейчас, я понятия не имею, что отвечать. Ну не шокировать же ребенка, что тот дядя с торгового центра – его папа. И он нас просто бросил…

– Мой старый знакомый, малыш, – глажу светлые волосы.

Кирилла удовлетворяет такой расплывчатый ответ, но он не торопится убегать.

– Мам, а у меня есть папа?

Добивает меня мой малыш. Шумно выдыхаю…ну вот и приехали.

– Конечно, малыш, у каждого ребенка есть папа, – стараюсь, чтобы голос сильно не дрожал от нахлынувших переживаний.

Кирюшка доверчиво смотрит мне в лицо и обхватывает теплыми ладошками мое лицо. От чего я плавлюсь, превращаясь в лаву.

– А где он сейчас?

О боже, о боже…и что сказать?

– Э-э-э-э-э-э, – мне не помешал бы глоток воды, а лучше сразу литр, горло постепенно перехватывает сухость, –понимаешь, малыш, мы с папой решили жить в разных домах.

Сын кивает и соскакивает с кровати.

– А ты его со мной познакомишь?

Натягиваю улыбку и радуюсь, что сын успевает отвернуться и не видит моих потуг изобразить радость на лице.

– Обязательно, малыш, как только появится возможность.

– Так, кто со мной ужинать? А то вас пока дождешься, можно лапти с голоду откинуть, –сестра заглядывает в комнату и я готова в этот момент её расцеловать..

Мой ребенок не заставляет себя ждать и с визгами гонится за тетей.

– Мама, сейчас тетя Кира слопает все самое вкусное. Поторапливайся.

Падаю на подушку и выдыхаю. Кажется, я только что пережила самое сложно в материнстве. Смотреть в глаза своему ребенку и не знать, что ответить – это, оказывается, так страшно…

– Племяш, с тобой нельзя идти в разведку. Сдашь всех.

– А что там вкусненького, Кирюх? – кричу им вслед.

Сын заглядывает в комнату, а у самого в зубах уже бутерброд с колбасой. Стараюсь сильно не кривиться.

– Вот, колбаска есть, – пытается выговорить с набитым ртом.

– А что это мы по дому с едой бегаем, а?

Меня отпускает, когда я понимаю, что тема отца Кирюшке больше неинтересна, и я постепенно успокаиваюсь. Сын округляет глаза и уносится обратно в кухню.

Выхожу на кухню, где меня ждет горячее какао и гора бутеров. Стону при виде еды, а мой желудок услужливо бурчит в предвкушении трапезы.

– Вот ты искусительница. Я вообще-то слежу за питанием.

Кира оглядывает меня недовольным взглядом.

– Зачем, интересно? Ты в идеально форме. Аппетитнее, чем даже перед беременностью. Сейчас кругло там, где нужно.

Закатываю глаза и сажусь напротив. Выдыхаю.

– Ну и что дальше, Ник?

Я прекрасно понимаю, о чем спрашивает сестра. Но…

– О чем ты?

Кира громко цокает.

– А то ты прям не понимаешь. О Леше. Неужели ты вот так все оставишь?

Киваю. Нет сил снова повторять, что это все в прошлом. Он не помнит меня, и тем более не помнит того, что я родила ему сына.

– Что-то какая-то непонятная история с этой его женой.

– Что ты имеешь в виду?

Кира пожимает плечами.

– Да не знаю. Но из того, что ты мне рассказала, складывается ощущение, что эта Вероника боится не за Лешу, а за себя.