Блуждающий бумеранг

Опешившая Марина, даже не успев спросить у матери, вызвали ли пожарную, схватила сумку с молочными сосисками и выбежала из магазина. Три улицы до родительского дома она неслась что есть мочи, но было поздно. Пробираясь сквозь толпу собравшихся зевак, женщина, превозмогая запах гари, оказалась в густом дыму на пепелище родного дома. То тут, то там торчали обгоревшие дымящиеся балки, огонь молниеносно уничтожил строение, лишь посередине оголив обугленную кирпичную кладку печи. Все сгорело дотла… Построенный отцом и дядей деревянный добротный дом голубого цвета с уникальными резными наличниками двадцатилетней давности еще долго мог служить семье… Что теперь? Куда идти?

Через улицу, на скамейке напротив, глотая валидол, плакала мать, а рядом, безучастный к происходящему, сидел отец. Вокруг сновали соседки с ведрами, то и дело выливая воду на пепелище, что-то взволнованно кричали друг другу, причитая и охая.

– Мама, из дома что-нибудь вынести успели?

– Нет, дочка, только сумку с документами схватила, – продолжала лить слезы погорелица. – Я пока документы и деньги искала, балка рухнула на спину… Меня отец вытащил…

– Что случилось? Пожар отчего?

– Да разве поймешь… Боже мой, что теперь будет?

– А вещи Оксанкины?

– Ничего не спасли, доченька, ничегошеньки… – пуще прежнего зарыдала в голос Евдокия Петровна.

Подъехала громогласная пожарная машина, но, констатировав пепелище, уже не требовавшее тушения, удалилась на другой вызов.

Вскоре, расспросив сердобольных соседей, появился участковый милиционер и направился к скамейке, на которой приходили в себя Петриковы.

– Был дома кто-нибудь?

– Мать на огороде была, отец – в доме спал, а я – на работе…

– И что, не заметили, как все сгорело? – милиционер обернулся к заплаканной Евдокии Петровне.

– Я огурцы полола, собака забрехала, обернулась, а с хаты черный дым валит. Вбежала в дом, батька наш спал, вылила ведро воды на огонь, а пламя только сильней разгорелось. Николай начал задыхаться и кричать. В суматохе стала искать документы, сумку, деньги… Только нашла, а тут на меня балка свалилась, слава Богу, вытащил он меня, а так бы там и осталась… – сбивчиво пыталась описать пережитый ужас вмиг поседевшая женщина.

По испачканному ее лицу текли слезы, оставляя чистые бороздки, скатываясь на шею и чуть обгоревшую кофту.

– Хорошо еще, что все живы… У вас есть враги?

– Какие враги, товарищ милиционер? О чем вы? Почему сразу кругом врагов ищете? Имейте хоть каплю сострадания, у нас дом сгорел, нам некуда идти, мы понятия не имеем, где ночевать будем, где будет спать мой ребенок, а вы о каких-то врагах. Мой отец, Петриков Николай Николаевич, строил этот дом своими руками, а теперь…

– Не переживайте так, я вам, конечно, сочувствую, но, поймите, я просто делаю свою работу, проверяю поступившую информацию.

– Какую информацию? – опешила Марина.

– По характеру молниеносного распространения огня могу предположить, что это мог быть поджог. Что-нибудь необычное не заметили?

– Да какой поджог? Кому могло такое в голову прийти? – в голос зарыдала Евдокия Петровна, на что Николай Николаевич, по-прежнему безучастный ко всему происходящему, лишь молча дотронулся до ее плеча.

– Если что надумаете, вспомните – обращайтесь, а пока честь имею! – участковый нелепо приложил к фуражке руку, цокнул сапогами и был таков.

Слова участкового неприятно кольнули: Марине вспомнились угрозы, сказанные накануне пока еще законным супругом. В очередной раз он обещал сжечь дом или убить всех, кто встанет на его пути, но как можно всерьез воспринимать слова пьяного человека?

Замуж она вышла рано, но очень быстро поняла, что ошиблась с избранником, однако терпела ради маленькой Оксанки. Родившись в небогатой работящей семье, Марина выросла на примере родителей. С утра до вечера крутилась, помогая матери то в городе, то в доме. Однажды, сразу после окончания школы, на дискотеке ей понравился молодой человек, пригласивший на танец. Ей и самой, высокой и статной блондинке с длинными соломенными волосами, всегда хотелось научиться красиво танцевать, но что этот симпатичный парень выделывал с ней, бесконечно кружа в ритме танго! Разумеется, он выделялся среди остальных неумеек, топчущихся на месте, и Марина разрешила, чтобы привлекательный танцор проводил ее до дома.

Алик был родом из глухой деревни, в районном центре оказался благодаря учебе в профессионально-техническом училище и занятиям в ансамбле народных танцев, с которым порой выступал на сцене. Высокий шатен с длинными волосами «под пажа», большими голубыми глазами и великолепной фигурой понравился Марине. Вскоре сыграли свадьбу и стали жить с родителями невесты, поскольку в глухой деревне молодоженов ждали только покосившаяся изба да спившаяся после смерти отца матушка. Алик продолжал танцевать, постепенно запуская учебу, а вскоре и вовсе бросил.

Когда Марина поняла, что беременна, руководительницу ансамбля народного танца, в котором танцевал Алик, пригласили на работу в столицу, и любительский танцевальный коллектив распался. Молодой муж какое-то время повадился в одиночку ходить на дискотеки, все чаще прикладываясь к дешевому портвейну, а потом и вовсе запил… К тяжелому крестьянскому труду он приучен с детства, но был чрезвычайно ленив, поэтому наставления тестя и тещи пропускал мимо ушей, таская украдкой деньги из их кошельков на недорогую выпивку. Марина надеялась, что рождение ребенка повлияет на поведение несерьезного танцора, но его отлынивание от любой работы и ответственных занятий по уходу за дочуркой с каждым днем только усиливалось.

Когда маленькой Оксанке исполнилось полтора года, Марина, не без помощи родителей, смогла заочно окончить училище и устроилась работать в продуктовый магазин, а Алик продолжал болтаться без дела, отнекиваясь от навязчивых предложений родственников взяться за ум. Измучившись, Марина выставила некогда блистательного танцора и несостоявшегося мужа вон, как раз в тот момент, когда Оксанка заболела воспалением легких, а молодой папаша не изъявил желания сходить в аптеку за лекарствами.

Покинув дом Петриковых, Алик по-прежнему обременял Марину своим присутствием, всякий раз в пьяном угаре шантажируя то украсть ребенка, то подать в суд, то убить ее и поджечь дом… Вполне возможно, что именно Алик осуществил одну из своих угроз, после того как Марина объявила о разводе. Разумеется, она не видела, как он поджигал, но чувствовала, что готовился к этому. И если в кромешной тьме прошлой ночью ничего не получилось, то только оттого, что накрапывал дождь. Впрочем, он мог под ночным дождем что-то приготовить, облить, а днем оставалось только спичку поднести…

– Отец, это он, – прошептала Марина, – он поджег дом, я уверена.

– Знаю, Мариша, догадался.

– Что теперь? В милицию заявить?

– Не надо никаких заявлений и разбирательств, дочка. Будет проще, если об этом никто не узнает, да и тебе не станет легче, если его посадят. Он все-таки отец твоего ребенка.

– Простить человека, который оставил нас без крыши над головой?

– Теперь, когда знаешь, что это его рук дело, главный козырь у тебя: при каждом его приближении, при малейшей угрозе говоришь, что заявишь в милицию и посадишь в тюрьму. Он трус, побоится, теперь он для нас не опасен… А с жильем решим что-нибудь…

– Папка, я тебя так люблю! – Марина обняла отца, облегченно вздохнув.

2

Соседи, близко к сердцу приняв беду, то и дело подходили к скамейке, на которой расположились погорельцы, жертвуя кто деньги, кто куртку, подушку или одеяло. Вскоре собрался приличного размера баул, завязанный из потрепанного верблюжьего одеяла. И все же надо было срочно какую-то одежонку купить дочери, которая находилась в детском саду и не знала, что произошло. Хорошо, что на дворе лето и до наступления холодов еще есть время справиться с бедой.

Подруга юности Евдокии Петровны – тетка Клавдия – неожиданно предложила кров в своем маленьком доме.

– Евдокия, живи с Николаем пока у меня в тесноте, да не в обиде. Жалко, Маришку с Оксанкой принять негде, так ведь у нее муж законный имеется, может, он и позаботится, али как?

– Муж – объелся груш, – тихо пробормотала Марина, уставившись на обгоревшие руины. – За несколько минут с двухлетней дочуркой на руках осталась без крова. Я у Алевтины поживу пока, а там видно будет…

В надежде на временное гостеприимство Алевтины, Марина все с той же сумкой с сосисками вернулась в магазин, у входа перед закрытыми дверями собралась взволнованная толпа страждущих полакомиться свежим дефицитом.

– Что не открываешь, Маринка, обед уже давно закончился! – закричала тетка Валя, устав от варки студня из позавчерашних свиных ног.

– Не кричи, тетка Валя, не гуляла я и не обедала, беда у меня, дом сгорел!

– Придумаешь тоже, только бы не работать! – взбесилась толпа неугомонных голодных пенсионерок и мамочек с колясками.

– Неужели никто не слышал про пожар на улице Лесной? Вот бабы! Нечего трещать языками, сейчас открою…

Собравшись с духом, продавщица протиснулась в подсобку, в которой корпела над отчетными документами Алевтина.

– Ну что там у тебя? Что случилось?

– Дом сгорел, в один миг, представляешь, все пропало, ничего не осталось, мамка только документы и деньги успела вынести…

– Ой, мамочки! Ужас-то какой! Живы все?

– Слава Богу!