Существо отдалилось, но не ушло. Оно мягко ступало за мной след в след, словно давая понять, что уже настигло меня и теперь выжидает.
Я был на грани. Неизвестность порой может свести человека с ума, – я предпочёл знать правду.
Всего на мгновение я увидел тень. Она взметнулась, протянула ко мне холодную длинную руку в последней попытке схватиться за моё горло, и растворилась в воздухе.
Моё сердце бешено колотилось, ладони стали мокрыми, а на лбу выступил пот. Я был близок к тому, чтобы закричать, но боялся открыть рот, потому что страшная тень могла войти в моё тело.
Тихое блеянье донеслось до меня с другого конца долины. Овца звала меня.
Снова я шёл несколько часов.
Деревья, к которым лежал мой путь, менялись. Они становились ниже, ветви из чёрных преображались в более светлые. Когда я приблизился, то понял, что стою не в мёртвом саду.
Меня окружали люди.
Я не слышал их дыхания. Каждый был одет в чистое, они стояли без всякого порядка, пустыми взглядами уставившись за горизонт. Я осторожно пробирался мимо, стараясь никак не коснуться ни одного из них. Казалось, никто не знал о моём присутствии, однако я чувствовал, что они, как и та тень, следили за мной.
Среди этих людей были мужчины и женщины, старики и дети. Под их кожей будто бы не было ни кровинки, таким безукоризненно белыми казались их лица.
Я шёл через толпу, пока совсем не выбился из сил. Мои ноги отказывались повиноваться и дрожали; я упал на колени и перевёл дух.
Тогда я и заметил перемену.
В глазах каждого их окружения загорелись жёлтые огоньки Сначала тусклые, как пламя угасающей свечи, постепенно они становились ярче – настолько, что смотреть было невозможно. Я сощурил газа, но это не помогло. Теперь легион мёртвых смотрел на меня.
Желтизна их глаз не освещала ровным счетом ничего. Никто, в том числе и я, не отбрасывал тени. А сияние становилось ярче.
Я слышал этот свет. Неровным гудением он вливался в мои уши, заставляя их болеть.
Обеими руками я закрыл глаза, но не мог избавиться от слепящей иллюзии. Я кинулся вперед и ударился – видимо, о ноги стоящего впереди.
Они окружили меня. Я чествовал, как их руки легли мне на плечи, на спину. Еще немного – и разорвут.
Последним, что я вспомнил, были лица моих жены и сына.
Заблеяла овца.
Я оказался в кромешной тьме и решил, что ослеп. Через время я понял, что больше не ощущаю ледяных рук, и осторожно открыл глаза.
Вокруг было пусто. Ни одного отпечатка подошвы на пыльной равнине.
Я заплакал и не смог выжать из себя ни единой слезы. Как хотел я выбраться из этой мрачной пустоши!
Овца снова позвала, и я пошёл.
Вдали я снова увидел людей. Мой страх был настолько силён, что в спешке я попытался повернуть в другую сторону. Ничего не вышло – в любых направлениях передо мной были люди.
Я решил, что ни за что не пойду к ним, и в ту же секунду почувствовал приближение тени.
Мне не оставили выбора.
Казалось, страхи мои были напрасными: в этот раз мне уделили еще меньше внимания.
На многие километры вперед и в стороны передо мной простиралось кладбище. Тысячи безымянных могил маленькими холмиками взрывали землю. У каждого холма сидел человек.
Я видел мужчин, безучастно глядящих на могилы. Женщин, щекой прижавшихся к земле. Детей, двумя руками зарывшихся в грунт.
Вначале осторожно, а затем осмелев, я проходил через бессчетное количество безмолвных рядов. Никто не поднял головы, чтобы оглянуться на меня. У каждого здесь было своё дело и своё горе. Они ждали.
Постепенно я дошёл до конца. В этом месте я был лишним. Скорбь не знает тревог.
Я был не один. У меня появился спутник.
Он шёл, низко опустив голову, и ничего не говорил.
Совсем ещё мальчик, он был едва ли старше восьми лет. И что-то в его облике казалось мне невероятно знакомым.
После всего пережитого я опасался его, но он просто шёл рядом, и постепенно моя тревога улеглась.
За каждый пройденный час что-то изменялось. Сначала я не замечал этого, но ребёнок, изо всех сил старавшийся догнать меня, выровнял шаг. Он стал старше.
С щёк исчезла детская припухлость и, хотя он оставался всё так же бледен, в нём прибавилось сил. Волосы стали длиннее, лицо покрылось пушком. Он не смотрел на меня.
Но я смотрел. Шло время, мы тоже шли. Мальчик старел. Моя догадка оказалась верна: это был я.
Вот «я» достиг моего возраста. А после стал старше самого себя.
Я с интересом следил за собой. Кожа под глазами у двойника начала съёживаться, пух над верхней губой превратился в жёсткую щетину. Руки, такие гладкие в начале, растрескались – видимо, от тяжёлой работы. Спина согнулась, заставляя его сильнее размахивать руками при ходьбе. Шаг оставался таким же твёрдым.
Мой двойник становился ниже. Исчезли все признаки развитых мышц, он хромал и не мог нагнать меня, и я не знал, как поступить.
Он упал на колени, оперся на руки и попробовал за мной ползти. Всё это поразило меня до глубины души. Я побежал и увидел, что не сдвинулся ни на шаг. Судорожно повернув голову, я не увидел старого человека. На том месте, где он упал, лишь земля топорщилась новым холмом, на вершине которого лежал младенец – я сам.
Овца заблеяла в последний раз, и я рванулся на этот звук. Вокруг было пусто, но я чувствовал, как невидимые кусты впиваются шипами в мою одежду, разрывая её в клочья. Они хотели, чтобы я остался.
Серость начала темнеть – я мог потерять ориентир и остаться плутать в темноте, но не позволил себе сомневаться.
Тьма сгустилась и покрыла собой весь мир.
Сжав зубы, я шёл вперед.
Внезапно мои ноги словно покрыл лёд. Дыхание перехватило.
Обеими руками я схватился за посох и ударил им по… воде.
Я стоял в середине ручья.
Нежное солнце освещало берег, птицы не прерывали своей утренней песни.