Фиолетовые миры. Мистика
То-то было его удивление, когда его дочь, Мелия, вдруг вознамерилась сделать все как он мечтал и попросила не беспокоится о деньгах – она предложила ему составить список желаний, и запланировала объехать все памятные места и провести все торжественные мероприятия вместе.
В субботу Гафальда посадили в кроссовер Роя на заднее сиденье, и он тут же выглянул из окна. На его лице растянулась довольная улыбка: Рой с Мелией паковали его сумки в багажник. Вскоре тронулись. И, въехав в Северск, помчались по главной улице в сторону центральной поликлиники. Уже через пятнадцать минут все трое сидели на приеме у узиста. Когда к ним по внутреннему мессенджеру пришли заключения от хирурга и терапевта, узист попросил Гафальда поднять рубашку, смазал брюшную область гелем и стал водить, глядя на экран. Через мгновение узист повернул экран так, чтобы все могли видеть.
– Вот она, – узист обвел пальцем неопределенное колеблющееся пятно на мониторе, – Ваша сигнальная опухоль. Возраст – две недели.
– Погодите, доктор. Объясните, а что вокруг этой точки?
– Эта линия, похожая на дугу – диафрагма. Вот желудок, печень. Видите под желчным пузырем? Опухоль растет прямо по центру тела, как еще один орган. После десятой недели вы почувствуете, что вам становится тесно и тяжелее дышать, но это нормально. Она будет притеснять все органы.
– И что дальше? Что будет с моим отцом? – с замиранием спросила Мелия.
Узист ответила:
– На девятом месяце опухоль достигает максимального размера. В среднем это где-то 30 см в длину. Тем не менее, она сохраняет свойства доброкачественной и не вредит организму. Отчего именно наступит смерть, мы не в силах узнать. Могут быть только предположения. Обычно это либо сердечно-сосудистые заболевания, либо инсульт. Судя по состоянию здоровья Гафальда, скорее, первый вариант. Это ваша первая смерть в семье? – она обвела взглядом Роя, Мелию и ее отца, – Тогда понятно. Возьмите обучающие брошюры в коридоре. Не поленитесь и изучите. Что касается вас, Гафальд, то можете воспользоваться салфетками с тумбочки и одеваться. Вам нужно еще сдать кое-какие анализы. Нона вам сейчас выдаст направления. Если есть какие-то вопросы… ах да.
Она отклонилась назад и взяла бумагу, только что вышедшую из принтера.
– Вот ваш снимок, не забудьте.
Гафальд, Мелия и Рой склонились над темным снимком УЗИ и изучали небольшую точку – зарождающуюся опухоль.
Гафальд схватился ладонями за рот, безнадежно обвел глазами кабинет, и загнулся над железной емкостью, стоящей у изголовья кушетки: его вырвало.
Мелия потрепала его по плечу и подала еще стопку салфеток.
– Это нормально? – спросила она у врача.
– Да. На первых порах всех тошнит, но к 10 неделе должно пройти.
Когда Мелия, Рой и Гафальд вышли на свежий воздух. Мелия тут же спросила:
– Папа, дорогой, сегодня в семь вечера у нас билеты на «Шелестящих журавлев». Ты готов пойти?
– Я думаю, мне нужно вздремнуть. Не подумай: я очень хочу пойти, но все эти новости, как снег на голову.
– Понимаю.
Мелия позвонила в ресторан “Лагуна” и заказала доставку на ужин. Даже если они пропустят мероприятие, она намерена сделать сегодняшний вечер для отца запоминающимся.
Глава II
***
Постановка “Шелестящие журавли” прошла превосходно. Гафальд был в восторге, и это все, о чем на тот момент мечтала Мелия. Гафальд получил эстетическое удовольствие от актерского состава, от нового освещения театра, от музыки.
И на следующий день, когда она повела отца в парк кормить уток, и, потом, когда они ездили в магазин за продуктами, он вдруг рассмеялся в машине и признался:
– Ах, Мелия. Это определенно интересные занятия. Но когда мы уже сможем обсудить мои желания?
Мелия повернулась с переднего сидения и моргнула глазами.
– Твои желания?
Отец передернул плечами.
– Мне так неловко. Вы с Роем столько для меня делаете…
– Говори-говори.
– Дело в том, что у меня есть свои представления о том, как прожить мои последние девять месяцев жизни.
– Разве ты всего этого не хочешь? – Мелия растерянно взглянула за Роя, но тот сосредоточенно вел автомобиль. – Мы можем вычеркнуть полет в Индиану на девятом месяце. Я боялась, что он будет слишком трудозатратным на последних сроках.
– Я бы хотел вообще все пересмотреть, – Гафальд смущенно кашлянул.
В машине повисло тяжелое молчание, прерываемое бибиканиями, велосипедными сигналами и музыкой, доносившейся из кофеен с улицы. Мелия сказала:
– Хорошо. Ты прав, я тебя даже не спросила. Так чем же ты хочешь заняться? Не хочешь, чтобы приезжали внуки Эммы?
– Нет, речь не про них. Конечно, я хочу, чтобы все были в сборе.
– Но ты осознаешь, что занятия должны быть такими, чтобы всем было интересно?
– Дорогая, у меня не так уж времени. И в свои последние месяцы я хотел бы ориентироваться на то, чего хочу я.
– Хорошо, хорошо. – Мелия глубоко вздохнула.
Он начал перечислять. Во-первых, он хотел всех свозить на охоту. Мелия прекрасно знала, что большинство родственников – люди, придерживающиеся экологичного образа жизни, многие из них пробовали вегетарианство, и не особо любили охоту, но Гафальд хотел поохотиться с семьей как минимум раз в каждом месяце. Также он настаивал, чтобы на мероприятия покупали алкоголь, и желал, чтобы каждый с ним поднял по бокалу. Мелия сама уже давно не пила, поэтому это решение ей было в тягость. К тому же у Роя с алкоголем все было еще сложнее – он только-только завершил программу отказа от него, и один бокал мог все испортить.
Но черт с ним, с алкоголем. Мелия надеялась, что за эти годы Гафальд забыл, как он мечтал в детстве, чтобы все его дети пошли по тем дорогам, которые он им выбрал, но, к сожалению, он ничего не забыл. Он пожелал успеть увидеть, как Мелия реализуется как ведущая спортивных новостей, хотя она ненавидела выступать публично. Но так и быть, она согласилась устроиться в ближайшее время в подобную компанию, и в концу отцовского срока порадовать его авторской трансляцией.
В Рое Гафальд видел несостоявшегося начальника цеха, хотя тот по жизни никак не был связан с работой на заводе, все же Гафальд упрямо хотел это засвидетельствовать.
Что странно, он не так на этом настаивал. Он постоянно повторял “только если вы сами этого хотите”, но неуклонно стоял на том, что чего-то другого он не хочет видеть. И Мелия просто морально не могла отказать бедному на смертном одре, так сказать. Ведь скоро он их покинет. Мысли об этом мгновенно образовывали слезы в уголках ее глаз, поэтому она не только сама решилась участвовать в его программе, но и созвонилась с сестрами и братьями, и договорилась, чтобы каждый также согласился. Отказалась только тетя Гала, сестра Гафальда, чем очень сильно напрягла всех остальных.
Однажды вечером двадцать восьмого апреля, когда во всем доме выключили свет, Мелия и Рой обнялись в супружеской кровати и начали целоваться. В дверь постучал и почти сразу же вошел Гафальд, махнув рукой, мол “не смущайтесь”. Он так и оставил свет выключенным, подошел, прилег рядом с Мелией и поцеловал ее в макушку. Кровать освещала только небольшая лампочка из закоулка коридора. Мелия с Роем так и лежали, как застывшие статуи, даже забыв расцепить пальцы на сплетенных руках. Гафальд расчувствовался, перелег на спину и стал пространно говорить:
– Мне уже семьдесят девять. Это большой возраст. Ты всегда была моей любимой дочкой, Мелия. Всегда меня так радовала. Ну вот скажи, почему же мы так редко общались? – он потрепал ее за плечо, и ей пришлось выпустить руку Роя и взяться за отцовскую. – Я приглашал вас на день Зимнего Солнцестояния в этом году, а ты даже не ответила. Хотя раньше хотя бы отправляла посылки. Просто объясни, может, ты была на что-то обижена?
– Нет, не была, – тихо ответила она.
– Представляешь, сколько бы у нас было времени, если бы мы проводили больше времени постоянно? Если бы виделись часто? Ведь помните, а? – он резво приподнялся на логте и опять повернулся к Мелии и Рою, – Помните, как вы только поженились, и я предлагал вам поселится в соседнем коттедже на нашей с матерью улице? Если бы вы остались, она бы не ушла от меня.
– Думаю, все было сложнее, папа.
– И Леон, и девочки… все отказались, разъехались.
К горлу Мелии подступил всхлип и она чудом подавила его. Отец продолжил:
– И что же ты, думаешь, я не понимаю, что вы хотели личного пространства? Ну так я бы вас не тревожил. Ведь речь шла про соседнюю улицу, а не про соседнюю комнату! Я бы заходил иногда. Только, когда бы вы хотели. – он охнул в сердцах, – Вот как сегодня отлично поохотились на зайцев. Неужели не понравилось? Сколько пропущенных возможностей.
Мелия на этот раз собралась ответить, но поняла, что всхлип, который она подавила, образовал непроходимый ком, и теперь она просто не может что-то сказать. Рой присел на кровати, оказавшись ко всем спиной, но не решался уйти. Отец продолжил:
– И проведи ты со мной больше времени, доча, ты бы точно еще сильнее полюбила спорт. Тш-тш, дай мне договорить, – он погладил ее по руке. – Ты просто никогда меня не слушала, – он хихикнул, – Но если бы мы больше говорили, сидели бы вечером на веранде, общались, то ты бы все поняла. Ведь согласись, я старше и у меня больше опыта.
– Гафальд, мне кажется… – начал Рой.
– Погоди, Рой, я знаю, ты меня тоже поймешь, когда дослушаешь. Я же не просто так к вам пришел на ночь глядя. Я хочу сказать, что порой вы, малыши, такие смешные. Так меня радовали в детстве, но вот я, старый дурак, видимо не имел мудрости обойти ваше упрямство, и всех растерял. Знайте одно – вот об этом я очень сожалею. Я просто сдался, и подумал, что раз вы так решили, так тому и быть. Старался быть вежливым и удобным. Но вы не повторяйте моих ошибок. – он задумался. – Да. Не повторяйте моих ошибок.
Последние пять минут Мелия просто лежала в кровати и вытирала то один глаз, то другой, и шмыкала носом. Отец встал и ушел, аккуратно закрыв за собой дверь. Рой сказал, что сходит за кувшином с водой. После этого разговора она не могла уснуть еще полночи, а на утро призналась Рою, когда они столкнулись за утренним туалетом. она оперлась о край ванны и заговорила. Сказала, что верила, будто отец не затронет все эти сложные темы.
– Мы всегда были очень разными людьми с отцом, Рой. Но он мой отец. И тем сильнее боль от нашего различия. Что же мне делать?
– А какие у нас варианты? – спросил Рой, усердно вытирая волосы полотенцем.
– Он уже попросил исполнять его желания. Все уже пошло не по плану! Если мы будем плясать под его дудку, то чертовски вымотаемся к концу этих девяти месяцев. У меня сегодня все тело болит после охоты. И кошмары снились про трупы бедных животных. Надо что-то придумать. Я не хочу его ранить.
– Рой выплюнул ополаскиватель изо рта в раковину и ответил:
– Но он же не боится ранить тебя.
– Дело в том, что я не смогу с этим жить потом, Рой. Я себя знаю. Если я испорчу отцу последние месяцы, это ляжет на меня тяжким грузом, и я не уверена, что вытяну. Мы должны с ним поговорить, – она кивнула самой себе, – Я с ним поговорю.
Мелия решительно встала и пошла натягивать спортивную форму: в новой программе, составленной Гафальдом, у них была поездка на роликовых коньках по самому крутому склону города. Мелия взяла шлем и примерила его у зеркала, перепутав зад с передом, выругалась и затем надела правильно.
Глава III
***
Семья Валишей во главе с Гафальдом в середине июля в четвертый раз посетила центральную больницу, где Гафальду сделали УЗИ. Опухоль, растущая между желудком и печенью, достигла уже размера десяти сантиметров в диаметре и все также напоминала шар. Узист похвалил практически идеальную округлую форму, дал очередные рекомендации и отпустил всех.
На выходе из больницы Гафальда и Валишей встретили младший сын Вердан с женой и двумя детьми-дошкольниками, вручили разноцветные надувные шарики и горсть леденцов в форме рыбок, которые Гафальд особенно любил.
На этих выходных Гафальд запланировал вечер караоке: он отметил, сколь приятно ему будет послушать песню от каждого члена семьи, посвященную ему.
Над задним двором Валишей сгустились летние сумерки, и сын-подросток тети Галы настроил технику и колонки. Заиграла музыка в стиле лаунж. Родственники окружили несколько садовых столиков у задней стены дома и сильно нервничали, как на экзамене: так уж получилось, что никто из них не любил публичных выступлений, и никто из них не мог похвастаться выдающимися вокальными данными. Сегодня съехались почти все, кого Гафальд хотел видеть, кроме Амелии – его бывшей жены, матери Мелии.
Когда неловкая пауза затянулась, Мелия чертыхнулась и первой вышла с микрофоном и стала покачиваться из стороны в сторону: играла лирическая баллада времен молодости Гафальда, которую он часто напевал под нос в ее детстве. Мелия встретилась глазами с Гафальдом. Он сидел в первых рядах на плетеном стуле, положив руки сверху своего чуть округлившегося живота и довольно улыбался. В его глазах плясали игривые огоньки, а улыбка подчеркивала круглые румяные скулы.
Мелия немного с запозданием вошла в начало первого куплета, но старалась не думать о качестве своего вокала – только лишь о том, чтобы вложить в свое пение душу и чтобы отец, конечно же, это почувствовал.
На припеве она закрыла глаза, чтобы лучше чувствовать ритм, но в следующем за ним гитарном проигрыше пришло тупое осознание – ее голос был слишком низок для всей песни в целом: вот почему она не вытягивала практически ни одну строчку. С этим настроением она допела все остальное, а после песни подошла и обняла отца. Он радостно похлопал ее по спине.
Мелия зашла в дом, чтобы налить себе стакан воды. На кухне ее уже поджидали все родственники из Старого Города с недовольными лицами.
– Что, черт возьми, такое с вами, ребята? – спросила тетя Эорелия, – Это Гафальд придумал, или вы? Мы на такое не подписывались.
Мелия звонко поставила стакан на кухонную столешницу:
– Да, это он придумал. И настаивал, что никто не обязан в этом участвовать. Но мы все должны понимать, что… должны это сделать для него, как бы он сам не отнекивался. Так будет правильней всего. А что вам не нравится?
– Ты должна это немедленно прекратить. Сейчас уже не принято, чтобы вокруг умирающего водили такие хороводы! Что за театр?
– Ну, тетя Эорелия, – Мелия взяла ее за руки, – Потерпите немного. Осталась половина срока. Вы не приезжали все это время. Здесь мы старались с Роем, в основном. А вы еще жалуетесь.
– Да я просто не привыкла играть под чью-то дудку, девочка моя. Я вас всех люблю, но у любой любви есть предел. Не хочу и не буду.
За спиной тети ее муж, две сестры и их старшие дети кивнули.
– Хорошо, – Мелия сложила руки на груди, – Тогда скажите ему сами. Я же вам не переводчик. Это ваш брат, вот и скажите.
Эорелия насупилась и пошла во двор. Там пока пели на пару внук и внучка Гафальда. Эорелия так за весь вечер и не собралась подойти к Гафальду, но никто с их стороны родни выступать тоже не стал. Рой под шумок тоже отказался участвовать. Мелия отметила, что, к счастью, отец этого просто не заметил, но, когда большинство родственников уехало, он подошел и спросил у дочери, почему многие отказались.
Мелия перекинула волосы на другое плечо и устало ответила:
– А как ты сам думаешь, пап?
– Если они стеснялись петь, то я же всех сразу предупредил, что пусть никто не стесняется!
Дочь глубоко вздохнула и отставила гору тарелок поближе к посудомойке. Она сказала членораздельно:
– Ты требуешь от окружающих слишком многого. Понимаешь?
Гафальд задумался, а потом сам же поперхнулся пришедшим осинением:
– Но я бы сам был готов все сделать как полагается в подобной ситуации!
– Не сомневаюсь. Но не все готовы на такое.
– Если бы ты попросила меня станцевать чечетку, я бы станцевал.
– Ты бы итак станцевал чечетку, без моих просьб, пап. Ты попробуй представь, что я тебя попрошу одеться в рэперском стиле. В шубу. И повесить золотую цепь на грудь.
– Ты захочешь, чтобы я выглядел глупо?
– Это теоретический вопрос. Допустим, мне нравится рэп, а ты – мой любимый отец. И это будет моим последним желанием.
– А еще я всей душой ненавижу рэп.
– Я помню, – ухмыльнулась Мелия. – Именно поэтому я спрашиваю именно про рэп.
– Ну, конечно, я бы оделся как ты скажешь, как идиот, – махнул он рукой. Но по его кислому лицу было заметно, что его убежденность дала трещину.
Мелии показалось, что Гафальд что-то осознал. Он пошел с Роем относить садовые столики и стулья в гараж. Мелия прибиралась на кухне и в доме, и в ее груди хрупким цветком проросло ощущение, что еще есть надежда: что Гафальд все осознает, и наступит долгожданный мир и взаимопонимание. Той ночью Мелии снились воздушные сны, где она летала.
А на утро отец за завтраком спросил:
– Ну что, сегодня снова на охоту?
Рой неуверенно кивнул. Когда Мелия дожевала бутерброд, она ответила:
– Ты помнишь, о чем мы вчера говорили поздним вечером?
– Конечно.
– Папа, может ты все-таки пересмотришь свою программу мероприятий? Пожалуйста.
Гафальд насупился, а потом швырнул тканевую салфетку и встал как бык над столом, упершись в него кулаками.
– Да что вы все заладили с этой программой? Твой отец хочет того-то и того-то. Какие проблемы? Я не понимаю. Рой, ну скажи ей, что я прав! Неужели я хочу слишком многого? У меня осталось пять месяцев. Черт! Уже даже четыре. Так хотелось в последние месяцы видеть перед собой тепло и заботу, но какие же вы упрямые дети. – он покраснел, – Я тогда пожалуй уеду. Не хотите – ну и не надо!
Гафальд отряхнул руки от хлебных крошек.
– Ну и не надо! – повторял он и пошел вон из кухни.
– Гафальд, – Рой встал из-за стола. – Не горячитесь.
Гафальд вытянул перед ним руку, как бы останавливая. “Я вас понял. Не хотите – не надо.”. Мелия сидела как каменная статуя за столом, смотря в одну точку – на раскрытую сахарницу.
Гафальд и вправду пошел в свою комнату и стал собирать свои вещи.
– Я умру один. Никого мне не надо. – раздавалось оттуда, – Как я мог подумать, что я кому-то нужен на этой Земле? Какой же я тупой! Надо было слушать Амелию.
Рой подошел к угловому шкафчику и неверной рукой налил себе на донышко ягодной настойки. Выпил залпом, поглядывая на Мелию. Она так сидела за столом застывшая очень долго: все время, пока Гафальд одевался, собирался, вытаскивал две своих сумки во двор и ждал такси. Рой предложил его подвезти, но тот принципиально отказался. Когда такси уехало, Мелия пошла в ванную комнату, заперлась там и разрыдалась.
Глава IV
***
Мелия не стала созваниваться с отцом ни в тот же день, ни на следующий. Он уехал в Леополь, а Валиши продолжили свою жизнь так, будто не было никакой новости о скорой кончине Гафальда. Словно он просто умрет в одиночестве и никто о нем не вспомнит. Это не было правдой: Мелия вспоминала о нем каждый день и мучилась страшным чувством вины. Иногда ей хотелось все бросить, позвонить отцу и сказать “Забудь все, что я говорила. Я сделаю все, что хочешь, только приезжай и не обижайся!”, но она сдерживала себя, понимая, что это уже пройденный этап. Она уже пробовала делать все, что отец хотел, и это не привело к такому желанному взаимопониманию. Ни разу в жизни у нее не было ощущения, что Гафальд понял ее до конца. Всегда оставалось небольшое пространство для ощущения, что он вообще не знает, кто такая Мелия и что из себя представляет.
Август Мелия встретила тяжелой депрессией. Ничего не хотелось, мир казался серым и беспросветным. Она чувствовала себя убийцей: будто бы именно от нее зависело счастье этого человека, и она его подвела. Жаркие солнечные деньки и поездки с Роем на природу не особо помогали. Где-то тринадцатого августа, в полдень, глядя на озерную рябь под мелким грибным дождем, она поняла, что взаимопонимание с отцом в принципе невозможно в природе, как и единороги. Осталось только похоронить эту мечту. Поэтому, пока Рой дремал в палатке, она решила провести прощальный ритуал: взяла из своей сумки льняной носовой платок, достала из кармана леденец в форме рыбки, который отец когда-то подарил ей. Она освободила леденец от обертки и сложила в платок, а потом закопала этот кулек между двух вековых сосен, присыпала влажными еловыми иголками. Дождик прекратился. Мелия вернулась в палатку и вскоре тоже быстро задремала под боком Роя.
Дальше жилось гораздо легче. Пролетели сентябрь, октябрь, ноябрь. В декабре Мелия набрала номер отца и по-деловому сообщила, что завтра они за ним заедут и вновь привезут к себе – чтобы он провел у них последний месяц.
Гафальду было уже тяжелее передвигаться из-за разросшейся опухоли. Его живот заметно выдавался вперед, прямо как у беременных на шестом месяце. Он не жаловался, но вел себя тихо и смиренно. Он не начинал разговор о своих последних желаниях, поэтому Мелия сама ему сообщила, что он может вновь их проговорить, и родственники сделают то, что в их силах. Гафальд достал свои записи и озвучил все то, что и раньше: снова коллективные выезды на охоту, караоке-вечера, снова поездки на роликах. Мелия усмехнулась мелькнувшему в груди чувству: неужели ее надежда до сих пор жива, и крохотная часть ее души надеялась, что отец все переосмыслил?
Мелия твердо решила доиграть это шоу ради отца.
И приехала тетя Гала с семьей, и Вердан тоже отозвался. Вновь все участвовали нехотя, из чувства долга и уважения к институту семьи. На очередной охоте Рой случайно подстрелил одиннадцатилетнюю дочь Вердана. Ранение было незначительным, в ногу, но разгорелся скандал,который в спешке погасила Мелия, заверив Вердана, что они с Роем оплатят лечение. Гафальд тоже принес Вердану глубочайшие изменения, но не вычеркнул из плана охоту на следующей неделе.
В последнюю неделю жизни Гафальд организовал вечер в ресторане и произнес длинную прощальную речь: о том, как всех любит, с благодарностями к тому, как все старались ему угодить, и как он это ценит. Он заявил, что очень доволен жизнью, и последний год был самым счастливым в его жизни, за исключением детства.
– И я очень жалею, – сказал Гафальд, – что мы с вами не общались также тепло и часто прежде. Время не вернуть вспять. Желаю всем вам не упускать возможностей, и проводить с любимыми людьми как можно больше времени.
Родственники выстроились в очередь, подходили к сцене, где стоял Гафальд. Мелия помогла ему поставить микрофон в стойку. Родственники принялись его обнимать и вручать цветы – в основном, розовые розы и колокольчики, которые он любил больше всего. Многие рыдали и кивали, повторяли его последнее замечание: “Да, Гафальд, мне тоже очень горько, что мы не общались чаще!”.
После последнего обнимания Гафальд отошел к столу с закусками, взял мини-бутерброд с сырным кремом, и поднес ко рту. Потом отложил в сторону и ухватился за стол, присел. Мир затрясся, схлопнулся. Что-то ужалило его в сердце и он весь сжался, взялся за грудь. Силился вздохнуть, но не получилось. Когда подбежал Вердан, Гафальд уже опрокинулся на пол. Мелия оледеневшими руками схватилась за телефон и позвонила в скорую по быстрому набору. Она упала рядом с отцом и взяла его за плечи. Она повернула его лицо к себе и проверила дыхание, прижалась к груди. Вердан что-то говорил, но она не слышала. Гафальда перенесли на диван и окружили, а Мелия сидела на краю дивана и держала его за руку, еще такую теплую, даже горячую. Она задыхалась от ужасающего осознания: все, это конец. Конец. Его больше нет, и она уже никогда ничего не успеет исправить. В зал вбежали два врача скорой помощи. Она изо всех сил прислушивалась к тому, что они говорят: вдруг, она все-таки что-то не так поняла, и приблизительный срок смерти не сегодня. Вдруг врачи ошиблись, и он еще мог жить. Гафальда стали перекладывать на носилки и Мелия отпустила его руку.
Глава V
***
В первых числах января Мелия и Рой появились в парадных дверях крематория и стали спускаться по ступеням к проезжей части, где уже сгруппировались остальные родственники Гафальда. Мелия держала в руках урну с его прахом; Рой нес в руках сверток с окаменелой опухолью, которую вырезали из живота Гафальда после его прибытия в морг. Злокачественное образование сформировалась практически идеальным соляным шаром, который в диаметре достигал сантиметров тридцать и был серо-песчаного цвета, с гладкой поверхностью. Его обернули в одеяло, так как на морозе он мог треснуть.
Мелия спустилась до середины лестницы и вдруг замерла – она уставилась на противоположное здание через дорогу – центральный роддом. Там, на таких же симметричных ступенях спускалась пара супругов с двумя свертками на руках. Похоже, они несли новорожденных близнецов. Рой поравнялся с Мелией.
– В чем дело?
Раздался звук хлопушки, веселого смеха и открывающегося шампанского. Мелия повернула голову направо – через дорогу от перекрестка стоял центральный ЗАГС, где как раз сейчас на улицу выбежала невеста с женихом, и их окружили друзья и родственники.
