Забудь меня, если сможешь

– Какого черта? – недоуменно спрашивает рыжеволосый парень, одной рукой вытирая капли багровой жидкости возле уголка губ. – Ты откуда такая буйная?

– Надо было сразу же ее пристрелить на хрен, – с раздражением проговаривает парень позади, продолжая удерживать мой рот.

Наконец, я перестаю сопротивляться.

– Погоди-ка, Роберт, – с интригой в голосе произносит парень с рыжими волосами, включая свет в помещении. Несколько секунд он с непривычки щурится. – Финч, ты что ли?

Я продолжаю молчать, направляя твердый взгляд в изумрудные глаза рыжеволосого парня. Цвет его волос странно влияет на мое сознание. Возможно, я бы даже назвала это чувство удивлением или изумлением. Нет, его волосы не ядреного морковного оттенка, как это бывает у ирландцев. Они скорее имеют бронзовый, медный характер.

Практически рыжий, вот как называется этот цвет.

– Да какая разница, кто это? – сердитым голосом проговаривает мой надзиратель. – Валить ее надо, пока не поздно.

– Почему ты не визжишь, как раньше? – удивляется рыжеволосый. – Почему не плачешь, не молишь о пощаде?

Я продолжаю осматривать его губы, на уголках которых до сих пор покоится алая кровь, а когда он улыбается ядовитой улыбкой, его белоснежные зубы превращаются в отголоски кровавых следов.

Надзиратель осторожно убирает потную руку с моего рта, и через мгновение я оказываюсь пригвожденная к ледяному холодильнику, направляя взор в дуло пистолета. Я раздумываю, может все-таки стоит предупредить всех членов группы, что шутки с оружием на меня не действуют, как морально, так и физически.

– Говори, что с тобой не так, Финч? – грубо проговаривает рыжеволосый, и на его лбу тут же скапливаются хмурые морщинки.

Я хочу сказать, что меня зовут номер семь, номер семь.

Меня зовут солдат номер семь.

Но какая-то неведомая сила затыкает мой рот, заставляя помалкивать.

– Не хочешь отвечать? – ухмыляется он, приближаясь ко мне. – Может быть, ты хочешь, чтобы мы заставили тебя говорить?

Замахиваясь, он с силой ударяет меня по лицу. Несколько секунд моя щека продолжает нервно пульсировать, и крепко сжимаю челюсть, опуская взгляд в пол. Руки, связанные сзади, начинают болеть от неудобной позы и саднящего ожога, а сознание пытается продумать четкий план побега.

– У тебя не появилось желания выдавить из себя хоть слово? – он смеется. Его гадкий смех эхом отдается в чертогах разума. – Как жаль уродовать такое милое личико.

Я резко зажмуриваюсь и спустя мгновение вновь получаю сильную оплеуху. Щеку резко пронизывает острая боль, дыхание становится прерывистым, я не в силах устоять на ногах.

И самое ужасное – я не чувствую абсолютно ничего. У меня не зарождается желания отомстить, я не ощущаю гнева, ярости и адской злости по поводу того, что меня только что с силой связали, наставили пистолет и несколько раз дали пощечину.

Я не чувствую абсолютно ничего, кроме боли.

Наверное, это и есть главный принцип оздоровления. Наверное, именно этого долгие столетия добивались священнослужители – лишить человека жажды мести и передать все в руки Бога.

Открывая глаза, я улавливаю все тот же ствол пистолета и разгневанный взгляд рыжеволосого парня, который продолжает глядеть на меня, ожидая хоть какой-нибудь реакции.

– Может быть, скажешь уже что-нибудь? – хмурится он, рассматривая мое лицо, и я ощущаю, как обе мои щеки буквально начинают гореть синим пламенем. – Пока я не сломал твой прекрасный носик…

Его правая рука вновь взлетает, замахиваясь в мою сторону, и я опускаю взгляд в надежде, что все это когда-нибудь закончится.

Но ничего не происходит.

Мне кажется, будто я потеряла зрение, слух, обоняние, чувствительность, потому как больше ничего не ощущаю. Мое сознание находится в полной невесомости от всего происходящего.

– Еще раз направишь пистолет в ее сторону, я тебе его знаешь куда засуну… – неожиданно раздается суровый голос Рона.

Поднимая голову, я обнаруживаю, как он обезвреживает руку рыжеволосого парня, который секунду назад замахивался в мою сторону, намереваясь вновь дать пощечину или того хуже.

– Да ты посмотри на нее! – возмущается рыжий, освобождаясь из хватки Рона. – Она без пяти минут муза и скоро всех нас сожрет!

– Тебя сожрет первым, если уж на то пойдет, – сердито бросает Рон, грубыми движениями развязывая мои руки.

– Ты хоть понимаешь, что ты творишь? – кричит рыжеволосый. – Ты даже не знаешь, что они с ней сделали!

Я наблюдаю, как Роберт убирает пистолет в кобуру, сверкая черными глазами в мою сторону. Я сразу обращаю внимание на его бритую голову, охранникам в корпорации «Нью сентори» частенько сбривают волосы.

Рон тянет меня за собой, уводя прочь из этой до предела накаленной атмосферы. Я не сопротивляюсь. Несколько минут мы бродим по бесконечным темным коридорам здания. Он продолжает крепко удерживать мой локоть, стараясь избегать встречи с моими глазами. Спустя какое-то время мы выходим на улицу, и я жадно поглощаю свежий утренний воздух. Он ведет меня к двухэтажному ярко-красному автобусу, продолжая удерживать мою руку, пока дверь автобуса не захлопывается. Парень усаживается на водительское сиденье, а меня сажает в соседнее.

Некоторое время он не выговаривает ни слова, молча устремляя взгляд в лобовое стекло.

– Что ты им наговорила? – хмуро спрашивает он, продолжая смотреть вдаль. Этот вопрос несколько минут застывает в его глазах, прежде чем он проговаривает его вслух.

– Ничего.

Он удивленно приподнимает брови, одной рукой упираясь об огромный руль, другой облокачиваясь об открытое автобусное окно.

– Тебе лучше держаться от них подальше, – через какой-то промежуток времени заключает Рон. – Они должны привыкнуть к твоему… к тебе, – на последнем слове он запинается. – Они хорошие ребята, но, когда дело касается муз… то есть, тех зомбаков, которые пытаются сожрать нас – они звереют, – парень делает паузу, продолжая глядеть в лобовое стекло. – Они остынут, это я тебе гарантирую. Может быть, даже извинятся перед тобой. Я надеюсь, ты их… простишь, ты ведь тоже их отдубасила как-никак.

– Мне все равно, – произношу я, оглядывая улицу перед собой.

– То есть, на тебя напали два здоровых парня, связали тебе руки, угрожали пистолетом, били по лицу, а тебе… плевать? – удивляется он.

– Да, мне совершенно все равно, – отчеканиваю я. – Все это лишь небольшие последствия моей миссии.

– Миссии… – повторяет он, будто пробуя новое слово на вкус.

– Где мой комбинезон? – спрашиваю я без единой интонации в голосе. – Для выполнения задания мне нужен мой комбинезон.

– Что они сделали с Евой? – задает встречный вопрос Рон.

Он желает сменить тему, посредством игнорирования моих вопросов. Типичная тактика зараженного – отвечать вопросом на вопрос.

– Мне нужен комбинезон, – повторяю я, не желая отступать назад.

– Согласен, глупый вопрос. Когда мы узнали, что рейдеры забрали Еву – сразу же мысленно похоронили ее, – спокойно проговаривает повстанец, запуская руку в волосы. Этот жест с легкостью выдает волнение инфицированного. – Я искал ее в каждой попавшейся музе, прежде чем застрелить их, но никак не мог предположить, что они вернут ее… то есть, тебя в наш сектор.

– Где мой комбинезон? – вновь задаю вопрос я.

– То есть, следуя их логике, увидев тебя живую, мы убедимся, что корпорация зла не лжет, и с чистой совестью отправимся на оздоровление? С их стороны глупо считать, что мы так просто сдадимся, не считаешь?

– Я хочу знать, где находится мой комбинезон, – упорно повторяю я, направляя взгляд в его сторону.