Карамель. Новый Мир

Все мы идём на какие-то жертвы.

Однажды я увижу пятый район – место из грёз. Там нет обмана, выхлопы не гуляют по душным улицам, не надо носить защитную маску…И ради представляемого будущего я готова пойти на жертвы.

– Помоги мне, Каин, – прошу я. Впервые прошу о помощи кого-то. – Я хочу избавиться от чипа.

Наверняка есть какое-нибудь приспособление, безопасно извлекающее его. Так же, как чип ставят в запястье – дело секунды, больше подготовки и бумажной волокиты; должен быть способ выудить его из-под кожи.

Каин отвечает нерешительным согласием. Догадываюсь его реакции и добавляю уверенное:

– Я прошу удалить чип не потому, что советовал ты, а потому что сама хочу. Вернём Новому Миру его игрушку.

Юноша кивает – в его глазах мельтешит волнение. Мы двигаемся по улицам – вдоль полос воздушного ориентирования; наконец – кажется – отрываемся от преследующего Патруля Безопасности. Каин говорит, что у него есть квартира на распутье Северного и Южного районов в небольшом многоквартирном здании; негласное укрытие, там мало и редко кто бывает. Вряд ли впечатлит избалованную северянку, но мы можем затаиться. Единственное – с чипом в руке туда соваться опасно; следует избавиться раньше.

– Я доверяю тебе, Каин.

Янтарные глазки петляют по дорогам, и мы оказываемся ближе к заводам Западной части города – спускаемся; мосты вяжутся над нами в узлы, серое небо прячется – словно – в клетку (или запирают нас?), а иные машины редеют. Каин говорит, что свидетелей здесь происходящему мало (весь интерес направлен на Здание Комитета Управляющих; может, его подорвали не только в знак протеста, но и для моего аккуратного исчезновения?). К прочему, деактивация чипа северянки в низовьях Нового Мира близ озлобленной на богачей части города не покажется подозрительной.

Мы замираем у пустующей посадочной платформы – кажется, век здесь не парковались. Небо над нами нет, лишь мосты, крыши, углы других зданий; не знала, что Новый Мир может быть так мрачен и угрюм (а кто-то здесь живёт и работает…), потому что Новый Мир сам по себе сер и скуп на проявление не только эмоций и чувств, но и красок.

Смотрю в окно (даже здесь виднеется Здание Комитета Управляющих – его верхний кусок), пока Каин производит какие-то действия в стороне. Вдруг моя дыхательная маска валится к коленям.

– Эй! – восклицаю я. – Зачем отстегнул?

Пальцы Каина застывают у лица.

– Ещё не привыкла, что можно без неё? – спрашивает юноша и поправляет мои волосы – заправляет прядь за ухо.

Уклоняюсь и говорю:

– С ней всё же лучше. Воздух в Новом Мире, хоть и не опасный, как учит Академия, но вредный – посмотри на дерьмо, что валит из труб. Даже здесь.

– Подумал, ты хочешь отдохнуть от маски.

– Впредь не думай за меня. И разве не опасно в черте города светить лицом? Всюду камеры!

– Только не с обратной стороны продовольственного завода. Камеры здесь намеренно сокрыты, чтобы южане могло подворовывать поставки, а остроговцы спокойно транспортировать товар.

– Фантастика…

– Разве?

От досады жмусь в спинку кресла. Янтарные глазки протягивают таблетку (одну из тех, что каждое утро принимает порядочный гражданин Нового Мира, дабы быть здоровым и ощущать принадлежность к системе):

– Препарат понизит чувствительность.

По ощущениям, не видела эти разноцветные пилюли целую вечность, на самом же деле – только день. Удивительно, как наполнены происходящим последние сутки…уже вторые. Кажется, до встречи с Каином я не жила ни единого дня. Послушно принимаю таблетку – успокоительное, но юноша говорит, что для извлечения чипа этого недостаточно, поэтому он введёт обезболивающее вокруг него. Каин достаёт из-под сиденья аптечку и рассыпает содержимое, находит шприц, стерильные бинты и обеззараживающее средство.

– Ты когда-нибудь делал это прежде? – спрашиваю я. – Извлекал чип?

– Обижаешь, конфетка. С моим опытом я бы мог открыть студию по удалению чипов.

– Как-то несмешно.

Картинка перед глазами трясётся – буквально, секунду. Каин продолжает:

– Из известных тебе – Азуми. Не обращала внимание, что на месте извлечённого чипа у неё татуировка?

– Тоже сделаю татуировку, – говорю я.

Теперь точно всё плывёт….

Кажется… кажется, эффект от препарата наступает.

Это ведь эффект от препарата?

– Хочешь татуировку? – уточняет Каин и вяжет на моём запястье жгут.

Зачем?

Соглашаюсь:

– Хочу.

– Таблетка уже действует, – смеются янтарные глазки. – Былая Голдман бы такого никогда не предложила.

Наблюдаю извлекаемый и взбирающийся под кожу шприц. Место укола перестаёт ощущаться – так быстро? Или проходит больше времени? Ничего не понимаю.

Интересуюсь:

– Будет больно?

– Не знаю. – Каин пожимает плечами. – У меня и чипа никогда не было.

– Переформулирую. Как вели себя те, кому его извлекали?

Лицо моего друга теряют очертания.

– Как минимум, держали рот закрытым…Я скажу, когда начну, Карамель. Предупрежу заранее, ладно?

Но Каин не предупреждает. В этот же миг ощущаю колкий удар. Роняю взгляд – кожа расползается словно перезревший, лопнувший томат. Там же сочится красное… К ладони продвигается сжатый мужскими пальцами пинцет. Чувствую себя – перед глазами всё становится мутным в самом деле – неважно.... И потому теряю сознание.

Каин приводит в чувства: нависает надо мной и испуганно дышит, в руках держит извлечённый чип и разящий спиртом бинт.

– Ты очнулась.

– Ожидал другого?

Резко поднимаюсь – картинка всё ещё нечёткая, плавающая, мир качается и дрожит (или качаюсь и дрожу я?).

– Сказала бы, что боишься крови, – восклицает Каин.

– Сказала бы, если знала. Теперь знаю.

Смотрю на руку – вся обвязана тканью и бинтом, сквозь которые сочатся алые пятна.

– Ставить его было проще, – говорю я.

Установка чипа не занимает много времени – крохотное устройство с огромнейшим потенциалом и значением вводят специальным аппаратом: прислоняют к коже, и ты ощущают секундный (даже меньше) укол. В тот же миг чип начинает действовать.

Уточняю:

– Закончил?

– Да, ты проспала всё веселье.

Каин даёт посмотреть на чип, после чего сдавливает его, разламывает. Крохотные микросхемы летят из машины через окно – в основания домов.

– Поздравляю, Карамель Голдман, ты больше не в системе. Новый Мир тебя не преследует.

Не могу поверить, что чипа нет. Я помню его всю сознательную жизнь. Приглядываюсь к повязке, трогаю.

– Шрам останется, – предупреждает Каин и убирает инструменты. Моя задумчивость не даёт покоя. Подступает обратно и берёт израненную руку, подносит к своему лицу и целует тыльную сторону. – За веру и героическую стойкость.

Смущаюсь, но жест не перебиваю – даю закончить.

– Могу только представить, – улыбаются янтарные глазки, – какое облегчение ты ощущаешь, какую свободу.

Я должна чувствовать именно это?

Выдаю неуверенно:

– Наверное.

Оставшуюся часть поездки мы молчим. Каин возвращает нас на поверхность: движемся по дорогам знакомого Северного района. Маски снова на лицах, люди – всё так же торопливы и напуганы, дроны – не переставая – слетаются к Зданию Комитета Управляющих. Наверное, его уже вовсю реабилитируют. Только реабилитация в этот раз серьёзная, и займёт не один и не два месяца, как это было с подорванными заводами.

– Приехали! – восклицает Каин, когда мы замираем на посадочном месте у одного из многоквартирных домов. – Прости, я не знаю, на сколько мы тут задержимся. Надеюсь, Патруль Безопасности быстро перебесится, и мы сможем вернуться в Острог.

– К деревьям, – говорю я, глядя на бесконечную паутину мостов и сотни домов из серых блоков.

– Я – к команде. Ты – к деревьям, – посмеивается юноша. – Зайдём быстро, конфетка. Встреча с соседями по этажу нам не нужна.

Покидаем машину и двигаемся к крыльцу; Каин прислоняет к считывающей панели подобие чипа – магнитный ключ; с такими ходят детишки, которые не достигли возраста присвоения порядкового номера в системе Нового Мира и у которых – из-за постепенного роста – противопоказания к установке чипа. В Академии вход только по сенсору, поэтому чип к моменту поступления впаивают под детскую кожу.

Смотрю на обмотанную ладонь. Минутами ранее здесь было то, что делало меня северянкой и давало права. Задираю голову и смотрю на крыши Нового Мира – интересно, они насмехаются надо мной? Злорадствуют? Проклинают? Или даже не замечают?..

Каин смотрит на меня и аккуратно утаскивает в подъезд – говорит, что у успокоительного, судя по всему, была большая дозировка. И хорошо, что квартира на первом этаже.

Не помню, как мы оказываемся внутри. Но мгновение спустя я сижу за столом и смотрю в окно через закрытые жалюзи.

– Что-нибудь видно? – спрашивает Каин. Каким-то обеспокоенным тоном.

Прихожу в себя. В самом деле смотрю в закрытые жалюзи? Осматриваюсь – мы на скромной кухне, за обеденным столом, а передо мной плюющийся паром электрический чайник и кипяточная кружка с бледным напитком. То есть…мы уже сколько-то времени здесь, если Каин успел всё это сделать? Уточняю:

– У меня мозги поплыли, да?

– Я тоже так подумал, – отвечают янтарные глазки.

– От этого не умирают?

– От плывущих мозгов или передозировки лекарством? Да как-то больше глюки ловят, знаешь.

Наблюдаю сосредоточенное лицо. Решаю высказаться:

– Но ты о чём-то думаешь, я вижу.

– Думаю, что это было не успокоительное…

– В самом деле?

– Мне кажется – только не злись, конфетка, – что я накормил тебя наркотой, поставляемой наркопринцессой.

– Ух ты!

– Точно, наркота. Голдман в трезвом уме уже бы огрела чайником и назвала идиотом.

– С последним пунктом ты справляешься сам.

Каин нервно замирает напротив:

– Твою мать, я дал наркоту несовершеннолетней северянке, чей папаша придумывает законы Новому Миру.

– Так уж и быть, жалобу не подам, – смеюсь я. – И папочке не расскажу.

– Сара меня убьёт.

Всё.

Перестаю что-либо помнить, ощущать. Перестаю быть. Перестаю существовать. Наблюдаю полое, не имеющее ни цвета, ни запаха, ни вкуса, ни звука (просто состоящее из ничего) пространство. Вязко пребываю в нём. Времени здесь нет, чувств – тоже. Боль отсутствует. Как и мысли. Всё, что есть – ощущение нахождения, ощущение пребывания где-то вне.

– Голдман, – раздаётся голос сверху. – Голдман, очнись.

Так и поступаю.

Открываю глаза – возвращаюсь в реальный мир. Темно. Света нет. Лежу у Каина на коленях: он придерживает мою голову и поправляет волосы. Вплавляюсь в тягучий, мягкий взгляд.

– Что за хрень, янтарные глазки?

Такая близость настораживает и пугает, вносит нечто деструктивное. Я не позволяла вторгаться в моё личное пространство (и даже Ромео не разрешала нарушать допустимое расстояние между партнёрами); кем себя возомнил остроговский мальчик?

– Что тебя смутило, конфетка? – парирует Каин, когда я резво отстраняюсь.

– Смутило, что я оказалась у тебя на коленях.

Смотрю по сторонам. Мы сидели (кто-то сидел – Каин, кто-то лежал – я) на полу. Ни единая лампа над нами не горит, ни единый светильник. За окном стемнело – зажглись десятки и сотни фонарей, очерчивающих полосы воздушного ориентирования и пешеходные мосты, загорелись рекламные вывески, подсветилось каждое окно Здания Комитета Управляющих (откусанный бок оказался сокрыт соседствующим многоквартирным домом). Сколько времени прошло? Уже вечер? Ночь? Нет, не ночь – машины летают.

– Прости, – говорит юноша; в темноте видно только его глаза и очерченный городским неоном силуэт, – я испугался за тебя и пытался привести в чувства. Прошло несколько часов…близится комендантский час.

Щурюсь:

– Не предполагал, что я померла по твоей вине?

– Первые пару секунд, пока не уловил дыхание.

– Ты и дыхание слушал, ну здорово. Какие ещё откровения?

– От тебя приятно пахнет, Карамель.

– Заткнись.

Каин улыбается и продвигается. Желает поцеловать? Город подсвечивает нас так волшебно и ранимо; наблюдаю ставшее близким лицо. В воздухе рассекают десятки автомобилей, и никто из водителей и пассажиров не знает о происходящем безумии на полу квартирки с потушенным светом. Посылаю сигнал, опустив взгляд. Я не готова. Не хочу. Для меня это какая-то совершенно иная степень близости, так воспитал Свод Правил.

– Прости, – в спешке извиняется Каин и отодвигается. – Не знаю, что на меня нашло. Говорю же – от тебя приятно пахнет.

Вспоминаю, как недавним касанием губ юноша огрел тыльную сторону руки…даже это неправильно. Моё тело не терпит чужого внимания. Вспоминаю, как недавним касанием юноша рассёк ладонь и извлёк чип. Вот, что иллюстрирует близость характеров и нравов. И неужели это случилось взаправду?

Поднимаю руку и смотрю – повязка насквозь пропиталась кровью. Под ней – на ладони – в самом деле нет чипа. Нет моей принадлежности к Новому Миру. И Новый Мир по мне не плачет, ведь я лишь часть механизма, незаметная и легко заменимая, крохотная шестерёнка, которая должна была выполнять уготовленную работу, но не справилась, однако устройство не выйдет из строя из-за мелкой никчёмной детали.

Каин наблюдает мою растерянность и говорит:

– Не могу представить твоё облегчение без этого чипа.

Поспешно соглашаюсь, хотя так не считаю. На самом деле, я не знаю, как должна считать, что должна испытывать, как себя вести. Такому не учат в Академии.

– Ты много лет находилась под суровым и назидательным взглядом Нового Мира, – продолжает Каин, – под присмотром Патруля Безопасности. И – вдруг – обрела истинную свободу. Теперь тебя никто не контролирует, представляешь?

– Что-то мне нехорошо…

– В каком смысле?

Смотрю на руку. Нет больше чипа, нет идентификатора. Моя принадлежность к Новому Миру стёрта…неужели я совершила подобную глупость? Не могу себя контролировать (может, всё ещё виновата таблетка?) – глаза наполняются слезами.

– Карамель… – только и протягивает Каин, когда я прижимаю руки к лицу и плачу. В этот же миг наступает комендантский час – подсвеченные дома, дороги и улицы гаснут, лишь Здание Комитета Управляющих продолжает бессердечно смотреть на пресмыкающихся перед ним людей, что исполнительно забились в норы. – Я не знаю, что делать, Карамель…я могу что-то сделать для тебя?

Вернуть домой на неделю назад?

– Нет.

– Ладно.

Ладно.

– Проводи меня в комнату, – говорю я. – Столько всего свалилось, я бы хотела отдохнуть и собраться с мыслями.

– Разумеется.

Каин показывает соседнюю спальню. Точнее – единственную спальню. Сам же остаётся на диванчике в совмещённой с кухней гостиной.

– Если что – знаешь, где меня искать, – пытается пошутить юноша, но я не в настроении. – Отдыхай, Карамель. До завтра.

Падаю на заправленную кровать и взглядом впираюсь в потолок. Будь я сейчас дома, включила проекцию звёзд…будь я сейчас в Остроге, вышла бы на пьяццу, чтобы созерцать звёзды воочию.

Что мы имеем, Карамель? Какой расклад?

Вновь выставляю перед собой руку – рассматриваю повязку. Ладонь скулит целиком; действие обезболивающего проходит, как и это никчёмное плавающее состояние после таблетки, оказавшейся не успокоительным. Умно со стороны семейства Наркопринцессы дублировать форму пилюль (не удивлюсь, если с их связями, и лекарство, и наркотик штампуются на одном заводе); такие можно носить с собой в офис и не вызывать никаких подозрений.

Сегодня ты лишилась чипа, выставила себя революционеркой-психопаткой перед отцом, стала свидетельницей подрыва Здания Комитета Управляющих, приняла участие в шествии безликих в дыхательной маске, нарушающей закон её эксплуатации.

Вчера тебя едва не схватил Патруль Безопасности, и ты сбежала в Острог, где познакомилась с бывшей отца и ещё кучей странного народа.

Позавчера Новый Мир решил втоптать тебя в землю, обвинив во всём, в чём только мог и не мог.

За день до этого ты встретила свои семнадцать лет, получила желаемого паука, несколько раз порыдала и застукала подругу за лобызанием с каким-то стариком, отчего она решила подать жалобу первой. Кстати, ты не прочла подаренную Ромео книгу.

Ещё раньше ты поссорилась с партнёром, потеряла сознание в кабинете психолога и сбежала с уроков в Академии.

Перед этим ты познакомилась с янтарными глазками и посмотрела в кабинете отца видео с психопаткой-бывшей.

Наконец – мы добрались до кульминационного момента – твой водитель пропал и из Академии тебя подвёз какой-то родительский недруг, но перед этим ты в традициях дня поругалась с Ромео, а ещё утром съела неправильное количество таблеток.

Ничего не забыла? Ты просто великолепна, Карамель Голдман! Коллапс – это не про катастрофу много лет назад; коллапс – вся твоя неделя, от и до. Не забудь написать книгу о том, как спустить в унитаз все доступные блага и богатства, как лишиться роскоши, удобства, безопасности и комфорта.

Пытаюсь заснуть – не выходит. Отрываю голову от подушки и оглядываюсь – снова кошмар? А голос в голове – такой навязчивый, такой угрюмый – причитает, что я потону в грязи этого города. Или голос не в голове?

– Тебе известно это? – спрашивает некто более осязаемо и громко.

Смотрю через плечо – встречаюсь взглядом с Ромео. Тело осыпает мелкой дрожью. Что это значит? Часть его лица – припущенную бровь, чёрный зрачок и уголок высушенных губ – освещает отдалённое Здание Комитета Управляющих. Не верю происходящему, но оставляю кровать и подкрадываюсь к другу.

– Ромео? – спрашиваю я. – В самом деле Ромео?

Иду к нему, не понимая, что происходит. Такой он красивый в лишённой света комнате; как аккуратно и изящно подсвечивается его кожа тона кофейного зерна. Здание Комитета Управляющих окидывает гордый юношеский силуэт направленным светом подобно театральному фонарю. Кажется, вновь сон…Да, сон. Обман. Я не приняла положенные медикаменты, но приняла иное лекарство – теперь сознание самостоятельно кормится картинками. Наверное, я схожу с ума, но отчего-то мне радостно. Нет, не отчего-то, а от присутствия и вида Ромео. Я сама себе его выдумала, потому что соскучилась. Не так и сложно в этом признаться…

– Что же ты делаешь, – отвечает юноша и со свойственной только ему одному интонацией протягивает, – сладкая девочка?

Как же я скучала по его обращению, по его голосу! Хоть и вечно противилась… Я хотела услышать «сладкая девочка» в исполнении Ромео, потому что он игнорировал горечь моего характера и соль воспитания; видя только хорошее. Не перспективное, а именно хорошее.

– Что же ты делаешь? – повторяет юноша.

– А что происходит?

Ромео смотрит на расставшуюся с чипом руку, но я признаюсь в ином:

– Я видела тебя на Золотом Кольце и очень хотела подойти.

– Я бы тоже этого хотел, – во мраке соглашается юноша. – Жаль, что не успела.

– Когда-нибудь мы увидимся снова, обещаю.

– Знаю.

– Побудь со мной ещё.

Ромео на выдохе роняет моё имя и раскрывает объятия – кидаюсь к другу и, припав на колени подле, прижимаюсь, что есть сил. Ромео склоняется и обнимает спину – утопаю лицом в академической рубашке, в загребающих ладонях. Сжимает. Ромео гладит мои волосы и просит подняться, но я ощущаю себя бессильной перед ним; признаюсь, что так и не прочла подаренную книгу. О чём она?

– Увы, уже не прочитаешь, – кивает юноша.

– Зачем ты так говоришь?

Поднимаю глаза – никого нет. Ромео нет. Растворился в воздухе. Так просто. А я, щупая пустоту, щупая голое пространство, пытаюсь из последних сил выцепить присутствие Ромео. Никого нет.