Признание

«Я родилась в семье очень обеспеченной. Но мама моя никогда не работала. Она была очень красива и многие мужчины добивались её руки, но она всем отказывала, считая их недостойными. Когда она познакомилась с моим отцом, она прилюдно посмеялась над ним, он показался ей глупцом. Видимо, его это задело, он решил идти до конца и во что бы то ни стало добиться её любви. Не знаю, любил ли он по-настоящему или это просто самолюбие сыграло свою злую роль. После долгих, но безуспешных ухаживаний, он пообещал ей, что если она выйдет за него, то никогда не будет работать, и в их семье всегда будет достаток. Работать будет только он, а она будет жить в своё удовольствие. Как ни странно, она согласилась. Они поженились и стали жить вместе. Отец работал сутками, но обещанных денег так и не было. В итоге мама пригрозила ему, что уйдёт, её не устраивает такая жизнь. Не знаю как, но отец уговорил её остаться, и вскоре деньги появились. Это всё рассказала мне моя тётя. Одному только Богу известно, чем он занимался, сам он никому никогда об этом не говорил. А мать и не спрашивала, её не волновало откуда, главное, что они были. Она постоянно ходила по дорогущим бутикам, салонам красоты, а вечерами распивала шампанское с подружками и хвасталась своими обновками.

А потом каким-то чудесным образом, при их то образе жизни, родилась я. Для матери я была словно кукла. Она любила наряжать меня по-разному. Когда мы ходили гулять, все умилялись и делали комплименты: «Какая красивая девочка! А платьишко то, а бантик! Ну просто прелесть!». Она так и таяла, каждый раз слушая это. С отцом я вообще мало общалась. Он постоянно был на работе. Но он очень любил меня, баловал. Не было дня, когда бы он пусть и поздно, но не возвращался без подарка для меня и никогда ни в чём мне не отказывал. Я тогда думала, что тоже люблю его. Когда была маленькой, особенно ждала встреч с ним. Но воспитывала меня мама. Я росла и во всём хотела быть похожей на неё, со временем я стала копировать её. Когда она водила меня в садик, я наблюдала, как она флиртовала и заигрывала с мужчинами, которых встречала по дороге, обменивалась с ними номерами телефонов. И я уже в пять лет пыталась вести себя также, общаясь с мальчиками.

В возрасте одиннадцати лет два события особенно поразили меня. Как-то к нам погостить приехали бабушка с тётей. В один из вечеров я случайно услышала их разговор. Они, как всегда, пили шампанское, поэтому говорили довольно откровенно. Бабушка упрекала мою мать.

Что ты делаешь? – возбуждённо говорила она, – Какую жизнь ты ведёшь? Во что ты превратила мужика? Ты хоть знаешь, чем он занимается? Говорят, он работает на бандитов, делает самую грязную работу для них, может быть, он даже убивает людей! Опомнись! Твоя жизнь и жизнь твоей дочери может быть под угрозой! Забери её и уезжай к нам. Забудь ты про деньги! А если он будет искать её…– она даже не закончила фразу, но мама перебила её: «Да это вообще не его дочь!». И начала смеяться каким-то припадочным смехом.

Я не стала дальше слушать, испугавшись, я убежала. Я не хотела верить в это, пыталась успокоить себя мыслями, что может она пошутила, поэтому и смеялась. Но через пару месяцев, я пришла из школы на два часа раньше. Учительница по русскому языку заболела и последнюю пару уроков отменили. Открыв дверь нашей квартиры, я услышала какой-то шум и шёпот.

Мам?! – окрикнула я. И тут из спальни выбежал полураздетый мужчина, на ходу застёгивая джинсы и надевая рубашку. Быстро прошёл в коридор, обулся и испарился, хлопнув дверью. За ним вышла мама в своём любимом пеньюаре.

– Ты почему так рано? – спросила она.

– Учительница заболела.

– А, ну ясно, – спокойным тоном сказала она, наливая себе кофе.

Меня поразило её хладнокровие. Она вела себя, как будто ничего не случилось и не пыталась ничего объяснить, рассказать кто этот мужчина, почему он был не одет. Я не стала больше ничего спрашивать и ушла.

С тех пор я стала меньше общаться с матерью. И вообще, меньше проводить времени дома. Со школы я никогда не возвращалась сразу домой. Да меня никто и не спрашивался. Отца вечно не было, а матери было даже лучше, она могла больше времени проводить со своими любовниками. Я взрослела, становилась девушкой и всё больше начинала общаться с мальчиками. Это было единственное, чему я научилась у матери. Мы гуляли после школы, сначала с одним, потом с другим. Потом они приглашали меня домой. Я рано начала вести половую жизнь, с двенадцати лет. Не помню, каким был мой первый раз и даже кто был этот мальчик, не помню. Это было как-то обычно и ничего особенного. С каждым годом моё поведение становилось более раскованным, я носила всё более откровенную и соблазнительную одежду. Несмотря на обилие общения с противоположным полом, я никогда не была влюблена и не знала, что такое первая школьная любовь. Мне было скучно и я пыталась развлечь себя алкоголем и наркотиками прежде, чем заняться с кем-нибудь сексом. С каждой минутой жизни в душе моей всё больше разрасталось высокомерие. В каждом мужчине я видела своего отца и ненавидела их за это. А себя, себя я презирала, ведь я ощущала, как во мне всё больше и больше проявлялась моя мать. Но никто никогда не догадывался о моих чувствах, я тщательно их скрывала за своей очаровательной улыбкой и громким смехом.

Так прожила я до восемнадцати лет. Стали появляться мужчины постарше. Но все они были какие-то безликие, одинаковые, все, начиная с первого. И никого из них я не запомнила. Никого кроме одного.

Однажды утром я, как обычно, в будний день собиралась в институт. Погода была тёплая, солнце так и припекало своими лучами. Я надела чёрную мини-юбку, тонкую полупрозрачную блузку с длинным рукавом и туфли на высоком каблуке. В принципе ничего особенного, в своём обычном стиле – всегда привлекательно, поэтому мне часто делали комплименты. Я шла по привычной дороге. Вдруг возле меня остановилась чёрная машина, не помню марку, но смотрелась солидно. Из неё вышел высокий симпатичный мужчина. На вид ему было около тридцати лет.

– Привет! – сказал он.

– Привет! – сказала я, улыбаясь, с определённой долей кокетства в голосе, и продолжила идти.

Когда я видела мужчину, любого, неважно интересен он мне был или нет. Мне всегда хотелось склонить его перед собой. Полностью завладеть его вниманием. А когда моя цель была достигнута, он становился мне неинтересен, и я искала другого.

Я знала, что он смотрит на меня, и намеренно ещё больше заиграла бёдрами, походка моя стала развратнее и соблазнительнее. В тот день я жестоко подшутила сама над собой. Он крикнул мне вслед: «Давай я тебя подвезу!».

– Нет, спасибо, думаю нам не по пути! – ухмыляясь, отметила я.

Тут он быстро подбежал ко мне, повернул к себе и с вожделением стал сжимать моё тело руками.

– Издеваешься, да? – прошептал он глубоко дыша.

Я не ожидала такой реакции и даже не нашла что ответить. Но поймала себя на мысли, что я не хочу его отталкивать, и желаю его с не меньшей страстью, что и он меня. Он грубо схватил меня за руку и потащил куда-то в сторону. От растерянности я не замечала ничего вокруг и потеряла ориентир на местности. Он толкнул меня к какой-то стене, одним движением распахнул блузку, сорвал бюстгальтер и бросил в сторону. От него веяло чем-то животным, все движения его были резки и агрессивны. Он стал жадно целовать мою шею, грудь. А дышал так глубоко, будто ему не хватало воздуха и он сейчас задохнётся. Потом он расстегнул джинсы, поднял мою юбку, сорвал бельё и резко вошёл в меня. Видимо, его член был достаточно большого размера, я почувствовала боль и немного вскрикнула. Он двигался очень быстро и грубо. Его поцелуи сменились укусами. Он кусал меня и шептал: «Маленькая дрянь! Я научу тебя уважать мужчин!».

Почему я не сопротивлялась? Мне было больно, но всё моё тело так и вопило: «Возьми меня! Продолжай, продолжай!». Через несколько минут он перевернул меня лицом к стене. И также резко, не церемонясь, вошёл своим огромным членом в попу. Я почувствовала порыв, боль была дикая, но я не кричала.

Странные ощущения переполняли меня. Мне было больно и страшно, но я не хотела, чтобы он останавливался. Слёзы потекли у меня из глаз ручьём. В голове моей промелькнуло: «Наконец-то! Спаситель, ты освободишь меня!». И эти мысли ещё больше напугали меня. Он наклонил меня ниже, его проникновения были глубокими, от сильной боли меня вырвало. Я слышала, как он глубоко дышал и стонал от удовольствия. Юбки на мне уже не было, наверное, он и её сорвал. Я стояла абсолютно голая, загнутая раком и рыдала взахлёб, но не сопротивлялась, не перечила и не кричала. Почему… Почему… Почему я так себя вела?

Потом он бросил меня на холодную землю и снова вошёл. Он смотрел на меня каким-то одичалым взглядом, будто безумный. Может быть, из-за слёз или просто я уже не осознавала реальность, но в глазах его я не увидела зрачков. Он бился об меня своим тазом не щадя. Точно молоток забивает гвоздь в стену, он хотел всё глубже и глубже проникнуть в меня. Казалось, что член его уже прорвал мои органы. Мне было больно и с каждым разом становилось больнее.

Ты красивая! – вдруг сказал он, – Ненавижу красивых женщин, надо это исправить.

Я уже плохо соображала к тому времени, но видела, как он из кармана достал нож и с размаху полностью вонзил мне его в левое бедро. Я громко закричала. Потом второе бедро. И тут меня прорвало. Я кричала, брыкалась, пыталась вырваться: «Не надо! Хватит! Остановись! Прошу не надо, мне больно!». Он начал полосовать моё тело ножом. Все мои попытки сопротивления были тщетны. От боли я уже ослабла и даже криков моих было недостаточно, чтобы их услышали. Голос охрип, а потом и вовсе пропал. Сознание помутилось, я помню ещё несколько глубоких ножевых ударов. Он пару раз перевернул меня и что-то говорил. Я больше не сопротивлялась, не кричала и слёз уже тоже не было. Я лежала, не двигаясь, еле дыша. А вот его, на удивление, силы не покидали, он словно забирал мою жизнь себе и почти с тем же энтузиазмом продолжал. Но у меня всё уже так опухло и онемело, что я не чувствовала его внутри. Глаза мои закрывались, но сделав последнее усилие, я всё же открыла их. Последнее, что я слышала – крики: «Шлюха! Дрянь! Хочу тебя и ненавижу за это!». Последнее, что я видела, как он правой рукой высоко держал кирпич. Я знала, что он убьёт меня и посмотрела в его глаза. На сей раз в них были видны зрачки и ещё….слёзы, они лились без остановки, он плакал. Наверное, он забрал не только мои силы, но и боль мою тоже забрал.

Наша встреча была роковой и короткой, но это был единственный мужчина в моей жизни которого я запомнила. Я помню в нём всё. Его лицо, его тёмные волосы, голубые глаза, чувственные губы, которыми он целовал меня, его голос, его слова, сильные руки, которыми он крепко держал меня, я помню его внутри. Помню ту боль, тот страх и как временами во мне вспыхивали искры радости. Но все эти долгие годы моих скитаний, я проклинала его, а вместе с ним и всех остальных мужчин. Так было до вчерашнего вечера, пока я не встретила здесь её. Мою мать. Я видела её издалека, она постарела и уже не такая красавица, какой я её помню. Она бродила по улицам, пытаясь найти хоть кого-то знакомого. В лице её отражалась растерянность. Она ещё не знает, что умерла. Я не решилась подойти, ей нужно ощутить всё это одной, как когда-то сделала я. Её облик взбудоражил все мои спящие чувства, таинственные чувства, которые я скрывала сама в себе, сама от себя.

Женщины могут странным образом влиять на мужчин. Как моя мать на отца. Он всю свою жизнь положил к её ногам, а она как смеялась над ним при первой встрече, так и продолжала смеяться всю жизнь. Я ненавидела его за это, за его слабость, за его мягкость, за его робость.

Я думаю, что тот мужчина не был насильником. Мы просто встретились в определённый час. Я вызвала его на поединок чувств. И мы оба проиграли и оба выиграли. Что было бы со мной, не встреть я его, куда бы завела меня та дорога – в никуда, это был тупик. О, как я виновата, как виновата!»

Её откровенность шокировала меня. На протяжении всего своего повествования она плакала. Я никогда ещё не видела таких горьких и чистых слёз, разве что у ребёнка.

Да, это была та самая девушка. Та самая, о которой я когда-то давно прочитала в газете. Та самая, о которой весь тот знаковый день я думала, которую оплакивала. И тут я поняла, что у нас было общее. Мы обе дичились мужчин, боялись как огня и избегали их. Мы пользовались обществом друг друга словно убежищем.

В чём заключалась моя тайная откровенность, я до конца ещё не познала. Я недолго пережила её. И по иронии судьбы смерть приняла тоже от рук мужчины. Мне было двадцать три, когда меня сбил междугородний автобус. Он нёсся на бешеной скорости. И на красном, а для пешеходов, то есть для меня, зелёном светофоре по требованию, просто не успел затормозить. Меня размазало почти всмятку, в фургоне скорой помощи по дороге в больницу моё сердце остановилось. Что стало с водителем, даже не знаю. Я больше никого не видела знакомых мне до аварии, ни родителей, ни друзей, хоть их было и мало, никого.

Как называлось то место, где мы обитали, я не знаю. С виду ничего не изменилось, всё тот же город, все те же улицы, всё тот же дом. Но обитатели другие вокруг, хоть и похожие на обычных людей. Вроде и солнце также ярко светило, и радуга играла переливами своих насыщенных цветов. И небо, со своими верными спутниками воздушными облаками и тучами, поражали своей глубиной и могуществом. Но не было уже того ощущения счастья, радости и искреннего удовольствия от всего этого. Все чувства здесь как будто намеренно притуплялись. Я не сразу поняла, что случилась, только пообщавшись с местными, догадалась. И на удивление спокойно перенесла это осознание. Хотя здесь было не принято плакать.

После нашего разговора моя подруга ушла, мы расстались, как обычно. Но больше я никогда её не видела. Я пыталась искать её, но безуспешно. Её больше никто не видел. Пообщавшись с соседкой и рассказав ей о случившимся, а она уже очень давно живёт здесь. Я узнала, что попадая сюда, каждый должен познать свою тайну, всю свою жизнь до этого места и причину своей смерти. Обитатели плачут только тогда, когда рассказывают свои тайны. Говорят, что душа в этот момент очищается и готова снова воплотиться в мире живых. Но здесь не принято о них рассказывать кому-то, это приносит невыносимые страдания и редко кто отваживается заново пережить всё то, что его больше всего тяготит. Некоторые обрекают себя на вечность бессмысленного существования.

Как-то раз, прогуливаясь и тоскуя по моей ушедшей приятельнице. Вспоминая, как мы весело проводили время, обдумывая, где она может быть сейчас. Я забрела в ранее неизвестный мне заброшенный район. Полуразрушенные дома – красивый вид угасающей старины, в этом тоже есть своя прелесть. Один дом мне особенно понравился. Наполовину прогоревший, весь чёрный от гари, а зола покрывала стены этого дома так эстетично, будто кто-то сверху посыпал его серебром. Заглянув внутрь, я немного разочаровалась. Там было просто темно, грязно и пыльно. Уцелел лишь письменный стол. Красивый, крепкий, из толстого дерева, покрытого лаком. Он даже после пожара сохранил свою привлекательность. Осмотрев несколько его ящиков, в одном из них я обнаружила наполовину обгоревшую записку: