Рождественские и новогодние истории

– Иванушка! – рассыпался серебром крик Снегурочки над равниной снежной.

Глава одиннадцатая. Решение Снегурочки

Застыли все, стояли не шевелясь. Дед Мороз никак не ожидал этого от сына своего названного. Перестал хмуриться, опустилась рука с посохом. Старуха ахнула, лишаясь чувств, а старик подхватил ее, поддержал и раскрыв глаза широко, смотрел на происходящее перед глазами его. Замерла будто и природа вокруг – птицы умолкли, снег перестал идти, звезды в небе пропали, закрыли их тучи.

– Что же ты наделал, Иван? – с горечью сказал дед Мороз.

А Снегурочка… Взглянула на родителей милых, а они на нее взглянули. Убрала руку от губ и подошла медленно к нему.

– Иванушка, что же ты? – тронула его за плечо Снегурочка. – Дедушка хотел в батюшку, матушку попасть, – оглянулась она на Деда Мороза, – а заморозил тебя… Как же он мог тебя заморозить, если ты – Ледяной?

Ничего не отвечал Иван, да и как ответить ему?

– Значит, не так это. – опустила голову Снегурочка, убрала руку.

– Все же человеком он был. – Дед Мороз отозвался. – А такое пережить человек и в живых остаться не может.

Повернулась к Морозу Снегурочка. По щекам у ней снежинки скатывались одна за другой.

– Что же у тебя за сердце такое злое, дедушка? Зачем хотел ты заморозить моих родителей милых? Какое зло сделали они тебе?

Помолчал дед Мороз и ответил:

– Всю жизнь хотел я внучку такую, как ты, Снегурочка. Ты ведь из снега как и я сделана, из холода, не из крови и плоти человеческой, не родители они тебе! Жизнь мою, радость, себе присвоили.

– А заморозил ты сына своего названного. И ни одной слезы не проронил. Не любишь ты никого, дедушка.

– Не хотел я этого. Плакать не могу я, внучка. Сердце мое снежное, нет в нем ничего человеческого.

– Отчего же я плачу?

Не смог ответить на это Дед Мороз. Опустила глаза Снегурочка, помолчала.

– Стало быть, всему я виной. Кабы я была сейчас ледяной заместо Иванушки, все бы решилось. Но не вернуть время вспять. Расколдуй Ивана, дедушка.

– Не могу я этого сделать. Теперь он просто лед.

– Неужто совсем ничего нельзя сделать?!

Помолчал недолго дед Мороз и ответил:

– До зари лед дойдет до его сердца. Не выдержит оно льда, и Иван умрет. Совсем.

– Значит, жив он еще?

Посмотрела Снегурочка на Ивана, но глаза его застыли и не двигались. Однако, едва заметно мелькнула в них голубая искорка.

– Но если поменять его сердце на снежное, сможет он ожить, – говорил дальше Дед Мороз. – Только человеком он уде не будет, и чувств никаких человеческих не будет иметь. Станет таким, как… я.

Дед Мороз мог бы отдать свое сердце, но не хватало у него на это духу.

– Я до весны растаю. Так пусть мое сердце снежное хоть службу сослужит!

– Подумай, Снегурочка, внучка!

– Нечего тут думать да раздумывать, дедушка. Помогать человеку мысли не нужны. Дела нужны.

– Поди сюда, дочка. – услышала она голос старика.

– Не отговаривайте вы меня, батюшка. – подошла послушно она к родителям своим. – Я уж все решила.

– Не буду, дочка. – сказал старик дрожащим голосом, протянул руку к щеке Снегурочки, но так и задержал ее в воздухе. Ведь если коснется, начнет таять его дочка. – Хоть Мороз и стер все воспоминания о тебе, сердцем чувствую, что ты кровиночка моя. – и градом полились слезы из глаз старика.

– Батюшка…

– Доченька. – прошептала старуха, а Снегурочка только склонила голову. – Спасибо вам за доброту, за то, что любили меня, за то, что были моими добрыми родителями.

Молча подошла она к Ивану снова, встала напротив него. Наклонил Дед Мороз голову и уперся лбом в посох. Нахмурился, глаза закрыл. И тихо снежок посыпал вокруг.

Протянула она руку и приложила ладонь к ладони его протянутой руки, а вторую – к его груди, там, где у людей сердце. Смотрела на Ивана Снегурочка, а он смотрел на нее. И начали ее белые пальцы покрываться льдом, и руки и плечи, но не дрогнула Снегурочка, только из глаз катились снежинки. Не было ей ни страшно, ни больно. Старуха отвернулась, уткнулась лицом в мужа, а тот только гладил ее по голове.

Прошло немного времени, и Снегурочка скрылась подо льдом.

Небо уж начало светлеть, а звезды блекнуть. Продолжал снег идти, и на двух ледяных фигурах оставаться, укрывая их как шубой. Только не грела совсем эта шуба.

– Ничего не происходит, Мороз. – счел долгом своим сказать старик. – Уморил обоих детей, окаянный!

Нахмурился Дед Мороз, приподнялся ветерок слегка, снег закружил, поднял он голову.

Глава двенадцатая. Стать человеком

Заря уж занялась. Старуха плакала. Но светлеть начало еще прежде первого случа солнечного. Шел свет от Снегурочки, а затем и от Ивана. И такой был свет, что смотреть было нельзя. Зажмурился старик, прикрыл глаза рукой, а потом вдруг послышался такой треск, словно сосульки попадали разом со всех крыш, разлетелся лед от них, так что пришлось им и пригнуться со старухой, а когда свет поугас, увидели они Снегурочку и Ивана живыми и невредимыми. Сжал руку Снегурочки Иван, которую к его ладони она приложила и сказал:

– Снегурочка, милая, спасибо тебе! Спасла ты меня!

Но что это? Ни инея, ни льда на волосах Ивана, кожа порозовела, и Снегурочка казалась не такой уж белой… Волосы ее белоснежные стали как весенние лютики, а у Ивана, что каштаны дикие осенью. Глаза только остались теми же: Ивана голубые как вода студеная, а Снегурочки синие как небо.

Не мог понять Дед Мороз, отчего не стали они существами снежными, а людьми оба стали. Да и сам он понял, что не спас Ивана потому, что не хотел становиться человеком. Пришлось бы ему и людям тогда сострадать, и любить научиться, и сердце бы его страдало. Да и власти прежней бы как ни бывало. Нет, не мог он променять свое холодное сердце на человеческое. Смотрел он на то, как старики обнимаются со Снегурочкой, с Иваном, да и взял свой посох, своих слуг верных и уйти хотел.

– Погоди, дедушка. – сказала Снегурочка и поклон сделала. – Спасибо тебе за все это, ведь если бы не ты, не стать нам с Иванушкой людьми.

– Да ты что, внучка, шутишь?! Я ведь чуть не угробил всех вас! А ты мне еще и кланяешься?! Совсем голова у тебя заморозилась.

– Да уж точно ничего хорошего от тебя не видели. – заметил старик.

– Хоть и нелегко говорить мне это, – отвечал дед Мороз. – Но простите меня, коли сможете. Дров я наломал… будь здоров.

Повинился Дед Мороз, ну, а все его простили: коль все хорошо кончилось, чего ж не простить?