Лицей 2017. Первый выпуск (сборник)

…Арина сказала только:

– Бедненький. Это больно?..

– Ничуть. Но, к сожалению, заразно. А еще неизлечимо, да.

– Я могу спросить, как это случилось? – осторожно спросила прежде казавшаяся мне диковатой Арина (и откуда в ней столько такта вдруг нашлось)?..

– Как я заразился? Меня родила инфицированная женщина. Что ещё сразу объяснить, чтобы постоянно одни и те же вопросы не всплывали?

Она замялась:

– А сколько… сколько…

– Сколько я проживу? – уточнил я. – Не знаю, и никто не знает. Говорят, есть такой вариант, что можно мучить планету весь свой биологический возраст…

– Ну и прекрасно, – пожала плечами Арина. – Ты мне только дай что-нибудь про ВИЧ этот твой почитать или видео какое посоветуй посмотреть… Для общего развития. Не, ну про презервативы я знаю, конечно, а больше ничего…

– И еще что от СПИДа умер Меркьюри, да?

– И Айзек Азимов, – добавила Арина.

Она задёрнула шторы.

Арина поселилась у меня. Ее мама и правда была не против. Фантастика – ведь мы были знакомы всего несколько дней.

– Шестнадцать лет – это, в общем, нормальный возраст, чтобы жить с мальчиком, – излагала Галина Геннадьевна у меня на кухне свою позицию. – Не запру ж я её дома, если она так влюбилась… Главное, предохраняйтесь… Она для ребёнка еще мала, да и тебе-то всего восемнадцать. Ты не думай, что я от Аришкиных дел отстраняюсь – я ей 500 рублей в неделю буду давать и всё ей покупать, что надо – ну, одежду, учебники… В школу буду наведываться, если надо. И к вам буду заходить. Ну, по звонку, конечно…

Она говорила торопливо – внизу, в машине её ждал тот самый Володя, Аринин новоиспеченный отчим.

– Противно, – сказал я Арине, когда ее мама ушла.

– Ты о чём?

– О том, что она ко мне хорошо относится до того момента, пока не знает, что у меня ВИЧ.

– Это конечно… – согласилась Арина. – Но ведь и ты не готов говорить о ВИЧ, как об обычном заболевании. Ну, как если бы у тебя был диабет. Представляю, как ты боялся мне об этом сообщить… Начни с себя.

Я медленно закипаю. Я закипаю? Это интересно.

– То есть я сам виноват, что с детства меня в хлорную яму затаптывают? Так?..

– Ты виноват в том, что чувствуешь себя виноватым. Ясно тебе? Или я непонятно объясняю?

До меня начало доходить. Она была, конечно, права, но я привычно юродствовал.

– Ну, теперь я жду пару заключительных выводов из американской психотерапии, что надо полюбить себя и блаблабла, – проворчал я.

– Вот ты смеёшься, а ведь это так и есть, – укоризненно сказала Арина. – Иногда самая попсовая истина из какого-нибудь тупого паблика “ВКонтакте” оказывается настоящей правдой. Но мы слишком умные и циничные, чтобы это принять, да?

Она всё это говорила вроде бы между делом. Мы как раз в четыре руки чистили ванну, ещё в прошлом веке покрывшуюся колкой ржавой чешуей. (С Арининой подачи мы активно приводили запущенную квартиру в порядок: “Твою болезнь я не вижу, а вот квартира твоя точно больна”, – говорила мне она, и мы переклеили обои, покрасили подоконники и даже перестелили линолеум). И я все эти дни ходил с блаженной улыбкой: со мной рядом не девчонка шестнадцати лет, а генератор мудрости и душевности. За что мне такое счастье? Может, я правда клевый чувак, и действительно этого достоин?..

– Я люблю тебя, – сказал я.

Нечаянно сказал, представляете? Само вырвалось.

– Чего? – переспросила она и отвлеклась от неподатливой ржавчины, взглянув на меня будто бы удивленно.

– Да ничего, – смутился я.

В её стиле было бы сказать на это что-то типа: “Спасибо, конечно, а я-то думала, между нами только секс. Может, пивка?”, – но она ответила очень серьёзно:

– Я тебя тоже.

Вот и всё, сюда, в мою ванную, можно было звать тетеньку из загса, священника, да хоть Господа Бога.

Мы откусили наш кусочек вечности.

Каждые три месяца в СПИД-центре меня ждал Санпалыч, главный инфекционист. Он называл меня “старина”. Конечно, мы же уже восемнадцать лет знакомы.

В этот раз я пришел к назначенному времени, а его не было. Пришлось ждать в коридоре. Образовалась очередь. Двое явных гомосексуалов (когда я был ребенком, они составляли куда более обширную часть моих товарищей по диагнозу, а теперь теряются на общем фоне), с десяток девчонок и парней, с виду обычных студентов, несколько серьёзных, будто утюгом приглаженных мужчин около сорока, а ещё молодые мамы с детьми на коленках… Некоторые из них мне наглядно знакомы – посещения инфекциониста у нас примерно в одни даты, мы обмениваемся кивками и дежурной фразой “Ну, как клеточки?”.

Особняком держалась женщина ближе к пятидесяти годам. Думаю, это один из ее первых приходов в СПИД-центр – на ней не было лица. Ничего, привыкнет. Это теперь на всю жизнь.

– Как думаете, может, мне противотуберкулезную попить? – спрашиваю я Санпалыча.

– Так у тебя же нет туберкулёзных проявлений уже года три. Зачем? Что-то беспокоит?

Я замялся:

– Да нет…

– Ну тогда с противотуберкулёзными подождем пока. Клетки хорошие, иммунный статус приличный. А настроение как?

– Прекрасное, – улыбнулся я.

Он поднял на меня глаза.

– Влюбился, что ли?

– Ну, типа того, – хмыкнул я. – А всё-таки, Санпалыч, может, изониазида мне, а?..

– Смотри сам, но я не вижу причин.

Он не знает, где я работаю. Если б я рассказал, то он не изониазид бы мне рекомендовал, а уйти из морга и искать другую работу. Я – в группе риска. Но я себя убеждаю – это же не значит, что я обязан заразиться. Главное, что у меня теперь есть деньги. Иметь деньги – это большое счастье, оказывается.

– Слушай, старина, ты мне вот что скажи, почему ты прием нашего нового психолога уже второй раз пропускаешь? Она мне жалуется на тебя, – говорит Санпалыч.

Я шумно выпускаю воздух из ноздрей.