Далекое Близкое

– Чтобы отгородиться от куда большего кошмара, друг мой, настоящего кошмара, который ваш разум попросту не способен принять. Примитивный человеческий разум бежал от него еще сотни тысяч лет назад, потому что эта простая мысль страшнее самой жуткой фантазии. Ведь куда больше демонов и чудищ человек боится достоверно узнать, что там, – палец Профа ткнул в потолок, – там ничего нет. И никого, кроме нас. Что мы – одиноки во всей вселенной.

– Замолчите, лао ши.

– Ни богов, ни демонов! Ни других разумных – только бесконечная пустота! Мы можем слать сигналы во все стороны, можем молиться, но ответа не придет никогда. Потому что мы – одни. Вообще одни.

– Замолчите!!

– Это путешествие было последней надеждой. Если подпространство – пусто, значит, искать больше негде. И оно – пусто. Ни космических кораблей, ни сверхъестественных существ. Мы – одни в пустоте. Нам никто не ответит из космоса. А после завершения жизни не будет ни рая – ни ада, ничего не будет. Мы конечны и смертны. Вот от чего вы защищаетесь этими своими кошмарами!

Казалось, Флегматик взорвется, но он только замер в какой-то перекошенной неестественной позе, так и не дойдя до стола. Будто он попросту сломался. Так и было, наверное. Хорошо, хоть лица его в темноте не видно.

М]еня трясло, будто от температуры. Я попросту не понимал, что сейчас делать? Встать? Сесть? Лечь и сдохнуть? Или разреветься от ужаса, будто бы мне семь лет.

Больше никого нет. И ничего нет.

Я закрыл глаза, чтобы не видеть хоровода багровых теней, уронил голову на руки и буквально обнял стол. Холодный гладкий пластик – вот и все, что осталось в мире, и я держался за него, как за спасательный круг. Пока чувствую щекой столешницу – я жив.

– Сю Хао – жрет души, – монотонно бубнил азиат где-то там, где не было уже ни столов, ни реальности, – вытягивает их из еще живых тел. Из костей делает свирели. А мы сами прыгнули ему в пасть…

Программист тихо принялся напивать что-то заунывное на чужом языке. Медленное и ритмичное…

А потом раздался грохот и возня.

Я понял, что снова задремал. Встрепенулся, остро, до слез надеясь, что снова лежу на своей полке… Черта-с два. Открывшаяся картина была совершенно безумной в тусклом свете красных ламп.

– Что ты делаешь?.. – только и прошептал я.

Но ОТул, только что треснувший Профессора по голове все теми же клещами, которыми не вытаскивал осколок из плеча Флегматика, оставил вопрос без ответа. Он тащил обмякшее тело ученого со стула, схватив подмышки. Очки нелепо съехали на бок, а на шее – струйка крови, будто сбившийся на бок экзотический галстук-шнурок.

– Одного нужно отдать, – процедил техник сквозь зубы, сверкнувшие красными бликами в багровом освещении.

Красные зубы, красные глаза, и светящийся тем же кровавым оттенком форменный костюм. А кожа на их фоне – вовсе кажется черной. Я сам не понял, как включил фонарь, и узкий белый луч в ужасе заметался между гротескными фигурами.

– Вы с ума сошли?!

– Иначе все сдохнем!

– Но… Мы же цивилизованные…

– Ха! Цивилизация и гуманизм – это до третьего вечера, когда ты лег спать голодным. А то и раньше. А щас на карте – выживание. Пошел ты, Микки, ясно? Просто отвали и не мешай. И твои ручки будут чистенькими.

Флегматик тем временем без малейших возражений открыл стенд со скафандрами, все четыре – по количеству членов экипажа – висели на местах, не использованные. Азиат сорвал ближайший со стенда и на крючке осталась болтаться ядовито-желтая пластиковая бирка. Пломба – гарантия того, что скафандр не вытаскивали до того. «№4. Flyer Dream Suit. Mark-2» – жирные черные буквы и следом несколько японских иероглифов.

А потом я увидел нечто.

– Подожди-ка… – я подскочил к стенду, снова распахнул прозрачные дверцы. – Стойте же! Посмотрите!

ОТул не двинулся с места, а вот Флегматик обернулся.

– Не понимаю…

На перекладине с оставшимися тремя скафандрами болтались пять желтых бирок.

Пять.

Пустых.

Пломб.

А потом я прозрел. И всему безумие нашлось очень простое и разумное объяснение. Каждой ненормальной мелочи.

Галлюцинации из-за посттравматического синдрома, как и определил искин. И совершенно понятно, какое это было травмирующее событие. И почему мы стерли видео с камер и логи наблюдательных систем. И почему на ОТула такое сильное впечатление произвела обычная кружка. И почему я сам не в силах смотреть на полку над собственной. И что это был за заяц на борту с женскими губами. И главное – куда он (она? они?) делся потом.

Пять желтых бирок объяснили все.

Бездна была не снаружи. Она была внутри. В нас самих.

– Не понимаешь? – взвизгнул я, пиная от бессилия стекло отсека для скафандров. – Так включи, блин, свой мозг! У нас двойные каюты, двойные кресла! У нас непонятно чьи вещи по кораблю разбросаны! Посттравматический синдром! Ха! С чего бы это, действительно!

– Прекрати, сяо хо-цзы! – прикрикнул Флегматик, встряхнув меня за плечи.

– Да мы, походу, уже четверых по дороге до Марса наружу так же выкинули! – орал я в лицо азиату, чувствуя, как вязкая слюна вылетает изо рта при каждом слоге. – Вот откуда тут неопознанные вещи! Вот почему ты стер логи! Не было никакого демона! Не было – это просто психоз. Боже мой, мы поехали крышей и сами уби-и-и-или и-и-их… А тепе-е-ерь… Тепе-е-ерь…

– Если мы выжили в прошлый раз, избавившись от кого-то – это сработало, – негромко проговорил Флегматик, – сработало. Мы живы. Значит сработает и в этот раз.

Я сполз по дверце отсека на пол, хватаясь за голову, вцепившись в волосы скрюченными пальцами. Они не понимают.

Тем временем коллеги, не говоря ни слова, принялись упаковывать в скафандр тело Профессора.

– Это безумие… Проф – прав. Во всем, с самого начала. Вот тебе и разумное объяснение всему. Спятивший экипаж. Боже. Неужели вы вот так его вышвырните в космос, а? Прошу вас! Послушайте!

– Ты сам слышал Сю Хао. И не вздумай отрицать.

– Да этого – нет!! – заорал я. – Никакого Сю Хао! У нас – коллективный психоз! А вы! Вы убьете его! – лепет пацана, не больше.

– Почему – убьем? – безо всяких интонаций возразил азиат, помогая ирландцу. – У него есть шанс, и на шесть часов кислорода. Не меньший шанс, чем у нас, я бы так сказал, сяо хо-цзы.

Мужчины не слушали никаких уговоров. Словно уже и не люди были, зверье. По лицам пробегают красные сполохи аварийного освещения. Гротескные маски. Расчерчивают светящимися линиями. Не видишь кожи – только узор из красных световых пятен, перетекающих при любим движении. И все течет и беспрестанно изменяется. Словно бы лиц у них вовсе нет, есть только пустая форма, в которую вливаются сгустки света, заполняя, создавая нечто чужеродное, неестественное.

Потому что в демона снаружи верить проще.

Зашуршала гремучей змеей герметизирующая молния, загорелись зеленые индикаторы на шлеме. И я не очень хорошо помнил этот момент, кажется, я хватал ученого за скафандр, а меня тащили, а я упирался. И кричал что-то, называл коллег суками последними. Что-то такое было. Или не было. Там уже невозможно было отличить сон от реальности.

Воображение нарисовало картину так, словно бы я видел все наяву: снова открытый купол, я таращусь в бездну, а та затягивала в себя фигурку в белом скафандре. А потом диафрагма закрывается, потому что оно не хотело, чтоб люди видели, что оно дальше сделает с оставшимся.

Боже, только бы он был без сознания! Только бы не пришел в себя, когда…

Нет-нет-нет. Молчи. Не смей об этом думать. Никогда не смей.