Ты мои крылья

Наверное, хорошо, что больше она ничего не успела сказать. Теплые ладони сына легли на плечи.

– Не стой босиком на холодном полу, – упрекнул он ее прежде, чем подхватить на руки.

– Давайте я, – Равендорф шагнул вперед, чтобы принять из рук Мэла его ношу. Наама было зашипела и дернулась, чтобы вырваться. И замерла, поймав, наконец, шлейф излучаемых мужчиной эмоций.

Это было все равно, что окунуться в море летним вечером на закате. Тепло. Спокойствие. Сдержанная забота без малейшего оттенка гнева или похоти окутали душу мягким покрывалом. Захотелось расслабиться, прижаться к нему теснее, почувствовать себя маленькой девочкой в отцовских объятиях.

– Просто решил сменить сферу деятельности, – ответил он, бережно прижимая к себе демоницу. – Если снова начнется война, и император призовет, я встану под его знамена. Но заниматься теоретической магией нравится мне гораздо больше, чем выслеживать и карать заговорщиков, – и уже обращаясь к Мэлу. – Адепт ди Небирос, вы останетесь к чаю?

Как он смеет быть таким невозмутимым?! Откуда взял столько наглости, чтобы предлагать свою заботу последней из рода ди Вине?!

Злость вспыхнула и потухла. Находиться рядом с проклятым анхелос было все равно, что принять обезболивающее после многих лет непрерывных мигреней. Слишком хорошо, слишком легко.

Чтобы он сдох, скотина.

– Боюсь, что мы вынуждены отказаться от вашего щедрого предложения, – пробормотала Наама, чувствуя, как ярость вытекает из нее, словно вода из дырявого кувшина.

– Боюсь, вам просто некуда идти, – жестко ответил мужчина, продолжавший держать ее на руках так легко, словно она ничего не весила. – Вы знаете своего бывшего хозяина. Андрос ди Небирос не смирится так просто. Он поднимет на ноги всю страну, наймет сотни ищеек. Вам нужно убежище, чтобы переждать хотя бы несколько первых месяцев. Я сотрудник отдела безопасности, пусть и бывший. Мой дом в реестре особо охраняемых, на нем защита, блокирующая любые шпионские чары. А если ищейки настолько обнаглеют, что вломятся, я смогу вас защитить хоть от самого ди Небироса. Поэтому, если действительно хотите стать свободной, останетесь здесь.

Он был прав. Даже больше, чем просто прав. И что с того, что император подписал помилование? Андрос не отпустит ее никогда. Она – его одержимость, проклятье, болезнь.

Кто вступится за бывшую рабыню? Кто рискнет пойти против второго по богатству и влиянию демонов в империи? Разве что Мэл. Но она не допустит, чтобы сын снова пошел против отца ради нее…

Вопросительный взгляд Армеллина остановился на ней.

– Наама?

От того, что он снова не назвал ее матерью стало больно. А потом демоница почувствовала глухую усталость.

– Все хорошо. Иди.

– Я позабочусь о ней, – пообещал Равендорф, и Наама с удивлением различила в его палитре эмоций горькую нотку вины.

Значит, правда. Не домыслы, не сплетни…

Не было бы рядом сына, она бы разрыдалась. Какая злая ирония – быть обязанной тому, кто виновен в смерти твоих родных!

Мэл не обнял ее на прощание. Кивнул, пообещал заехать на днях, как только найдет благовидный предлог, чтобы это не выглядело подозрительным, сел в машину и уехал.

– Поставьте меня, Равендорф, – резко бросила Наама, когда силуэт “Циклопа” растворился в ночи, а ворота гаража снова медленно опустились.

– Не говорите ерунды, ди Вине, – в тон ей отозвался мужчина, направляясь к лестнице, ведущей в дом.

***

Он отпустил ее уже за дверью, когда бетонный пол сменился паркетом, укрытым сверху ковром. Вынул из шкафчика у стены пакет, протянул Нааме.

Демоница заглянула внутрь и подняла озадаченный взгляд на мужчину.

– Тапки? Вы издеваетесь или просто боитесь за паркет?

Его губы дрогнули, аура расцвела теплыми, чуть покалывающими искрами, ощущать которые было одновременно приятно и обидно.

Он смеется над ней?!

– Нет, – голос безопасника звучал убийственно серьезно. Она бы даже поверила, если бы не насмешливые искры в серых глазах. – Просто так удобнее. Никогда не понимал этой моды аристократии ходить по дому в туфлях. Хотите чаю?

И сам переобулся под ее недоверчивым взглядом. Наама, немного поколебавшись, последовала его примеру. Надо же… Тапки.

Теплый плюш обнял и согрел озябшие пальцы. Удобно, приятно. Хотя в сочетании с ее платьем и смотрится диковато.

Снова навалилось чувство неуверенности и страх перед будущим. Грейторн Холл Наама за тридцать лет изучила до последней трещинки на антикварной мебели. В доме Равендорфа все казалось чужим и смехотворно тесным после просторного поместья.

А Равендорф продолжал удивлять своей эксцентричностью. Вместо того чтобы велеть прислуге подать чай в гостиную, он отвел Нааму на кухню, где самолично занялся заваркой. Демоница задумчиво вертела в руках чашку из императорского фарфора ручной росписи и угрюмо молчала, пытаясь понять, как вести себя с этим мужчиной.

Свободна на словах, а на деле мало чего изменилось. Наама по-прежнему полностью зависима от врага и не имеет права ступить за порог его дома.

Чего ждать от бывшего безопасника? И зачем ему вообще все это нужно?

Последний вопрос она, немного поколебавшись, задала вслух.

– Потому что так правильно, – ответил он, разливая по чашкам бледно-желтый напиток. – С вами поступили несправедливо, когда отдали ди Небиросу.

– Можно подумать, кого-то в этом мире волнует справедливость.

– Меня волнует.

– Ах да. Вы же у нас рыцарь! Спаситель несчастной девы, томившейся в плену у чудовища, – с неприкрытым сарказмом протянула Наама. И съежилась, ожидая ответной гневной вспышки.

Он не изменился в лице, не впился в губы грубым поцелуем, больше похожим на укус. Не дернул за волосы, чтобы поставить на колени, утверждая свое право делать с ее телом все, что пожелает. Просто в теплые переливы ауры вкралась гнилостная нотка вины и застарелой душевной боли, от которой стало горько на языке. Наама скривилась и отхлебнула чай, обжигая рот.

Проклятые анхелос с их проклятым отсутствием ментального барьера! Мог бы носить фризер, чтобы не вываливать на нее все содержимое своего богатого внутреннего мира! Все равно ее демоническая сущность отсечена, и питаться его эмоциями Наама не может.

– Нет, я не рыцарь. Я человек, который в свое время очень неосмотрительно раздавал советы и сейчас пытается исправить последствия сделанной ошибки, – все так же спокойно ответил Равендорф.

В его словах снова скрывался намек, значения которого Наама не поняла, а переспрашивать было ниже ее достоинства. Поэтому она уцепилась за оговорку.

– Человек?

Он пожал плечами.

– Я привык так себя называть.

– И сложно притворяться, Охотник.

Тот бестрепетно выдержал ее гневный взгляд.

– Не сложно. Моя жизнь ничем не отличается от жизни простого человека.