С жизнью наедине

Лени натянула джинсы, большой свитер, спустилась, обулась и вышла во двор. Папа сидел в этой штуке на сваях, похожей на собачью будку. В запаснике. К остову была прислонена лесенка из бревен, вроде той, что вела на чердак. Папа прибивал доски к крыше.

– Подай-ка мне вон те пенсовые гвозди,[33 - Маркировка гвоздей в Англии и Америке.] Рыжик, – скомандовал он. – Несколько штук.

Лени схватила синюю жестянку из-под кофе, полную гвоздей, и забралась по лестнице к папе. Выудила из банки гвоздь, подала ему.

– У тебя руки дрожат.

Он покосился на гвоздь, тот прыгал у него в кулаке. Папа был бледен, как лист пергамента, под глазами темные мешки, как фингалы.

– Я вчера перепил. Не выспался.

Лени встревожилась. Не выспавшись, папа места себе не находил. Правда, до сих пор на Аляске он спал превосходно.

– С перепоя вечно такая фигня, Рыжик. Мне, конечно, не следовало нажираться. Ну да что уж теперь. – Папа загнал последний гвоздь в замшевую рабочую перчатку, из которой сделали дверную петлю. (Марджи-шире-баржи посоветовала – на Аляске все мастерили из того, что под рукой.)

Лени спустилась по лестнице и спрыгнула на землю, гвозди загремели в жестянке из-под кофе.

Папа засунул молоток за пояс, приземлился рядом с Лени, взъерошил ей волосы:

– Ну что, мой маленький плотник?

– Я думала, я твой библиотекарь. Или книжный червь.

– Мама говорит, тебе самой решать, кем быть. Что-то там про рыбку и зонтик.

Ага. Лени это уже слышала. Наверно, очередная фразочка Глории Стайнем.[34 - Глория Мари Стайнем (р. 1934) – известная американская феминистка, журналистка, социально-политическая активистка.] Поди знай. Мама вечно сыплет цитатами. Для Лени в этом было не больше смысла, чем в том, чтобы сжечь хороший лифчик.[35 - Лени имеет в виду акцию протеста против конкурса «Мисс Америка» в 1968 году. На самом деле феминистки ничего не сжигали, они всего лишь демонстративно выбросили лифчики в мусорный бак.] С другой стороны, то, что в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году взрослая работающая женщина не может получить кредитную карту или открыть в банке счет на свое имя, тоже полный бред.

Миром правят мужчины.

Лени прошла за отцом от запасника к веранде мимо каркаса нового парника и обтянутой мусорными пакетами импровизированной коптильни. По другую сторону дома в новеньком загончике клевали землю цыплята. На мостках, которые вели к курятнику, сидел петух.

Отец зачерпнул воды из бочки, брызнул в лицо, и по щекам его побежали бурые капли. Вернулся на веранду, уселся на нижнюю ступеньку. Выглядел он паршиво. Как после многодневного запоя. (Как в те дни, когда ему снились кошмары и он срывался.)

– А твоей маме, похоже, приглянулся Том Уокер.

Лени насторожилась.

– Нет, ты слышала, как он тыкал нам в нос своим богатством? «Если хотите, Эрнт, я одолжу вам трактор, а может, вас в город подвезти?» Говорил со мной через губу!

– А мне он сказал, что считает тебя героем и что правительство вас предало, – соврала Лени.

– Да? – Папа откинул волосы с лица. На загорелом лбу проступила морщина.

– Мне здесь нравится, – тихо ответила Лени и вдруг поняла, что это правда. За считаные дни она почувствовала себя как дома. В Сиэтле ей никогда не было так хорошо, как на Аляске. – Нам тут хорошо. Я же вижу, как ты счастлив. Только… не пей больше, пожалуйста.

Повисло напряженное молчание: Лени с мамой, не сговариваясь, даже не заикались при папе ни о выпивке, ни о скандалах.

– Может, ты и права… – Папа задумчиво глянул на нее: – Ладно, Рыжик. Поехали в школу.

* * *

Час спустя Лени стояла перед школой. Перебросила рюкзак через плечо и направилась к двери. Коробочка с завтраком била в правый бок. Плетешься нога за ногу, сказала бы мама. Лени и правда не торопилась на урок.

Когда Лени была у самой двери, та распахнулась и на улицу, болтая и смеясь, высыпала стайка школяров. Посередине шла Женева, мама Мэтью. Она подняла заскорузлые от работы руки и попросила всех замолчать.

– О, Лени, а вот и ты, – приветствовала ее миссис Уокер.

– Ты так припозднилась, я уж думала, не придешь. Тика не смогла выбраться, так что сегодня занятия веду я. Ха! Сама-то я школу окончила с трудом, что уж там скрывать, – она рассмеялась, – и поскольку мальчишки интересовали меня куда больше уроков, мы с вами сегодня отправимся в поход. Ненавижу в такой прекрасный день сидеть в четырех стенах.

Лени шла рядом с миссис Уокер. Та обняла ее за плечи и прижала к себе:

– Я так рада, что ты приехала.

– Я тоже.

– До тебя Мэтью от дезодорантов шарахался как черт от ладана. Теперь хоть одежду менять стал. Сбылись наши мечты – я о тех, кто с ним живет в одном доме.

Лени понятия не имела, что на это отвечать.

Они толпой спустились к пристани, точно слоны из мультика про Маугли. Лени почувствовала, что Мэтью смотрит на нее. Дважды поймала его смущенный взгляд и тут же отвернулась.

Наконец добрались до причала. Вокруг скрипели, покачиваясь на волнах, рыбацкие лодки. Миссис Уокер поделила учеников на пары и сказала, кому в какое каноэ садиться.

– Мэтью, Лени, ваше зеленое. Не забудьте про спасательные жилеты. Мэтью, проследи, чтобы Лени все правильно надела.

Лени сделала, как велели, забралась в каноэ и села на корме, лицом к носу.

Следом залез Мэтью. Каноэ под ним качалось и скрипело.

Мэтью уселся лицом к Лени.

Лени не очень-то разбиралась в том, как плавают на каноэ, но точно знала: Мэтью сел неправильно.

– Ты вроде должен сидеть лицом в другую сторону.

– Мэтью Денали Уокер. Что ты вытворяешь? – Мимо них скользнули на каноэ Женева с Малышкой. – На тебя что, затмение нашло? Помнишь хоть, как меня зовут?

– Мне надо поговорить с Лени. Я быстро. Мы вас догоним.

Миссис Уокер бросила на сына многозначительный взгляд:

– Только недолго. Ты на уроке, а не на первом свидании.

Мэтью застонал.

– Ну мам, ты вечно как скажешь…

– Я тоже тебя люблю, – ответила миссис Уокер, рассмеялась и погребла прочь. – Вперед, – крикнула она остальным, – плывем в Орлиную бухту.